Не измени себе

На следующий день Борис уезжал в Москву. Ему не хо­телось оставлять Чулкова в грустных размышлениях, а что Чулков расстроился всерьез, Борис это почувствовал.

— Вообще-то я представляю, что… вернее, о чем ты хотел сказать этой своей работой. Хотел лишь уточнить кое-что… А ты мне целую мораль…

Чулков недоверчиво взглянул на Бориса, вздохнул, но промолчал.

2

А пока Борис Дроздов набирался сил в Пятигорске, произошло событие, круто повернувшее судьбу Вальцова. Газеты, радио, кино — все средства информации в стра­не — заговорили о подъеме целины. Для Ивана Федосееви­ча это событие стало настоящим праздником, в решении этой проблемы и его, пусть и малая, заслуга. На другой же день после официального обнародования постановления о начале кампании по освоению целинных и залежных зе­мель Вальцов попросился на прием к министру и через час, несмотря на образовавшуюся сутолоку в секретариате, был принят.

—   Прошу послать меня директором любого совхоза в Казахстан или на Алтай, — сразу же после приветствия заявил Иван Федосеевич.

Министр молчал, жевал губами, чувствовалось, — он не ожидал такого оборота дела.

—  Посылать вас директором совхоза, Иван Федосе­евич,—наконец сказал он,—было бы непозволительной роскошью. Я хотел бы, чтобы вы заняли место одного из моих заместителей.

Вальцов удивленно поднял брови.

—  После всего случившегося — меня в заместители? Я думаю, что в должности директора совхоза мне легче бы­ло бы доказать правомерность своей напористости, когда отстаивал идею освоения залежных земель, таких важных и нужных нам.

—  Кто же сомневается, что вы справитесь с должно­стью?!

—  Так что же вас останавливает?

—  Я вам уже сказал свои соображения. В Центральном Комитете вопрос о вашем назначении заместителем мини­стра пока что остался открытым…

—  Лучше синицу в руки, чем журавля в небе. Уж на­чинать— так все сначала.

Министр поморщился.

—  Не будьте злопамятны, Иван Федосеич. Ваше теперь право меня осуждать…

Разговора по душам, на который склонял Вальцова министр, не получилось: преодолеть свое недоверие к сло­вам высокого руководителя Иван Федосеевич так и не су­мел. К тому же и с женой они твердо решили уехать в Ка­захстан.

После разговора с министром Вальцов побывал в ЦК. И опять оказанный ему там прием удивил. После всего-то, что было… А он огорошил их заявлением: хочет поехать на целинные земли директором совхоза.

—  Это что же?.. Вперед — назад. Да нет, мы не о вашей служебной карьере… О жизни вашей. Она ведь не только вам принадлежит.

—  Каждый директор совхоза на целине — это коман­дарм. От его знаний и опыта, от его таланта и воли зави­сит успех или провал всей задуманной операции, даже если она продумана высшим командованием до мельчайших подробностей.

—  Согласен. Но таких, как вы, Иван Федосеевич, у нас очень мало. Костюмчик для вас узок, треснет он по всем швам при первой же примерке. Отпускаем вас на целину временно. Максимальный срок — два года. Но и это слово могу не выполнить.

—   Надо ли сейчас гадать?

—   Надо, — твердо ответил собеседник. — За это время будет подготовлена соответствующая почва для вас.

—   А с работой жены на целине…

—   И об этом подумаем. В Кокчетаве, скажем, или в Петропавловске с кадрами преподавателей в вузах негу­сто.

Расстались дружелюбно, хорошо поняв друг друга. Но каждый втайне подумал: два года — это все же немалый срок…

…Через два дня Иван Федосеевич улетал самолетом в Алма-Ату в ранге уполномоченного ЦК КПСС. До кресла директора совхоза ему оказалось ой как далеко. Вальцову предстояло проявить себя в роли организатора и руководи­теля куда большего масштаба. Эта задача в общем-то бы­ла Ивану Федосеевичу вполне по плечу, и все же холодком оплеснуло душу.

…Провожать Ивана Федосеевича поехали Софья Га­лактионовна, Женя и только что возвратившийся с Кав­каза Борис. Мела первая ноябрьская вьюга. Шоссе, ве­дущее на аэродром, было исполосовано лентами наме­тенного снега. «Победа» на них подпрыгивала. Приш­лось снизить скорость, тем более что временем они рас­полагали,

—   А летная ли погода, Иван? — с беспокойством ос­ведомилась Софья Галактионовна.

—   Я звонил. Сказали: летная.

Сдали багаж, зарегистрировали билет — и вдруг объявили… вылет откладывается на полтора часа.

—   Вот что, други мои, закатимся-ка всей компанией в ресторан.

Идея всем понравилась. Настроение еще более повы­силось от того, как уважительно и ласково их принял метрдотель, который, как выяснилось, будто бы помнил Вальцова еще в форме генерал-майора.

У Софьи Галактионовны весело заблестели глаза. Она насмешливо посмотрела на мужа.

—   Вот когда обнаруживается, с кем связала свою жизнь. Надо бы поездить с тобой по московским ресто­ранам, может, и там бы вспомнили веселого генерала. Эх ты, гуляка!

А Вальцов искренне смутился. Он замахал на Софью руками:

—  Ну вот… Нашла весельчака в генеральской форме… Ну, может быть, заходил — перекусить. А ты меня по­зорить.

И Софью подкупила эта его искренность.

—  Ты, оказывается, и юношей можешь быть. Так оп­равдываются только в юности.

Софья Галактионовна ласково погладила мужа по ма­линово-красной щеке. А он поймал ее руку и грустно и нежно поцеловал. Софья вздохнула.

—  Чувствую, не раньше весны тебе выезжать, — ска­зал Иван Федосеевич. — Организационный период самый суматошный. Вряд ли за это время удастся в Казахстане свить семейное гнездо.

—  Вот и я о том же думаю. И знаешь, кто не дает покоя? — Софья взглянула на Бориса. — Вот этот «юно­ша» всю душу мою наизнанку вывернул. Как считаешь? Он на коне?

Борис живо взглянул на Вальцова, тот заговорщичес­ки ему подмигнул.

—  Если из-за него, можешь хоть сегодня со мною уле­тать.

—  А я ведь без тебя долго не выдержу… Через месяц– другой прикачу.

—  А ты разве полагаешь, я стану возражать?

—  Господи, такие славные слова…

—  Но учти. Уюта и, как говорится «удобствий» в сте­пи не найдешь.

—  И бог с ними. Нам ли с тобой привыкать? Как, ребятки, выдержат ваши старички новое испытание?

Женя и Борис весело заулыбались.

—  Тоже мне старички нашлись, — Женя с восхищени­ем поцеловала мать. — Ты ж у меня такая прелесть! Та­кая еще молодая.

…Увы, полтора часа пролетели скоро. Объявили по­садку.

Женя, встревоженная, вскочила.

—  Не торопись, красавица. У нас еще есть кое-что в запасе. — Иван Федосеевич разлил остаток коньяка в рюмки, а рюмку Бориса опять наполнил минеральной во­дой. И встал. — Чует мое сердце, родные мои, что все мы стоим на пороге новой, еще неведомой нам жизни. Кру­той у нас перелом. Надеюсь, что судьба и к нам будет благосклонна и принесет в наши семьи счастье. Во вся­ком случае, будем надеяться, что так оно и случится.