Без права на покой (сборник рассказов о милиции)

—  

В записной книжке Гераськина на букву «Д» записан этот же адрес и ряд цифр. Значение их пока неясно. Скорее всего, доля Дудникова. — Бардышев довольно протирал очки чистым платком.

— 

Это уж кое-что для начала беседы! — обрадовался Жуков.

А тем временем оперативные сотрудники, участковые инспектора, их добровольные помощники, дружинники, общественный актив милиции опрашивали оркестрантов из «Чайки», мать Пигалевой, жену Гераськина, наблюда­ли за пассажирами...

Фимка же в КПЗ терзался над своим вопросом: назвать следователю или не назвать Семена и Тамару?.. А если вместе с ними завалишь и Знакомого? Это опасение, как железные клещи, сжимало ему губы, угнетало до головной боли.

—  

Не отпустить ли нам Солуянова? — спросил Барды­шев.

—  

Надеетесь, что наведет? А если побежит предупреж­дать хозяина?..

—  

С ним нужно на чистоту, Евгений Васильевич. И задать задачку. Мужиком он показался мне стоящим. Захвачен чувством ложного товарищества, показного воровского братства... Нарисовать картинку: его преда­ли!..

—  

Вызывайте! Попробуем рискнуть.

Фимка настроился воинственно: или ордер прокурора на арест—или свобода!

— 

До каких пор...

Бардышев не дал ему закончить:

—  

Вспомнили приятелей? Имена, адреса, клички?

В голосе следователя Фимке почудились нотки

торжества. Заговорил менее пылко:

— 

Мне нечего вспоминать. Прокурор над вами — сроки жмут, а вы на нулях!

—  

Не скажите, Ефим

Сидорович. — Жуков присел на стул напротив. Широкое лицо его было утомленным. — Зря, Фимка, ерепенишься. Поверь мне, старому воробью. С вашим братом без малого тридцать лет воюю. Как считаешь, могу кое-что?

—  

Вам виднее...

— 

Тогда слушай, где совру — поправляй. С поезда вы явились на материну квартиру. Там сменили одежду. Прямым ходом в кафе «Чайка». Там встретили Семена Петровича Гераськина, по кличке Чабан. Он отвел вас к Пигалевой Тамаре Федоровне, кличка ее Томка-фикса. Правильно излагаю?

Фимка не скрывал удивления. Хлопал глазами, все больше вжимая голову в плечи. Загорелое лицо его покрывалось серым налетом.

Облизывал

сухие губы. Билась, как муха в паутине, горячечная мысль: «Влип! Прощай, свобода!». Противно хлюпало в носу.

— 

Ага.

—  

Не

ага, а так точно! — жестко заключил Жуков, вставая и переходя за стол. — Не был с нами откро­венным, себе повредил, гражданин Солуянов. Как слышали, обошлись без вас. Билеты вы реализовали фальшивые!

—  

Как же кореш мог?! — всхлипнул Фимка. — Он что, раскололся?.. Сам на меня?..

—  

Мог! Он вор и мошенник. Любитель пожить за счет ближнего своего. Под себя гребут и Томка, и Сенька, и хозяин твой!

—  

Вы и Знакомого забрили!

Вмешался Бардышев, видя растерянность Солуянова:

—  

У вас есть шанс, Фимка, помочь следствию.

—  

Что делать?

—   

Пока немного. Дадим вам справку, что вызывались как свидетель в милицию. Это для завода. Сами сейчас пройдете в кассовый зал и обязательно покажетесь жене Гераськина. Вот, мол, я — на свободе.

—  

А вы следом? — понял Фимка. — Подсадной уткой, выходит...

—  

Считайте, что так. Если нет, вот ордер, подписанный прокурором. Вы так хотели его видеть! А дальше вам дорога ведома: черный ворон, окна в клетку. Позабыт- позаброшен...

Согласился Фимка. Вдогонку Бардышев кинул:

—  

Комнату твоей матери, Фимка, обещали освободить.

Мимо ушей пропустил Фимка слова следователя.

Владело им одно страстное желание: встретить Чабана и избить до смерти, как шкодливую собаку! Отлупить его кралю!.. А там — будь что положено. Притопал в кассо­вый зал. Потолкался в очереди перед оконцем, где сидела Клавка. Потом — к окну дежурного по вокзалу, чтобы получше приметила, как свободно он разгуливает. И слов­но прирос к полу. Замер на полушаге, втянул голову в плечи. Заспешил вон из зала.

Бардышев огляделся: чего испугался Фимка?.. Возле оконца билетной кассы, припадая на согнутую ногу, топтался согбенный старик в темном плаще.

Дудников!

Испытание, лейтенант Бардышев! Что это, место заранее обусловленной явки? Или встреча случайная?.. Куда умелся Фимка?.. Что делает здесь Дудников?.. И все же Бардышев выскочил из кассового зала.

Фимка, увидя знакомого, струсил до онемения. Он знал: позади милицейский «хвост». А если Знакомый посчитает, что Фимка специально навел милицию на него? Это смерть! И он бежал по первой платформе, позабыв договор с Жуковым. Ему не было дела до Чабана и Томки-фиксы. Стремление исчезнуть из города оттеснило все другие чувства. По второму пути двигался грузовой состав. Фимка ловко зацепился за поручни, забрался на тормозную площадку, пугливо огляделся и присел на пол. Бардышев дождался, пока хвостовой вагон скрылся за поворотом к железнодорожному мосту через Самару. Вернулся в кассовый зал, но Дудникова там уже не обнаружил.

Полковник сердито глядел на Жукова. Пухлое лицо налилось краской.

—  

Кончили лирику! Беритесь за расследование убий­ства — весь сказ. Сами знаете, Евгений Васильевич, половина отдела в отпусках. Билеты вы размотали. Бардышев, кажется, толковый малый?..

—  

Приживается.

—  

Ну и ладненько. За дело!

—  

Фальшивобилетчики...

—  

Кончили! Теряете минуты, товарищ майор. Проку­рор извещен. Дежурный следователь, судмедэксперт — на месте. Труп — в электричке.

Жуков забежал в кабинет за сумкой. Там — Барды­шев.

—  

Убита женщина в электричке, — потерянно со­общил Евгений Васильевич. — Нам с вами, товарищ лейтенант, вести это «мокрое» дело.

—  

А билеты? А преступники?..

Жуков поморщился, как от зубной боли.

—  

Не акайте, Владимир Львович!.. Как повел себя Солуянов?..

—  

Фимка столкнулся у касс... с кем бы вы думали? С самим Дудниковым и сбежал.

—  

Ермилка брал билет?

—  

Не успел понять. За Фимкой, а он — на грузовом поезде, как полоумный.

— 

Де-ела-а-а!.. Берите машину, толковых дружинни­ков — и к Дудникову! Ищите зацепки по билетам. Вот ордер на обыск... А самого — сюда!

Вернулся Жуков с места происшествия часов в один­надцать вечера. Просматривал первичные бумаги, рапорт милиционера, сопровождавшего труп.

— Товарищ майор, помощник машиниста явился.

Жуков оторвал глаза от бумаг, снял очки в роговой оправе.

—  

Пригласите! — сказал он сержанту.

Молодой парень в форменном пиджаке с отличитель­ными нашивками на рукавах мял берет в ладонях.

— 

Садитесь!.. Давайте-ка вспомним, что вам известно по данному случаю. — Жуков включил магнитофон, предупредив об этом свидетеля. — Видели ли вы, где села в вагон Кузина?

—  

На этот рейс пассажиров бывает мало. Одета она была празднично — трудно не заметить. Уже включили фонари, и я обратил внимание на блеск украшений на ее шее. Это было в Водинской. А когда тронулись, машинист послал меня по составу проверить освещение. В третьем вагоне женщина сидела одна. Это точно! Остановились на сто семьдесят втором километре. Я уже был в хвостовом вагоне. Смотрю, из дубнячка метут двое. Рослый мужик и тоненькая, как гимнастка, девушка. Она — в темных очках. А ему я, признаюсь, позавидовал: туфли на высоком каблуке! Давно мечтаю иметь такие. Успели они сесть. Пошел в голову поезда. В третьем вагоне увидел троих. Женщина в украшениях и те двое. Говорили громко, но как я приблизился, замолчали. Женщина была расстро­енная, на лице красные пятна. Парень отвернулся к окну. Только длинные волосы завитками по вороту синей поролоновой куртки...