Страница 31 из 58
- Всё это клевета, бред... ваша воспалённая фантазия!!- наконец справилась с негодованием и вклинилась в диалог женщина.
- Тем не менее, вы хотите закрепиться именно в России и согласны даже на сельскую местность. К тому же вы рассчитываете, и не без оснований, на патологическую жадность и беспринципность нашего чиновничьего аппарата... Супруг, кстати, ваш чем сейчас занят, не обивает ли пороги чьих-нибудь кабинетов?
- Да как вы можете!... Мой муж сейчас в Москве, он там с нашими родственниками.
- Ну вот, наверняка и родичей сюда тянуть будете, хоть и сами на птичьих правах.
- Да как вам ... у вас ни души ни сердца!...- женщина вдруг разразилась рыданиями.
Старик болезненно поморщился. Женщина обмахнула слёзы и заговорила с ожесточением:
- Родственники, это моя мама и моя тётя, они обе старые и больные. Они сейчас под Москвой в пансионате живут. Господи, если это можно назвать жизнью... Полтора года там промучались. Мы вот уехали, а они остались и брат мужа с семьёй. Там сыро, холодно. Ещё одну зиму мама просто не перенесёт, её надо срочно забирать.
- Я вам сочувствую... Но ваши слова лишь подтверждают мои. Если мы сейчас дадим слабину и позволим вам поселиться, здесь через два-три года будет проживать не шесть, а десятки армянских семейств, пойдёт лавинообразный процесс.
- О чём вы, какой процесс? Мы никому не мешаем, мы ведь купили пустующие дома. Ну почему мы не сможем здесь жить в мире и согласии?- женщина искренне не понимала собеседника.- Мы ведь приехали не конфликтовать, а жить и работать, мы же не попрошайки, не нахлебники, мы же... У меня красный диплом, благодарнисти от Минпроса республики, больше десяти лет педстажа... Муж, у него что руки, что голова, он любую машину хоть собрать, хоть починить...
- Карина Вартановна,- укоризненно перебил гость,- опять у нас в огороде бузина... Я понимаю, вам претит сама мысль вновь сворачиваться и искать другое место. Но поверьте, это неизмеримо меньшее зло, чем перспектива видеть в обозримом будущем наших детей вышедших друг против друга с оружием... Не возражайте, это случится. Ваша колония окрепнет, в ваших семьях по многу детей, они подрастут. Десятка лет не пройдёт и вечером по станице нельзя уже будет пройти без риска быть оскорблённой именно на национальной почве местной русской девушке... Это неоспоримый факт, так всюду случалось там, где компактно поселялись вы, извините, за расхожий штамп, лица кавказской национальности.
- Нет, это уж вы!... Да как же вы можете говорить, что хорошо знаете кавказские народы!? Да разве можно всех валить в одну кучу!?... Лица кавказской национальности... Это для репортёров московских... мы для них как негры, все на одно лицо. Но вы-то, столько лет рядом с нами прожили и туда же! Как можно равнять народы, ведущие своё летоисчисление с древнейших времён, имеющих великую культуру и диких горцев, христиан и мусульман. Да это самое тяжёлое оскорбление, которое можно нанести нам.
- Успокойтесь пожалуйста. Поймите, я вовсе не хотел задевать ваших национальных чувств. Но парадокс в том, что когда дело доходит до бытовых конфликтов на национальной почве, вы все ведёте себя совершенно одинаково, и армяне с грузинами, при наличии в вашей среде высокоинтеллектуальной интеллигенции, и мусульманские горцы, которые действительно, наличием столь значительной культурной прослойки общества похвастаться не могут.
- Нет... это неправда!
- Это очень нелегко, в разговоре с представителем другой нации признать наличие отрицательных специфических сторон характера своего народа. В вашем возрасте я, пожалуй, тоже на это не был способен. А вот сейчас, на склоне лет вижу и осознаю во что превратился мой собственный народ.- Старик вяло, с сожалением махнул рукой.- У вас хоть хватка есть, жажда деятельности, а у нас? Вон ведь всё здесь растёт, то чем ваши торгуют, а что толку. Ваши на всех рынках от Москвы до Владивостока, а нашим до Ставрополя везти лень. Причём лень не в смысле нежелания работать, а в смысле нежелания торговать. Создали большевики из нас поголовно нацию рабочих, крестьян и сотрудников НИИ. Да не только из русских. Татары вон тоже, какая до революции торговая нация была, а где вы сейчас торгующего татарина увидете, всех опролетарили. А вы вот нет, устояли. Потому вы и зажиточнее, и лучше готовы к капитализму.
- Простите, но я не вижу связи,- женщина недоумённо пожала плечами.- Мы же не торговцы и вообще...
- Торговля это просто наиболее характерный пример, ведь человечество ничего не придумало более выгодного в плане личного обогащения. Вот вы упомянули, что в Армении мало пригодной для жизни земли. Да у нас её много, но если мы начнём сейчас её уступать, то рано или поздно погибнем как нация, для нас это вопрос выживания. С этой целью мы и возрождаем здесь традиции казачества. Хоть природных казаков в станице раз-два и обчёлся. В двадцатых годах ещё местных жителей за поддержку белых почти всех выселили, а сюда красноармейцев демобилизованных заселили, иногородних, пришлых. Но делать нечего, за неимением гербовой придётся писать на простой... Я потомок некогда выселенного отсюда казака, и я буду воспитывать здесь казаков из потомков тех красноармейцев, и не сомневайтесь, воспитаю, только бы Бог здоровья дал ещё годков на десять хотя бы. А теперь подумайте, вы же как бельмо в глазу нам тут будете... деятельные, гордые, неуступчивые...
5
Мать Тани с нетерпением ожидала припозднившегося на работе мужа. Пошёл уже десятый час, когда, наконец, к дому, хрипя и стреляя карбюратором подкатил серый от пыли ЗИЛ, и из кабины попрощавшись с шофёром вылез бригадир. Лет сорока с небольшим, с уже наметившейся лысиной и сединой, среднего роста, поджарый и высушенный солнцем – это и был отец Тани.
- Ну, слава те... приехал наконец,- встретила его на крыльце недовольная супруга. В красном халате, крупная, холёная, рядом с субтильным и заморенным за день работой мужем, она казалась барыней, ругающей своего дворового мужика.- Ты, наверное, сейчас во всём колхозе один до темна работаешь. Все уже дома давно, или вон бухие с обеда шляются.
- Это у вас в сельсовете там... давно уж дома,- устало и беззлобно огрызнулся бригадир, проходя на веранду к рукомойнику.
Сняв рубаху, под мышками тёмную от пота, он долго, не спеша умывался, потом тщательно вытер сравнительно бледный, по сравнению с загорелыми лицом и шеей, мосластый торс. На кухне его ожидал ужин. Берясь за ложку, спросил:
- Танька-то где?
- Будто не знаешь, с Толькой в огороде.
Бригадир сочно захрустел овощным салатом и отреагировал на сообщение жены понимающим кивком.
- Слушай, Сём, посоветоваться с тобой хочу...- начала было жена подойдя к окну и всматриваясь в быстро сгущавшиеся сумерки.
- Давай потом, как поем,- не выразил желание совмещать ужин с ещё чем-то бригадир.
Жена обидчиво надула губы и замолчала, уставившись в угол, где чёрным лакированным полукругом выступала печка-голландка. Бригадир продолжал есть: салат, затем борщ, затем картофель с мясом, яблочный компот он почему-то предпочёл молоку, отодвинув кринку на середину стола. На десерт дочиста общипал три виноградные кисти и объел до корок два больших арбузных ломтя. Жена его больше не беспокоила, знала, бесполезно. Лишь когда он поев, прошёл в самую большую из имеющихся в доме трёх комнат, застеленную зеленым паласом, с большим, пять на шесть, почти во всю стену ковром и попытался капитально расположиться на диване против телевизора, она, наконец, нарушила нелегко ей давшееся молчание:
- Поговорить надо.
- Насчёт Таньки, что ли?- он бессильно уронил тяжёлые, тёмные кисти рук с проступившими, набухшими венами.
- Да нет... я о другом. Слышал, Николай Степанович приехал?
- Ну и что?
- А то, что он сейчас у армяшек сидит... ну, у этих, которые образованные, что в василенчиховой хате поселились. Три часа уже не вылазит.