Страница 32 из 58
- И что с того...хочешь сказать, что там мужик в отъезде?- в голосе бригадира послышались бедовые нотки.- Так Степаныч-то не баловал вроде никогда, да и не по годам ему...
- Ты как тот шелудивый, который всё о бане. Неужто, не понимаешь к чему я? Уговаривает он её, понимаешь... ну чтобы съехали отсель... Дошло?
- Ааа,- безразлично протянул бригадир и тоскливо посмотрел на телевизор, тускло блестевший в полумраке кинескопом.
- Ну, и что ты думаешь?- в ожидании ответа жена подошла совсем близко и всем своим внушительным корпусом буквально нависла над расслабленным, полулежащим, кажущимся рядом с ней таким маленьким и бессильным супругом.
Но бригадир подумал совсем о другом. Относительная темнота и затянутые в материю халата формы жены, совсем рядом... Он, видимо, вспомнил их мякоть, глубину, то что за долгие годы совместной жизни так ему и не надоело, не приелось... то чего в нём, состоящим из одних костей жил и мышц не было совсем. В противоположном поле физически притягивает прежде всего то, чем не обладаешь сам, не всегда, конечно, но часто... Пропустив вопрос жены мимо ушей, бригадир, повинуясь вдруг возникшему желанию, резко выбросил вперёд только что бессильно лежащие руки и сильным рывком притянул её на себя. Та, никак этого не ожидавшая, неловко повалилась на мужа, забилась в стальных объятиях.
- Ты что, сдурел?... Пусти... больно же... Что ты как мальчишка?!...
Бригадир легко справился со значительно превосходящей его размерами и весом женой, сдавил... За окном стемнело и смеющегося, довольного лица бригадира видно не было. Жена же в данный момент не имела возможности испытать то же наслаждение. Её голова была занята совсем не тем, к тому же женщины, как известно, не так быстро возбуждаются. Ей было неудобно, и просто больно... в конце-концов она взмолилась:
- Ну, Сём... ну погоди.... Танька сейчас придёт, а мы тут... Давай поговорим, это важно.
Бригадир выпустил жену, и она, красная, растрёпанная, поправляя сбившийся халат, потирая части тела, наиболее "пострадавшие" в ходе этой скоротечной борьбы, поспешила отойти на безопасное расстояние.
- Прям как маленький, во,- она покрутила пальцем возле виска.
- А что разве такой уж старый?- блаженно потянулся бригадир, улыбаясь и откидываясь на спинку дивана.
Жена включила свет, занавесила шторы и посмотрев на мужа покачала головой:
- А то нет, посмотри, седой уж, с плешиной вон...
Она совсем не сердилась но... Но сейчас её слишком занимал совсем другой вопрос, и всяким, как принято думать, "баловством" можно успеть заняться когда-нибудь потом, на досуге.
- Так, что ты про армяшек-то думаешь?- вновь завела свою "песню" жена.
- Ох, хо-хо,- помотал головой, словно отгоняя наваждение, бригадир.- А что я должен думать, моё какое дело?
- Да ты что... как это какое?- жена всплеснула руками.
Широкие рукава халата на мгновение открыли её полные округлые локти. Глаза бригадира вновь было заблестели, но жена выражала такое активное возмущение его безразличной позицией, что он больше не решился попробовать её на ощупь.
- Ты же член этого... станичного Сбора, тебя же от бригады избрали. А вопрос об их выселении на Сборе как раз решать и будут,- втолковывала жена поскучневшему мужу суть дела.
- Знаешь, Мань, у меня от своих забот голова болит, а тут ещё об этом думать. Кто там сейчас главный у нас, Степаныч, или ваш этот в сельсовете? Вот пусть и разбираются.
- Да сельсовет уже всё, весь вышел. Наш председатель против Николая Степановича не пойдёт, я то уж знаю. А колхозному плевать, он не местный, наворует денег, да подастся в город.
- А может всё и так обойдётся, а? Степаныч их, того, уговорит, они и сами уедут.
- Ты, ей богу, как дитё... Да никуда они отсюда не уедут, коли силком не вытолкать. Сам посуди, сколько их кругом понаехало, до нас вот добрались. И хоть с одного места, они потом уезжали?
- Не Мань, не неволь меня, я в таких делах не больно... Да и не пойду я ни на какой Сбор.
- Как это не пойдёшь!?- жена грозно упёрла руки в бёдра и вновь нависла над мужем, будто собираясь его бить.
На этот раз у бригадира не возникло и искры желания притянуть к себе роскошную супругу. Извернувшись, он привстал, юркнул почти под локтем у неё, нервно прошёл в сени, пошарил в кармане пиджака, достал пачку сигарет, вернулся в комнату.
- Ну, не могу я, Мань, там, с ними!- с гримасой отвращения он стал разминать сигарету.- Они ведь опять начнут выяснять, кто какого роду, кто казацкого, а кто нет. А я там самый безродный получаюсь, со всех сторон красноармеец, даже назвали в честь Будённого.
Жена вновь всплеснула руками:
- Вот чудо в перьях досталось, нашёл чего стесняться. Да со всей станицы, из трёх тысяч, и сотни не наберётся тех, кто от казаков народился, больше врут. Сам-то Николай Степанович только по отцу казак. Ты сейчас не о том думай.
- А о чём?
- О том, что колхоз, может быть, разгонят.
- Ерунда, брешут всё.
- Брешут не брешут, а уже о земле поговаривают, рано или поздно, говорят, делить будут.
- Эт ты брось. Это вам там совсем уже делать нечего, вот и выдумываете чёрти что до обеда, а после обеда по домам,- бригадир раздражённо смял, так и не закурив, сигарету.
- А ты меня не попрекай, что толку, что ты с зари до зари на работе. Сейчас не поймёшь, то ли заплатят вам, то ли нет. А я, знаешь, сколь по дому с этого самого обеда сделать успела, и Таньку, вон, погоняла, не дала валяться, книжки читать,- жена возмущённо сверкала глазами на присмиревшего под её взглядом мужа.
- Да я не попрекаю,- пошёл на попятную бригадир.- По мне, сама знаешь, баба дома сидеть должна... Да вот всё не так в этой жизни устроено.
- В той Сёма, в той. Сейчас другая будет, пойми ты... Советской власти конец, а ты никак не допетришь, как надрывался на колхоз, так и надрываешься, сколь говорить тебе можно. Протри глаза, вокруг посмотри.
- Да брось ты Мань. Что ж теперь, и хлеб в поле бросить, шаровары с лампасами напялить, да выпендриваться?... Вон у меня бабы с температурой в поле выходят. Сегодня Клашке Бояровой говорю: иди домой, полежи, только тогда и пошла, а так бы и работала, кабы не сказал.
- Дура, понимаешь, дура твоя Клашка и таких дур и дураков у нас пруд пруди. Они и при Советской Власти вкалывали за дарма, и в новой жизни ничего иметь не будут, при всех властях в батраках... Ты-то таким дурнем не будь. Сколь я тебе про Дырдина говорила, а про Жулина или Садового. Кто они, и кто ты? А как живут? И дома новые выстроили, и машины заимели. Дырдин вон и сыну "Москвича" купил. Вот те и кладовщик. А ты бригадир, передовик, и что имеешь!?... Грамот штук сто, так ими разве что подтереться!...
- Ну ладно, мы тоже не самые бедные,- резко перебил вошедшую в раж жену бригадир. Та замолчала и с обиженным видом отвернулась. Бригадир тут же снизил тон и вкрадчиво, произнёс,- Погодить надо ещё Мань, мало ли что.
- Чего годить?- вскинулась жена.- Я ж тебе толкую, кто поумней, уже землю присматривают, из колхоза выходить. И опять Дырдин вперёд всех. А кто ж как не ты знает, где какая земля?
- Ну, у вас там, гляжу, не сельсовет, а прямо какой-то штаб революции... только это, капиталистической... Ты от меня-то что хочешь, чтобы я втихаря землицу нам присмотрел, что ли?
- Ох и упёртый ты, Семён... Я тебе каждый день об одном и том же, а ты... Не будь бараном, поактивней, на Сбор пойдёшь – выступи, не отмалчивайся. К Николаю Степановичу поближе будь, услужи, если надо. Он, понимаешь, он сейчас сила. Когда армяшек выселять решать будут, и ты своё слово скажи, и во всём соглашайся с Николаем Степановичем.
Бригадир мрачно опустил голову.
- Люди всё-таки, да и натерпелись они. Как их гнать-то, там ведь у них детишки... совестно, проговорил он после короткой паузы.
- Ах, жалостливый какой... А ты подумал, что здесь будет, как подрастут эти их детишки. Вон под Армавиром из Спитака после землетрясения беженцев приютили, слышал... Знаешь, какая там сейчас напряжённая обстановка? И выжить их оттуда не могут, не едут назад, не хотят. И так от них прохода нигде нет... за станицу выезжать страшно, кругом они озоруют. А если этих поселим, то и по улице не пройти будет. Ты о дочери, о Таньке подумай...