Страница 30 из 58
- Да тоже, в огороде с утра. Отец с матерью, как в поле уезжали, наказали сливы, яблоки, груши, что попадали пособирать. Потом картошку на усадьбе копал. Я гляжу у вас падалицы мало, а у нас этот год прорва, и почти все червивые, особенно яблоки. Вот весь день и пластался один.
- А что Васька-то, разве не помогал?
- Васька?- Анатолий повёл затёкшим плечом. Таня отняла голову и удивлённо посмотрела на его вдруг ставшее озабоченным лицо.- Слушай, Тань, ты в курсе, что в станице про этих армян говорят, которые дома у Федюковых, Василенчихи, Крапивиных купили?
- Да нет. Я вообще-то не интересовалась... Мама, правда, что-то говорила отцу, что-то там было у них в сельсовете, но я это так, вполуха слышала.
- Говорят, в эту субботу их парни на дискотеку приходили и вроде бы с ножами.
- Да... ко мне Оксанка Рудая забегала, она там была, говорила что тоже, но сама не видала. Ой Толь, мне даже думать про них не хочется, сразу настроение портится. Неужто, теперь из-за них и у нас покоя не будет? Знаешь, не хотела тебе говорить, когда после зимней сессии домой от Мин-вод ехала, столько страху натерпелась. Представляешь, попала, полавтобуса одних ингушей ехало, и сколько там нас девчонок русских было, ко всем приставали. Жуть, и никто из мужиков, что там ехали, им и слова не сказал, боялись,- Таня с нарастающим беспокойством смотрела на хмурящегося Анатолия и вдруг заговорила с мольбою.- Толенька, я тебя прошу, когда в училище поедешь, ради Бога, с ними не связывайся, что бы ни случилось!
- Ну вот, а сама говоришь, никто слова им не скажет, боятся. А мне что же?
- Да брось ты, мало ли что я сказала, жизнь дороже. Сам же знаешь, они же звери, убьют, или покалечат, и ничего им сейчас за это не будет, откупятся, или в Чечне спрячутся... Я тебя прошу, Толь, ради нас... а!?- голос девушки дрожал.- Поклянись!
- Ладно, ладно, ты уж так-то не переживай,- он был явно растроган.- Не такой уж я дурак, чтобы на рожон лезть.
- И это Толь... в форме не езди, положи в чемодан. Они, если в форме одного увидят, обязательно привяжутся.
- Ладно, посмотрю.
- Чего тут смотреть. Я завтра прямо к матери твоей пойду и её настраполю, чтобы в гражданском ехать тебя заставила. Сейчас ведь такие безобразия кругом. Вон, говорят, из станиц, что по Тереку, все русские, кроме стариков, сбежали, из своих домов. От чечен спасу нет. И нам, как нарочно, армян этих подселили.
- Ну, у нас-то до такого не дойдёт, у нас не то...
- Что не то, сегодня не то, а завтра то же будет,- не отступала Таня.
- Ну уж нет, по Тереку там же территория Чечни считается, а у нас-то настоящая Россия.- возразил Анатолий.
- А Мин-воды, а Кисловодск, а Пятигорск, разве не Россия? А знаешь, что там творится, кто хозяйничает!? Даже у нас в Ставрополе чечены и те же армяне орудуют, их группировки, мафия. Нашей шпаны, даже духу нет. То ли они её всю перебили, то ли под себя ...
- Да знаю я всё это,- с недовольной миной остановил её Анатолий.- Во Владикавказе то же самое. Но, думаю, у нас в станице до такого не дойдёт, здесь всё-таки не город... Хотя... чёрт его знает, может и права наша пацанва.
- Ты это про что?- сразу навострила уши Таня.
- Да так, тебе это не интересно.
- Скажи, скажи,- вновь легко перешла на игриво-капризный тон Таня,- а то обижусь.
- Да вон,- нехотя отвечал Анатолий,- на свалке клапан от движка раскололи и финки себе точат.... И Васька наш там, как же без него. Боюсь я за него. Если до драки дойдёт, кореша его разбегутся, а он же нет, даже если один останется. А все эти чёрные, они же раньше взрослеют, в пятнадцать лет наши ещё сопляки, дети, а те уже и ножом пырнут, и бабу завалят.
- Да, верно, те что в автобусе до нас приставали, мальчишки совсем были, многие моложе меня... Ой, что же теперь будет?-Таня прижала руки к груди и испуганно посмотрела на Анатолия.
- Не знаю, может, скоро и у нас тут ни танцев, ни гулянок по вечерам не будет. Вон во Владикавказе никогда и не было. Пытались как-то лет, наверное, тридцать назад в центральном парке организовать, так каждый раз резнёй межнациональной заканчивалось...
Станица жила обычной вечерней жизнью горячей летней поры. Кончился рабочий день у служащих и они чинно, не спеша расходились по домам, так называемые, сливки местного общества. Испокон к таковым относили людей, не занятых физическим трудом, а в советское время на селе, сумевших увильнуть от такового, пристроиться где угодно и кем угодно, лишь бы не в поле, не на ферме, не на скотном дворе. Впрочем, это вовсе не означало, что среди колхозных служащих оказались сплошь одни легкотрудники. Нет, за это говорило и то, что большинство самых богатых дворов и самых ухоженных огородов и усадеб принадлежало именно служащим, а не рядовым колхозникам. Почему?... Да потому что служащие свои силы в основном прикладывали именно на личных подворьях, не желая по дешёвке гнуть хребет на колхоз. Настоящие колхозники, то есть члены полеводческих бригад появились гораздо позже, ближе к сумеркам. Их привозили в открытых грузовиках, в которых перевозили зерно. Они выгружались пропылённые, по-степному темнолицие, шумно-многоголосые. Молодых почти не было. И мужчины и женщины, в основном в промежутке от тридцати до пятидесяти лет – их родителям, вымуштрованным в сталинские времена, было не до будущего детей, как говорится не до жиру... А вот они уже не те, нет, наши дети на колхоз горбатится не будут, хватит и того, что у нас и родителей наших жизнь украли... Где-то с началом Перестройки стало модно рассуждать об украденной жизни и тут же определился "вор", тоталитарный коммунистический режим, дошедший до своего логического конца за семьдесят с небольшим лет, до того, до чего самодержавие "ковыляло", аж несколько столетий.
Имелась и ещё одна существенная, хоть и немногочисленная часть жителей – о ней уже упоминалось – те, что играли в казаков. Они всегда были есть и будут, любители играть в подобные игры для взрослых, всё равно в какие: в казаков, пролетарский гнев, или борьбу во имя чего-нибудь... лишь бы не работать, ни дома, ни в любом другом месте, нигде...
К вечеру всё меньше назойливой магнитофонной музыки, попсы и рока, наступило телевизионное время. Служащие успевали к семи часам, к просмотру "Богатых", которые плачут, а вот те, что вкалывали в поле, только к "Санте-Барбаре", начинавшейся в полдевятого, да и то не все...
Белый день заметно померк и за окнами хаты, где продолжали объясняться старик и женщина. В дверях время от времени слышался какой-то шорох и нечто похожее на сопение, видимо, кто-то из детей, наверняка старший, подслушивал. Но женщина толи не замечала этого, то ли просто не обращая внимания, продолжала взывать к собеседнику, стараясь тронуть его сердце:
-... Мы ведь всю жизнь в Азербайджане прожили... сначала в Менгечауре, потом мужа по работе в Кировобад перевели. А сейчас мы оказались людьми без Родины. И вот представьте, заявимся мы в Армению, как вы советуете, где у нас нет никаких родственников. Дети по-армянски совсем не говорят, мы с мужем очень плохо, а там ведь этого не любят. И потом, Армения уже приняла полмиллиона беженцев, и мы... В общем, ни на жильё, ни на работу рассчитывать не придётся. Ну и, сами знаете, какое там землятресение было страшное...
Несмотря на то, что женщина вкладывала в слова всю боль своей души, взывая к чувствам гостя, он на этот раз довольно бесстрастно реагировал на них:
- Всё это так, в Армении сейчас, конечно, тяжело и вас там ждут не распростёртые объятия. Но ведь главная причина не в этом, а в том, что вы отлично научились жить в диаспоре, особенно среди русских. Вы дружны, у вас налажена взаимовыручка, здесь же аморфное, плохо приспособленное к грядущей рыночной эпохе местное население, разобщённое, в значительной части спившееся, как вы считаете. Среди русских вы, не без основания, рассчитываете вновь добиться относительного благоденствия... Нет, теперь вы подождите, позвольте мне закончить мысль.- Россия ведь большая, тут и возможностей больше, которые вы энергичные, деловые, конечно же не упустите. А что в Армении, маленькой, со скудными ресурсами, на шее которой висит воюющий Карабах, которая в составе Союза процветала только благодаря хитрой перекачке средств из союзного бюджете в свой, республиканский...