Страница 51 из 86
V. Биографический очерк II:
спутанность возвращается -
психопатология ночи
В начале этой книги я процитировал Зигмунда Фрейда и Уильяма Джемса, которые, как мне кажется, сильно и поэтично сформулировали, в чем состоит жизненный смысл идентичности (или в чем он должен заключаться). Сейчас они могут помочь нам вновь заглянуть "за идентичность". Ибо так случилось, что оба они записывали и сообщали о сновидениях, которые иллюстрируют возвращение чувства спутанности идентичности и реставрации во сне идентичности позднего отрочества. Сновидения, безусловно, являются наиболее сенситивными индикаторами непрерывной борьбы индивида с ранними кризисами, и у всех тех, кто успешно преодолел другие регрессии, "кризис идентичности" вновь переживается в последующих, более поздних кризисах, но в "сублимированных" и символических актах, которые по большей части принадлежат психопатологии обыденной жизни, каждого дня или каждой ночи. Такое новое проживание предполагает, безусловно, что "кризис идентичности" однажды уже был пережит и что рецепт этого может быть восстановлен нормальными средствами. Сон Фрейда иллюстрирует проблему идентичности на стадии становления (генеративности), сон Джемса - на стадии старческого отчаяния.
1. Сон Фрейда об Ирме
Процитировав утверждение Фрейда о "позитивной" идентификации, направившей его к иудаизму, то есть идентичности с тем, кто, будучи одаренным выдающимися умственными способностями, работает в им самим избранной изоляции от "угнетенного большинства", я показал,
206
что в его единственном признании, а именно в анализе Фрейдом своего сна о пациентке Ирме20, мы можем увидеть следы соответствующей негативной идентичности, которая, по определению, следует за позитивной как тень. Сон про Ирму приснился Фрейду на пороге пятого десятка его жизни, к которому мы относим кризис производительности, и действительно, как я уже отмечал21, сон про Ирму касается забот человека среднего возраста, задающего себе вопрос о том, как много из того, что им начато, будет завершено и не помешает ли его слишком частая беззаботность поддержанию амбиции. Я буду выбирать только те отрывки, которые смогут показать новое проживание кризиса идентичности в терминах этого, более позднего кризиса.
Прежде всего, необходимо соотнести сон с тем моментом жизни Фрейда, когда он ему приснился, - с моментом, когда творческая мысль породила интерпретацию сновидений. Сон про Ирму обязан своей значительностью не только тому, что это был первый сон, детально проанализированный в "Толковании сновидений". В письме своему другу Флиссу Фрейд предается мечте о появлении таблички над его летним домом. Надпись будет гласить, что "в этом доме 24 июля 1895 года Тайна Сновидения открылась д-ру Зигм. Фрейду"22. Это и есть дата сна про Ирму.
Мы, таким образом, имеем дело с тридцатидевятилетним врачом, специалистом в области неврологии, живущим в Вене. Он был еврейским гражданином католической монархии, бывшей когда-то Священной Римской империей, германским подданным, находящимся под воздействием как либерализма, так и усиливающегося антисемитизма. Его семья быстро росла: в тот период его жена снова ждала ребенка. Он уже мечтал укрепить свое положение и свой доход получением академического звания. Однако это было весьма проблематично не только потому, что он был евреем, но также и потому, что в недавней совместной публикации со своим старшим коллегой д-ром Брейером он выступил с такими непопулярными и вызвавшими всеобщее недовольство теориями, что сам его соавтор, испугавшись, постарался отойти от Фрейда. Речь идет о книге "Этюды об истерии", в которой подчеркивается роль сексуальности в этиологии "защитных психоневрозов", то есть невротических нарушений, вызванных необходимостью защиты сознания от отвратительных и подавляемых идей, преимуще-
207
ственно сексуального характера. Молодой автор был весьма привержен этим идеям; с гордостью, часто омрачаемой отчаянием, он начал ощущать, что ему суждено сделать революционное открытие "небывалыми" средствами.
Фрейду пришло в голову, что в действительности сон был нормальным эквивалентом истерической атаки, "маленьким защитным психоневрозом". В истории психиатрии сравнение нормальных явлений с ненормальными не ново: греки называли оргазм "маленькой эпилепсией". Но если истерические симптомы, даже во сне, основаны на внутреннем конфликте, на непроизвольной защите против бессознательных мыслей, что могло бы служить оправданием для пациентов в том, что они не могут просто принять, долго помнить или последовательно использовать интерпретации, предлагаемые им психиатром? Вскоре Фрейду стало ясно, что для того, чтобы придать форму этим инструментам, необходим существенный сдвиг от физиологических понятий в сторону чисто психологических и от авторитарной медицинской техники к эмпатическому и интуитивному наблюдению и даже к самонаблюдению.
Следовательно, ситуация такова: будучи внутри академических кругов, которые, казалось, ограничивали его возможности, потому что он был евреем; в возрасте, когда он с тревогой заметил первые признаки старения и, конечно же, болезней; обремененный ответственностью за быстро растущую семью - ученый столкнулся с выбором: поставить свои способности на службу условной практике и исследованиям, что, как он уже показал, мог сделать, либо "обосноваться в самом себе" и дать миру новый взгляд на человека, демонстративно не осознающего лучшее и худшее в себе. Вскоре после сна про Ирму Фрейд написал своему другу Флиссу с нескрываемым ужасом, что, пытаясь объяснить механизм психологической защиты, он обнаружил, что объясняет что-то самое существенное в характере. Во время этого сновидения он знал, что должен сделать великое открытие, и слово сделать имеет здесь двойной смысл. Вопрос в том, будет ли он жить согласно сути своей идентичности, а эта суть позже была сформулирована как судьба исследователя-одиночки, отказывающегося от поддержки большинства. Но, конечно, его будущая работа была в стадии зарождения, и в любом случае он не мог всерьез сомневаться в том, что он состоялся лишь только в своих сновидениях.
208
Вечером, накануне сновидения, Фрейд испытал переживание, которое болезненно высветило его внутренние сомнения. Он повстречал коллегу Отто, который только что вернулся с летнего курорта. Там он встретил их общего друга, молодую женщину, бывшую пациенткой Фрейда, Ирму. Эта пациентка стараниями Фрейда излечилась от истерической тревоги, но не избавилась от некоторых соматических симптомов, таких, например, как неукротимая рвота. Перед отъездом в отпуск Фрейд предложил ей интерпретацию в качестве решения ее проблемы, но она не смогла принять ее. Сейчас Фрейд явственно услышал упрек в голосе Отто, говорящего о пациентке, которая показалась ему "лучше, но не совсем в порядке"; за упреком он почувствовал авторитет д-ра М., человека, который был весьма "значим в нашем кругу". По возвращении домой, находясь под впечатлением этого столкновения, Фрейд написал длинный отчет для д-ра М., объясняя свою точку зрения на заболевание Ирмы.
Он, очевидно, отправился спать с ощущением, что этот отчет прояснит дело настолько, насколько это мог сделать он сам. В эту ночь все персонажи, принявшие участие в этом случае, а именно Ирма, д-р М., д-р Отто и другой врач, д-р Леопольд, стали участниками сновидения.
"Большой холл, ряд гостей, которых мы принимаем, среди них Ирма, которую я немедленно отвожу в сторону как будто для того, чтобы ответить на ее письмо и упрекнуть ее за то, что она еще не приняла "решение" (его интерпретация)… Она отвечает: "Если бы вы только знали, какие боли меня терзали".