Идентичность: юность и кризис

IDENTITY youth and crisis

идентичность: юность и кризис

Перевод с английского

Общая редакция и предисловие

доктора психологических наук

А. В. Толстых

W.W. NORTON COMPANY INC New York

Москва Издательская группа "Прогресс"

 Перевод на русский язык, предисловие, комментарии и оформление Издательская группа "Прогресс", 1996

ISBN 5- 01-004479-Х

Жанр предисловия оставляет не так уж много возможностей для вольностей и фантазий. Глупо пересказывать содержание того, что, собственно, предстоит прочитать читателю на последующих страницах, еще глупее это последующее критиковать или восхвалять. Разумнее всего подготовить читателя к восприятию содержания книги через рассказ о том, что за человек был ее автор и каков тот контекст - исторический, научный, библиографический, - в котором эту книгу следует воспринимать. Этим я и займусь, оставив прочие побуждения (например, развивать какие-то размышления автора или с ними поспорить) для более приличествующего случая.

Начать все-таки придется с того, что Эрик Эриксон долгое время был знаком поколениям советских психологов и интересующейся психологией публике под пресловутой рубрикой "Критика современных буржуазных теорий". Именно так, в предвзятом пересказе с непременной уничтожительной разборкой, советский читатель имел возможность познакомиться с идеями крупнейшего ученого XX века. Для цензуры Эриксон, несомненно, являлся ярким представителем того "направления" в научной литературе, которое получило емкое название "спецхран", знакомиться с содержанием коего можно было только самым доверенным, только самым проверенным, только "критикам идей". А среди последних нередко встречались персонажи, разделявшие "методологию" одного сталинского философа-академика, прославившегося высказыванием: "Я не могу читать Гегеля, я могу только его критиковать!"

Впрочем, оставим эти прелести "зоологической" эпохи в нашем общении с современной западной научной классикой своему времени и порадуемся возможности встре-

5

титься не только с мыслителями прошлого, но и современниками, встретиться без дурных посредников, не в пересказе, а в полноте авторского текста.

Думаю, что разворошу не ложную интригу, задавшись вопросом: почему труды Эриксона шли к нашему читателю дольше всего и труднее всего? Именно так: уже давно опубликовано практически все, что было ранее запрещено. Сегодня в России сочинения Солженицына купить легче, чем Горького, продавщицы книжных магазинов легко оперируют именем Хосе Ортеги-и-Гассета, а труды многострадального Фрейда (в коих после клейма пансексуализма, которым его наградили упомянутые выше "критики", массы могли ожидать едва ли не образцы порнографии) пылятся на книжных развалах, являя собой такое сугубо капиталистическое явление, как перепроизводство товара. В этой ситуации, когда издано практически все и никто не забыт и ничто не забыто (вплоть до последнего полуграмотного эмигранта и начинающего "антисоветчика"), Эриксон на русском языке практически не существует (отдельные статьи, препринты, рефераты не в счет). Почему? Пожалуй, не ошибусь, если предположу, что разгадка этой "тайны" весьма проста и ее позволяет извлечь самый примитивный из подходов - комплексный. Здесь всего понемножку и все одновременно: конечно, Эриксон не Фрейд (не та слава, в том числе и скандальная); личность его (Эриксона) хотя и известная в ученых кругах, но не легендарная; политически нейтрален - ни вашим, ни нашим; область занятий (психология жизненного цикла человека) для отечественной психологии традиционно периферийная и малоизученная (все ограничивалось детской психологией); нет ни одного влиятельного соотечественника (ученого или издателя), который бы захотел сделать Эриксону то, что называется на языке шоу-бизнеса promotion; к тому же уже немного "объелись" их классикой, вспомнили, что "может собственных Платонов и быстрых разумом Невтонов Российская земля рождать". В общем, как я уже сказал, комплексный подход ясно указывает, что причина непоявления Эриксона на своем законном месте на полке переводной психологической классики прозаическая: не судьба. С судьбой нельзя бороться, но можно поспорить: Эрик Эриксон - живой и

6

нужный персонаж нынешнего психологического театра. Без него не обойдешься. Попытаюсь это показать.

XX век - век жестокий и прагматичный - склонен к весьма жесткому редактированию классических сюжетов: будучи внебрачным сыном матери-еврейки и неизвестного отца-датчанина, маленький Эрик (родился 15 июня 1902 г.) вряд ли мог рассчитывать на мелодраматический сценарий своей жизни в жанре авантюрного романа (как, например, Филдингов Том Джонс, найденыш). Скорее он был обречен на борьбу за выживание в непростой истории Германии начала века, отмеченной революциями и войнами. Забегая вперед и справедливости ради заметим, что и идея happy end'а также является придумкой нашего века и жизненный путь маленького бастарда окончился куда счастливее версии английского повесы эсквайра, упомянутого выше Тома Джонса, а именно: всемирным признанием в номинации выдающихся психологов современности.

Выжить малютке Эрику помог некто Хомбургер (про которого в анналах упоминается лишь то, что был он педиатром и евреем), женившийся на его матери и усыновивший мальчика. Именно с этой фамилией - Хомбургер - Эрик прожил первые тридцать лет своей жизни.

Первую четверть своей жизни Эрик вовсе не планировал стать профессиональным психологом. В двадцать пять лет - в возрасте весьма зрелом - мы находим его художником, специализирующимся на детских портретах. Случайное знакомство с Анной Фрейд, которая заинтересовала его детским психоанализом, решило судьбу ученого. Он начинает работать преподавателем рисования в детской школе Анны Фрейд, а с 1927 г. Эрик Хомбургер участвует в семинарах Венской школы.

В 1933 г. молодой человек получил диплом школы Венского психоаналитического общества. Некоторое время занимался проблемами детского психоанализа под руководством Анны Фрейд.

В том же году Эрик эмигрировал в США. Он поступил так же, как сотни тысяч европейских евреев, спасавшихся от преследований нацистов. Однако у Эрика были весьма непростые отношения к своему этническому и религиозному происхождению, и переезд в Америку оказывается

отмеченным характерным поступком (особенно для человека, большую часть своей жизни занимавшегося проблемой идентичности): он меняет фамилию. Память о неизвестном отце, видимо, обусловила нордическое звучание - Эриксон, хотя психологически более интересно, что за основу фамилии взято собственное имя (Эрик Эриксон - буквально: Эрик, сын Эрика, т.е. сын самого себя), и это явно не случайность, а, похоже, разборчивая подпись под гамбургским счетом всей предыдущей жизни. Впрочем, в этом вопросе, судя по творческому наследию Эриксона, и особенно по автобиографическим рассказам, на протяжении всей жизни он остро и даже противоречиво ощущал, с одной стороны, свои еврейские и нордические корни, а с другой - без колебаний принял христианское вероисповедание и подчеркнуто относился к христианской этике. Ниже нам еще придется убедиться в том, что поиск личностью своей идентичности - процесс весьма непростой и неоднозначный. Кстати, особая эмоциональная за-ряженность текстов Эриксона, а порой и их пристрастность свидетельствуют о том, что проблема поиска человеком своей психосоциальной идентичности была для него не только теоретической научной задачей, но и, говоря более близким нам психологическим языком, "задачей на смысл", несла моменты глубоко личностные.