Страница 12 из 86
Несомненно, мы еще станем свидетелями трагической переоценки первых попыток молодежи самой, в противостоянии нам, ритуализировать свою жизнь и того, что перед лицом такого вызова старшее поколение слишком легко и быстро откажется от функции законодателя и критика. Ведь без лидера, которому в случае необходимости оказывается сильное сопротивление, молодые гуманисты могут остаться не у дел и кончат тем, что каждый индивид и каждая группировка будут эпизодически предаваться "экспансии осознания".
Теперь перейдем от теории к утопии. Возможность настоящей поляризации новой специализированно-технологической и универсалистско-гуманистической идентично-стей реальна по одной простой причине: подобная поляризация характерна для любого исторического периода. Новое поколение, вырастающее в атмосфере научно-технического прогресса, ежедневно сталкиваясь с новыми
46
практическими возможностями, естественно, будет подготовлено к совершенно новому образу мыслей. Это может создать связующее звено между новой культурой и новыми формами общественного устройства, позволяя как-то сочетать специализацию с новой внутренней свободой. А неогуманистическая молодежь как-то приспособится к машинному веку, к которому в силу своего образа жизни она уже полностью принадлежит. Таким образом, каждая группа найдет в другой ту степень уязвимости или стойкости, которую она способна активизировать. Но поляризация - это постоянное напряжение и динамическое взаимодействие. Говоря это, я не предрекаю того, что сотрется резкость противостояния технологической и неогуманистической идентичностей, и не выражаю желания, чтобы это случилось. Ведь динамическое взаимодействие предполагает ясно выраженные различия. Я хочу сказать, что молодежь, при всем ее разнообразии, имеет общую судьбу, то есть что изменится сам процесс смены поколений. Это утверждение не означает отказа от идеи жизненного цикла человека или значения в нем идентичности. Я скорее утверждаю, что функции поколений несколько иначе распределятся между важнейшими этапами становления идентичности. Уже сегодня простое разделение на старшее поколение, то есть поколение родителей, и молодое, то есть поколение людей, еще не ставших родителями, как понятно из вышесказанного, достаточно устарело. Быстрое развитие технологии приводит к тому, что традиционные способы старения не успевают институализироваться так быстро, чтобы молодое поколение могло непосредственно следовать за старшим или, напротив, оказать ему революционное сопротивление. Например, старение будет проходить (или уже сейчас проходит) совершенно по-разному для тех, кто не соответствует более современным профессиональным требованиям, и для тех, кто на что-то еще способен. Точно так же молодое взрослое поколение будет делиться на старших и младших молодых взрослых, при этом не слишком молодые и не слишком старые специалисты, вероятно, займут положение главных арбитров - на ограниченный период профессионального роста каждой из этих групп. Их влияние в значительной мере заменит традиционное родительское. Но это также означает, что "молодое поколение" будет более четко разделено или уже
47
разделено (о чем говорит мой преподавательский опыт) на старшее и младшее молодое поколение, при этом старшее должно будет (и хочет) перенять многое из поведения младшего. Таким образом, относительный отход от дел родителей и появление молодых взрослых специалистов - постоянной и постоянно сменяющейся авторитетной силы - приведет к тому, что старшая молодежь, ведомая этой молодой силой, должна будет брать на себя все большую ответственность за младших молодых, а также и ответственность за ориентацию специалистов и старшей молодежи. Но сделать это можно, лишь признав и развивая в старшей молодежи присущую этому возрасту этическую способность - истинный критерий идентичности. То, что мы постоянно недооцениваем этот потенциал и даже патерналистски отрицаем его, не нравится молодежи гораздо сильнее, чем наши вялые и неэффективные попытки поддерживать порядок при помощи запретов. Во всяком случае, в условиях большей продолжительности жизни, новых половых ролей на всех ее этапах, когда возможность выбора идентичности станет общепризнанной ценностью и в принципе будет гарантирована любому ребенку и везде, этика будущего будет озабочена не столько взаимоотношениями поколений, сколько взаимодействием индивидов.
Поскольку это никогда уже не будет регулироваться раз и навсегда установившейся традицией, это, вероятно, не будет, как раньше, заботой "движений". Вместо этого общество придумает что-то новое, но это новое может возникнуть лишь на основе новой, обновленной этики, в состав ценностей которой войдет витальный момент в процессе постоянного изменения.
В заключение я вернусь от утопических рассуждений назад, к прошлому человечества, на этот раз к очень длительному периоду его развития, а именно к его социоге-нетической эволюции, бросив краткий взгляд на сады Эдема.
Как у человека появилась потребность в индивидуальной идентичности? До Дарвина ответ был ясен: Господь создал Адама по своему образу и подобию, как отражение
48
Его Идентичности, и тем самым завещал человечеству блаженство и отчаяние индивидуализации и веры. Признаюсь, лучшего объяснения я так и не придумал. Рай, конечно, много раз подвергался утопическому переосмыслению со времени отторжения человека от единства мироздания - отторжения, которое навеки привязало человеческую идентичность к способу производства, совместному труду, а также к технологической и социальной гордыне.
Однажды житель Новой Англии работал у себя в саду. Проходивший мимо священник поздравил его с хорошим урожаем, выращенным с Божьей помощью. "Да, - ответил тот, - а видели бы вы, каково приходилось Господу одному". В этой истории Бог не мертв, а просто поставлен на свое место. Каждая культурная общность на определенном этапе технологического развития по-своему осваивает Неведомое. Но человек века просвещения и технологии, кажется, более, чем люди всех предшествующих эпох, склонен думать, что мир принадлежит ему и что Бог, склонный к экспериментам, очень похожий на человека, готов посторониться. Во всяком случае, я слышал, как очень умные мужчины (женщины - никогда) утверждали, что ничего в принципе непознаваемого в природе нет. Одна женщина спросила такого технократа-метафизика: "А смерть тоже познаваема?" Загадочно улыбнувшись, он утвердительно кивнул. Поэтому человек, сказал он, может добиться изменений в природе или в себе самом в соответствии с любой заданной целью. "Чьей целью?" - спросила женщина. Он опять улыбнулся. Таким образом, для современного сознания характерно, что человек снова интериоризирует бессмертную Идентичность, ранее спроецированную им на небеса (теперь в принципе досягаемые), и пытается переделать себя по образцу технологического сознания. Однако, поскольку человек сегодня способен полностью уничтожить весь людской род, формирование общечеловеческой идентичности становится абсолютной необходимостью.
Но для этой цели возрожденные формы гуманизма и свободомыслия не годятся. Следует помнить, что их первым сторонникам не были известны две вещи: большая бомба и маленькая пилюля, которые, хотя и не дают человеку полной власти над жизнью и смертью, предоставляют ему возможность решать вопрос о жизни и смерти
49
4-798
конкретных людей - и эта возможность потребует новых "политических" форм.
Это заставляет нас перейти к рассмотрению другого аспекта проблемы, который, во всяком случае, поможет понять, сколь важна проблема идентичности, и будет лучшим доводом в пользу того, чтобы не торопиться с выбором определенной методологии или дефиниции. Ведь потребность человека в психосоциальном тождестве коренится именно в его социогенетической эволюции. Уоддинг-тоном было сказано, что для социогенетической эволюции человека характерно именно признание авторитета. Я считаю, что формирование личности неотделимо от этого, так как настоящий авторитет может существовать только внутри определенной групповой идентичности.