Дальними маршрутами

- Задание очень ответственное. Его нужно выполнить только на «отлично». Вас мы будем ценить по тому, как вы будете бомбить врага.

Погода была исключительно сложной. На маршруте выпадали сильные осадки. Но звено, в котором находился экипаж Алексея Ивановича, настойчиво продолжал полет над водами Баренцева моря. На траверзе порта Киркенес бомбардировщики совсем были прижаты облачностью к воде. Надо было делать одно из двух: или, развернувшись, идти на запасную цель, или, подвергаясь опасности, в кромешной мгле следовать на основной объект удара - аэродром Тромсэ. Алексей Иванович и еще несколько смельчаков решили идти на главную цель.

В районе островов, где были расположены город и аэродром Тромсэ, погода значительно улучшилась. У подножия небольших сопок отчетливо был виден город и порт, а юго-восточнее их - аэродром. Экипажи поодиночке, на низкой высоте, выходили на объект удара и метко обрушивали по нему фугасные и зажигательные бомбы. Экипаж Алексея Ивановича груз бомб сбросил на склад боеприпасов.

Врагу был нанесен значительный урон. По данным разведки, на аэродроме Тромсэ было уничтожено три самолета противника, взорван склад с торпедами, сожжены авиационные мастерские.

После этого полета Алексею Ивановичу стали поручать не менее сложные задания. При этом и командир, и летчики верили, что он, несмотря ни на что, выполнит боевой [149] приказ. Через сутки его экипажу была поставлена задача идти на разведку погоды. Как вы знаете, по существующим правилам разведчику не обязательно брать в полет бомбы. Но летчик настоял, чтобы на внутренние бомбодержатели подвесили десять фугасок.

- Это на всякий случай, - говорил летчик.

И вот экипаж разведчика в полете. Через каждые десять минут он передавал на командный пункт: высота облачности 150-200 метров, горизонтальная видимость три - пять километров. Казалось бы, надо возвращаться. Но разведчик продолжал идти все дальше и дальше. На запрос командного пункта он радировал: «Метеоусловия сложные, полет затруднен». Сам же, несмотря ни на что, пробился сквозь облака на аэродром Луостари, метко сбросил бомбы на стоянки вражеских торпедоносцев и благополучно вернулся на свою базу.

- Вот это смельчак! - произнес кто-то из молодых офицеров.

- Крепкий этот Алексей Иванович, - сказал капитан Федоров. - И откуда он такой?

- Да вы его должны знать, - улыбнулся Трехин. - Это Алексей Иванович Баукин, летчик из соседнего полка. Помню, экипаж Баукина и за ним еще несколько летчиков полетели на аэродром Киркенес, мы - на Луостари. Погода была никудышной. Низкие облака, из которых лил дождь, прижимали самолеты к самой земле. Чтобы сбить гитлеровцев с толку, Баукин решил делать заход на цель с запада. Это несколько удлиняло маршрут, но давало какой-то шанс появиться над аэродромом внезапно. На подходе к цели Баукин вдруг приказал штурману старшему лейтенанту Ижутову дать две зеленые ракеты.

- Зачем? - удивленно спросил Ижутов, быстро выполнив приказ.

- Может, не разберут сразу, чей самолет, - отозвался летчик, - дадут спокойно поработать на боевом курсе.

Хитрость Баукина удалась. Только у самой кромки аэродромного поля немцы открыли по воздушному кораблю огонь. Штурман прицельно сбросил по самолетной стоянке бомбы и тут же включил фотоаппарат - приказано было привезти разведывательные снимки аэродрома. Как будто все было удачно. Но вот отошли от цели, и командир экипажа передал на командный пункт, что в правом моторе падает давление масла. Видимо, осколком [150] снаряда была повреждена масляная система. Положение незавидное - на сухопутной машине на воду не сядешь, да и обидно, выполнив задание, сделав снимки аэродрома, не вернуться на базу!

Теперь вся надежда была на левый мотор. Баукин уменьшил скорость и приказал Ижутову точно подсчитать время полета до аэродрома. Вскоре изморось прекратилась, нижняя кромка облачности поднялась, заметно улучшился обзор. Да и море стало значительно спокойнее. На траверзе Петсамо штурман Ижутов вдруг увидел слева по курсу советский транспорт. Его сопровождал наш торпедный катер. И несколько поодаль - два немецких катера, которые пытались атаковать наши корабли.

- Слева по курсу вражеские торпедные катера, - сообщил штурман.

Экипаж стал наблюдать. Видно было, как наш катер и транспорт, используя огонь бортовых пушек, отстреливались. Но вокруг них от разрывов вражеских снарядов дыбилась вода. Они маневрировали, поворачивая в сторону берега. Положение советских моряков было трудным.

- Помочь бы нашим, да чем и как: бомб нет, самолет поврежден, - вслух рассуждал Ижутов. Он чего-то не досказал, словно ожидая решения Баукина.

А вражеские катера все наседали и наседали на наши суда. И в эти секунды Ижутову хотелось, чтобы, несмотря ни на что, командир принял решение: огнем бортового оружия атаковать противника. Но возможно ли это на поврежденном самолете? Потеряешь время и не сможешь дотянуть до берега.

Вот уже наши суда медленно проплыли под левой плоскостью бомбардировщика и остались позади. «Наверное, моряки видели на плоскостях самолета красные звезды, и у них появилась надежда, что наши летчики не пройдут мимо моряков, попавших в тяжелое положение, - подумал Ижутов. - Но они, конечно, не знают, в каком положении находимся мы. Они знают одно: советские воины не оставляют товарищей в беде». Об этом же думал в эти секунды весь экипаж самолета.

- Выручим моряков! - сказал вдруг Баукин и стал разворачивать самолет в сторону вражеских катеров.

- Надо выручать! - разом поддержали штурман и стрелки.

Как только командир развернул бомбардировщик в сторону [151] вражеских катеров, Ижутов выждал нужную дистанцию, открыл огонь из своего крупнокалиберного пулемета. Он стрелял короткими очередями, прицельно. Потом заговорили пулеметы воздушных стрелков. Но все же бежать от одного самолета гитлеровцы не собирались. Они пустили в ход зенитные пулеметы. Но главное уже было сделано: внимание вражеских катеров отвлечено от наших судов. [152]

Экипаж смельчаков повторил атаку, хотя Баукину стоило больших усилий на малой высоте, по существу, на одном моторе разворачивать машину и удерживать ее на боевом курсе. Гитлеровские моряки, почуяв для себя опасность, прекратили преследование наших судов и, продолжая отстреливаться от бомбардировщика, стали уходить в открытое море. И только тогда, когда было совершенно ясно, что фашисты убрались восвояси, Баукин взял курс в сторону аэродрома.

Самолет все больше и больше разворачивало в правую сторону. Левый мотор стал сильно перегреваться. Командир зорко следил за прибором, показывающим температуру головок цилиндров. Он чувствовал, что довести машину до своей базы на одном моторе можно. «Только бы не сдал мотор над морем», - думал про себя Баукин.

- До аэродрома осталось всего двадцать минут полета, - словно угадывая мысли командира, сказал Ижутов.

Вскоре под плоскостью промелькнули барашки прибоя, россыпь гальки на берегу, камни, низкорослый кустарник.

- Еще восемь - десять минут, - спокойно информировал штурман.

- Добро, - отозвался летчик, - садиться будем с ходу.

И Баукин мастерски приземлил машину на аэродроме. Когда мы узнали подробности полета, бросились поздравлять Алексея Ивановича, его друзей с успехом.

В боях с врагами Родины летчик Баукин вернул свое доброе имя. Коммунисты полка восстановили Алексея Ивановича в партии, оказали ему во всем полное доверие. Когда начальник политотдела вручил Баукину новый партийный билет, Алексей Иванович бережно вынул из кармана обложку для партийного документа.

- Что это у вас такое? - поинтересовался начальник политотдела.

- Да так… Обложка. Я ее сохранил, товарищ полковник, - смущенно ответил Баукин. - Хотя я и был исключен из партии, но в сердце своем все время считал себя коммунистом.

Затем Баукина назначили командиром отряда. И надо сказать, он стал воевать с еще большим усердием. Много сил и старания отдавал обучению своих подчиненных. Иногда казалось, что Алексей Иванович работал круглые сутки: сам готовил экипажи к полетам на задания, задолго [153] до вылета успевал проверить готовность материальной части и вооружения других кораблей.