Страница 6 из 120
Черняк. Марина Петровна уехала в Швейцарию.
Иван. А далеко это?
Черняк. За углом. Сперва по Большой Дмитровке, затем на Варшавское шоссе, не больше трех с половиной тысяч километров.
Иван. Твое фамилие Черняк, точно? Ты меня не помнишь, часом? Я к Марине приходил как ихний муж.
Черняк. Не знал, что Марина Петровна замужем.
Иван. Я с Тамбовщины. Мы вообще гражданским браком! По-революционному! Вот мой партбилет!
Черняк посмотрел и проникся доверием.
Иван. Слушай, товарищ Черняк, пусти меня в квартиру, может, я письмо какое найду с адресом.
Черняк. Зайдем. Перекусим, плеснем на сердце?
Иван. Спасибо. Я, по правде, с самой Ивановки не жрамши!
Черняк и за ним Иван уходят в дом.
Утопая в креслах, сидят Рахманинов, Наталья Александровна, Федор Шаляпин. В стороне, приводя себя в порядок после долгого пути, сидит Марина.
Рахм. И памятник Пушкину стоит?
Марина. Куда же ему деться? Все на своем месте, Сергей Васильевич!
Шаляпин. А Василий Блаженный?
Марина. Розовеет в лучах солнца…
Шаляпин. А Минин и Пожарский?
Марина. За Пожарского не скажу, а Минин точно на месте!..
Шаляпин. А Большой театр? А Ново-Московская?
Марина. Это что?
Шаляпин. Ресторан. За Москворецким мостом. Любимый ресторан Петра Ильича Чайковского… Кислыми щами накормишь?
Марина. А как же, Федор Иванович! Квашеной капусты целый бочонок привезла. И грибов сушеных. И кулебяка будет, и пироги с рыбой, визигой, ливером…
Шаляпин. А песни будут?
Марина. Все, что пожелаете!
Шаляпин. А что у вас поют?
Марина. Да всякое. И революционное, и про Красную Армию, и про любовь.
Шаляпин. Спой!
Марина (поет).
Шаляпин (подхватил).
Рахм. Секретный агент большевиков. Шаляпин выдал себя порывом советского патриотизма.
Шаляпин. А вы думали, обломы, я не знаю, что поют на Родине? Все знаю: от «Кирпичиков» до отличных красноармейских песен. Сам не раз певал. Марина, спойте еще что-нибудь.
Наташа. Марина частушки знает, местные, тамбовские. Правда, иные несколько вольного содержания.
Шаляпин. Но мы вроде совершеннолетние!
Марина. Стыдно петь такую чушь, Федор Иванович!
Шаляпин. Взрослым людям такая чушь, что детям сказка.
Марина (поет).
Шаляпин (взревел от удовольствия). Э-эх!!! Черт возьми!!!
Марина (поет).
Шаляпин. Очень образно! Откуда вы их знаете?
Марина. У нас мужик один есть — Иван. Каждый вечер новые приносит.
Шаляпин. А теперь спойте про любовь.
Марина (поет).
Шаляпин. Вот что пришло на смену твоей «Сирени», Сережа!
Марина. Сергей Васильевич, сыграйте настоящую вашу «Сирень». А вы, Федор Иванович, спойте! Очень, очень прошу вас!
Рахманинов играет на рояле свою «Сирень», Шаляпин и Наталья Александровна подпевают. Марина убегает и возвращается с цветами — букетом белой сирени.
Марина. Это вам, Сергей Васильевич! Наша, ивановская!
Рахм. Спасибо, Марина! Вы сделали мне бесценный подарок!
Шаляпин. Что-то к щам потянуло!.. Музыки хочу!.. Музыки… и щей!
Рахманинов заиграл 1-ю часть «Колоколов».
Продолжают звучать все те же «Колокола» (1-я часть). Из подъезда выходит Иван с письмом в руках, за ним Черняк.
Иван. Трудно сейчас в деревне, товарищ Черняк, исключительно трудно. Кулачье и вообще заможние… скрывают хлеб! Но ничего, мы им хребет перебьем. (Подает конверт.) Черняк, можешь ты это прочесть?
Черняк. Конечно, могу. Тут по-немецки… Она в Швейцарии, как я вам и сказал. У меня есть переписанный адрес. Зайдем, я перепишу и по-русски, и по-немецки. Заодно чебурахнем по второй! Пошли! Где наша не пропадала!
Черняк и Иван снова уходят в дом.
В комнате двое: Рахманинов и Шаляпин.
Шаляпин. Все у вас вкуснотища, но щей таких не едал и сам Манилов.
Рахм. Так и есть… Щи готовила Марина.
Шаляпин. Это какая-то чудо-девка. Весь день только о ней слышу. Растревожила меня ваша Марина. Вот уж поистине лик России. Да… «Есть женщины в русских селеньях!..» Глядишь на нее и чувствуешь: вот она, жизнь! А тут все ненастоящее, все из папье-маше: люди, дома, мебель, жареный гусь, мысли, чувства и главное — хлеб. Я с ума схожу по русскому хлебу.
Рахм. Ты же получал хлеб из Риги…
Шаляпин. Бросил! Приходит черствым! Вот куплю землицы и буду свой хлебушко жевать. Баню построю, настоящую, русскую, с липовыми полками, с мятным веником. Не может русский человек без бани, никакие ванны и бассейны ее не заменят: снаружи чисто, а внутри — копоть. Баня, парильня тебя изнутри моет, весь нагар снимает… Да что говорить — только душу бередить. Взять бы сейчас да на тройке с бубенцами и цыганами! К «Яру» или на «Черную речку». А помнишь — знаменитый хор Соколовского? (Декламирует.)
(Вместе.)
Шаляпин. Да ты не кутил, только цыган слушал да слезу точил. Не умеешь ты жить, вечно на монастырь лицом смотришь!
Рахм. Молчи, балаболка! Что ты мелешь?
Шаляпин. Сам молчи, татарская рожа! Я все говорю, как есть!
Рахм. А зачем ты уехал из России? (Пауза.)
Шаляпин. Я без России жить не могу. Я не создал ни одной новой роли. Все пробавляюсь старьем. Да разве тут чего создашь? Воздуха нет. Да и никому не надо! Главное — имя и реклама! Я хочу петь Мельника, Досифея, Фарлафа — этих опер не ставят. Мне осточертел Мефистофель во всех видах…
Рахм. Ну и ехал бы назад!
Шаляпин. А ты чего не едешь?
Рахм. Моей России нет, а эта примет ли — не знаю!
Шаляпин. Шаляпина все примут.
Рахм. Вот и поезжай домой к бородинскому хлебу и парилке.
Шаляпин. Чего ты пристал как банный лист!.. У меня душа болит!..
Рахм. Ничего у тебя не болит. Хочешь, я тебе скажу, почему мы оба уехали и не вернулись, как многие другие?