Белая сирень

Флоранс. Я здесь, мистер Рахманинов!

Рахманинов. Боже, опять эта критикесса. (Наталье.) Спаси меня от нее.

В это время к Рахманинову подплывает обрюзгший господин.

Господин. Мистер Рахманинов, вы не скажете в трех словах, как надо играть Шопена?

Рахманинов. В трех словах не могу, а в четырех: Шопена надо играть хорошо.

Он видит приближающуюся Флоранс, пытается ускользнуть, но уже поздно.

Флоранс. Господин Рахманинов, я пишу книгу о вас. Я хотела бы знать, какая основная идея прелюда, который вы исполнили. Правда ли, что программа этой музыки — история о двух заключенных, бежавших с каторги?

Рахманинов. Нет, не правда.

Флоранс. Но что-то вас вдохновило?

Рахманинов. Что вдохновило? (Улыбается.) Отсутствие денег…

Гости смеются.

Рахманинов (продолжает). Мне было 18 лет, я был абсолютно без денег, и я написал эту музыку.

Теперь у рояля — певица с аккомпаниатором. Она поет «Сирень» по-русски. Слушатели уселись вокруг. Камера скользит по умиленным вежливым лицам — красивым, холеным, старым, напудренным и нагримированным — дам и джентльменов, терпеливо слушающих пение на чужом языке.

Наталья. Прекрасный концерт!

Рахманинов. Они ведь ни хрена не понимают, ты посмотри на эти лица!

Ирина. Папа, они понимают ровно столько, сколько могут. И они тебя любят. Это, наверное, самое важное.

К Рахманинову подходит Фолли, с довольным видом хлопает себя по карману, вытаскивает конверт. Рахманинов берет конверт — там чек.

Рахманинов. Что это?

Фолли. Две тысячи долларов — аванс.

Рахманинов. Аванс? За что? От кого?

Фолли. Миссис Норт заплатила вам аванс за вечер, на который она вас пригласила.

Рахманинов. При чем здесь деньги? Верните чек! Какая бестактность!

Фолли. Маэстро, тут нет никакой бестактности. Миссис Норт хочет компенсировать вам время, которое вы потеряете на ее вечере. Это же Америка, а в Америке время — деньги.

Рахманинов неожиданно одной рукой хватается за поясницу, а другой рукой за плечо Натальи. Лицо его мгновенно покрывается испариной.

Наталья (испуганно). Что с тобой?

Рахманинов. Опять эта невыносимая боль.

Фолли. Может, вызвать «амбуланс»?

Рахманинов. Нет, нет, не привлекайте внимания. Дайте я обопрусь о вашу руку.

Он достает платок, вытирает влажный лоб, очень медленно, не убирая руки с поясницы, стараясь быть незаметным, идет по направлению к двери. Наталья и Ирина следуют за ним.

Снегопад. На одной из улиц Нью-Йорка — Ист-Сайд мальчишки играют в снежки. Подъезжает такси. Из такси выходит Наталья, сверяет адрес, звонит у подъезда.

На высокой металлической койке — раздетый Рахманинов. Врач прослушивает его легкие. Жалко белеет худая костлявая спина, слегка оттопыренные уши на коротко стриженной седой голове.

Врач. Дышите глубже.

Рахманинов вдыхает и закашливается глубоким грудным глухим кашлем. Врач терпеливо ждет, глядя, как сотрясаются старческие лопатки. Рахманинов отхаркивается.

Врач. Курите?

Рахманинов. Курю.

Врач. Устаете?

Рахманинов. Да, стал быстро уставать.

Врач углубляется в рентгеновские снимки, поднеся их к окну. Рахманинов продолжает сидеть, испытующе глядя на врача. За окном идет сильный снег.

Врач. У вас явный плеврит, а вы курите.

Рахманинов. Я очень мало курю, доктор.

Наталья (заглянув в комнату). Можно?

Рахманинов. Наташенька, ну где же ты?

Наталья входит, вопросительно смотрит на врача.

Врач. Надо бросить курить. Надо сменить образ жизни. И наконец, надо перестать шутить со своим здоровьем. Господин Рахманинов очень переутомлен. Желательно сменить климат. Лучше всего — Калифорния. И вообще покончить с выступлениями.

Рахманинов. О нет, доктор, только не это! В концертах — моя жизнь. Вы поймите, я эстрадный человек. Если я чувствую какую-нибудь боль, она тут же прекращается, когда я на эстраде.

Доктор и Наталья смотрят на Рахманинова.

Рахманинов (продолжает). Ну хорошо, я брошу курить. Но я не могу меньше играть. Если я не буду работать, я зачахну.

Доктор (с улыбкой). А сменить климат обещаете?

Рахманинов (с готовностью). Да, да. Мы переедем в Калифорнию, обещаю.

Наталья. Одевайся же, Сережа, ты простудишься.

Рахманинов слезает с койки, начинает одеваться.

Наталья. Мы подождем тебя в коридоре.

Доктор выходит, прикрывает за собой дверь. Наталья смотрит на него в ожидании.

Наталья. Что вы можете сказать?

Доктор (отводя глаза). Пока еще рано делать окончательные выводы, но… (Качает головой.) Нет, я должен посоветоваться вначале и сделать кое-какие дополнительные анализы.

Наталья (глядя в глаза доктору). Я должна знать. Это что… рак?

Доктор (решившись). Не исключено…

Наталья опускает голову, прикрывает глаза.

Рахманинов, уже одетый, шарит по карманам, достает сигарету, закуривает. Входит Наталья. Он успевает спрятать сигарету за спину.

Рахманинов. Ну что, какие тайны тебе открылись?

Наталья (бодро). Никаких. Отдай сигарету, Сережа.

Рахманинов (удивленно). Откуда ты знаешь?

Наталья (улыбаясь). Потому что позади тебя занавеска уже горит.

И правда — Рахманинов оглядывается: он успел прожечь в кисейной занавеске дыру. С помощью жены он лихорадочно старается сбить пламя с занявшейся огнем занавески.

Дом Рахманинова на Элм-драйв, 10. Калифорнийское солнце золотит апельсины на темной листве, благоухающие бегонии, звонко-зеленый газон. Щебечут птицы. У подъезда дома сияет новый «кадиллак». Под окнами террасы Наталья беседует с маленьким седым японцем-садовником.

Наталья. Этот куст надо посадить здесь.

Она указывает на стоящий на дорожке куст сирени, высаженной в зеленый ящик с землей;.

Садовник. Я думал здесь посадить жасмин.

Наталья. Мистер Рахманинов хочет, чтобы сирень сидела здесь, была высажена здесь.

Садовник. Миссис не верит мне, но сирень не цветет в южной Калифорнии.

Наталья (оглянувшись по сторонам). Я знаю. Но мне не хотелось бы расстраивать мистера Рахманинова, он человек мнительный, а для него этот куст имеет особый смысл…

По пустым комнатам проходит Рахманинов. Оглядывает светлые стены просторных комнат, золотистые натертые полы. Солнце льется сквозь раскрытые окна. Весь дом наполнен щебетанием птиц.

Рахманинов (бормочет). Здесь будет моя студия.

Он подходит к окну, смотрит на Наталью, беседующую с садовником. Наталья, заметив его в окне, прерывает свой разговор и идет через газон.

Наталья. Какое солнце! И это называется зима!

Рахманинов. Да, рай!

Наталья. Считай, что мы купили дом в раю.

Рахманинов кивает, отходит от окна, смотрит на себя в зеркало, рассматривает свое изборожденное морщинами, уставшее лицо с отвисшими мешками под глазами, отворачивается.