Белая сирень

Марина утирает слезы.

Изба. На избе вывеска: «Сельский Совет». По пустынной улице идет Марина с заплечным мешком. Читает вывеску, заходит в избу.

За фанерным столиком сидит девушка-делопроизводитель из фабричных, в красной косынке. Входит Марина.

Марина. Здравствуйте, Иван Шаталин когда будет?

Делопроизводитель. А вам по какому вопросу, гражданка?

Марина. По личному.

Делопроизводитель. Ничем не могу помочь. Иван Тимофеевич на курсах.

Марина. На каких еще курсах?

Делопроизводитель. Политпросвета.

Марина. А когда он вернется?

Делопроизводитель. Теперь уже скоро. Через шесть недель.

Здесь ничего не изменилось с того далекого дня, когда десять лет назад на глазах Рахманинова разрушали усадьбу. Дом стоит заброшенный, с выбитыми стеклами, сорванными дверьми и ставнями. От цветочных клумб не осталось и следа. Весенняя грязь усугубляет вид мерзости запустения.

Марина выкапывает куст сирени. Лопата с коротким черенком, которую она привезла с собой из Москвы, затрудняет и без того нелегкую работу. Марина так ушла в свое занятие, что не заметила подошедшего сторожа с берданкой за плечом. Это наш старый знакомый Герасим. Он постарел, борода его совсем седая.

Герасим. Ты чего тут делаешь?

Марина от неожиданности вздрагивает.

Марина. Никак дядя Герасим?

Герасим. А хоша бы Герасим… (Вглядывается.) Никак Марина! У бар в горничных бегала!

Марина. Она.

Герасим. Красивая, однако, была, а сейчас — как обдуло. Чего ты тут?

Марина. Да вот хочу куст выкопать.

Марина снова начинает окапывать сиреневые корни.

Герасим (подходит ближе). Как так?

Марина. Да так. На память об Ивановке.

Герасим отпихивает Марину.

Герасим. Не дам! Я тут охрана!

Марина. Да ладно тебе!

Герасим. Не дам! Я тут ответчик за народное добро!

Марина (озлясь). Народное добро! Разрушили! Разграбили! Запакостили! А для чего? Ни себе, ни людям!

Герасим. Аи хорошо! Значит, народу так ндравится.

Глаза Герасима ожесточенно поблескивают.

Марина. Да ты что, пьян, что ли?

Герасим. А хоша бы и пьян! А народное добро охраню!

Марина. Да пошел ты!

Она снова принимается окапывать куст, но Герасим срывает берданку с плеча.

Герасим. Стрелять буду! За хищение народного имущества — расстрел по закону.

Марина. Тьфу на тебя, проклятый!..

Смотрит в пьяные глаза старика, забирает мешок, лопату и уходит.

Герасим (кричит вслед). Ежели кажный начнет на память брать — все растащат, а что народу останется?

В еле брезжащем предрассветном тумане в кустах сирени копошатся какие-то тени. В стороне еле различимая за пеленой подвода. Слышны удары заступа, всхлипы вспарываемой лопатой земли. Марине помогает выкапывать куст какой-то мужчина. Неожиданно оба замирают, настороженно вслушиваясь. В Маринином помощнике мы узнаем священника, которого мы видели тем солнечным счастливым летом шестнадцать лет назад. Оба напряженно вглядываются. В тумане стороной проходит фигура, вооруженная берданкой. Шаги стихают. Марина переводит дух и крестится.

Священник (шепчет). А мы ведь заповедь-то нарушаем: «Не укради».

Марина снова принимается за работу.

Марина (шепчет в ответ). Не нарушаем мы заповеди, батюшка. Сергей Васильевич сам эту сирень сажал… Корней бы не поранить.

По дороге, торопясь, спотыкаясь, священник и Марина тащат завернутый в рогожу куст, подтаскивают к подводе, закидывают. Их встречает молодой парнишка.

Священник. Если соблаговолит Господь, передайте господину Рахманинову от меня низкий поклон. Я его помню и молюсь за него. А сынок вас на станцию отвезет и на поезд посадит.

Марина целует руку священнику.

Священник. С Богом!.. Корней-то вроде бы и не поранили…

Рахманинов показывает свои владения гостям — Шаляпину и архитектору Мазырину, которого мы видели тем памятным солнечным летом в Ивановке. Лицо Рахманинова светится гордостью, как и в то лето, когда он показывал другу свое имение. Дом уже закончен — просторный, светлый, строгих прямых линий. Перед домом, за раскидистым дубом, расстилается широкая лужайка, усеянная цветочными клумбами, обсаженными розами.

Рахманинов (показывая на лужайку). А здесь была скала. Я ее взорвал, навез земли и посеял газон.

Шаляпин (восхищенно). Взорвал? Я тоже в Крыму хотел взорвать скалу. Такой проект был! Не успел. (Оглядывает парк.) И сколько тебе это стоило?

Рахманинов. И не спрашивай! (Оборачивается к Мазырину, кивая на дом.) Ну, как тебе?

Мазырин. Не в моем вкусе. Что-то в духе Корбюзье.

Рахманинов. Это не Корбюзье, а собственной персоной архитектор Рахманинов. (Кланяется.)

Шаляпин. Ты еще и архитектор?

Из дома выбегают двое юношей в теннисных костюмах. Один, темноволосый, пониже ростом, другой — блондин с орлиным профилем. Это сыновья Шаляпина — Федор и Борис.

Федор. Папа, где ключи от багажника, нам ракетки нужно вынуть?

Шаляпин (растерянно хлопает по карманам). Не знаю…

Борис. Опять потерял!

Шаляпин (оправдывается). Зачем же сразу «потерял»? Вот они!

Он протягивает ключи сыну. Борис берет ключи и убегает. Федор дернулся было за братом, но Рахманинов останавливает его.

Рахманинов. Феденька, а когда фильму крутить будем?

Федор (умоляюще). Сергей Васильевич, ну хоть одну партию дайте сыграть! Мы на ящик пива поспорили!

Борис от машины зовет Федора. Федор убегает. Рахманинов смотрит ему вслед.

Рахманинов. На тебя похожи.

Шаляпин (не злобно). Балбесы!.. А как дочки?

Рахманинов. В голове одни танцульки. Их сюда из Парижа на веревке затаскивать надо. У Ирины, кажется, жених, князь Волконский. (Улыбается.) Ирина у нас в княжны метит. Я тебя с ним познакомлю.

Они идут по дорожке сада.

Шаляпин. Мне нравится дом. Молодец, Сережка!

Рахманинов. Знаешь, натаскаешься по всей Европе и Америке с концертами, так хочется какое-нибудь одно насиженное место — со своей кроватью, своим роялем. А сюда приедешь — хорошо! Тишина, дождичек, серые денечки… Люблю я эти серые денечки. Может, сочинять начну.

Мазырин. А что, не сочиняется?

Рахманинов. Да откуда? Надо деньги зарабатывать! Долгов знаешь сколько?

Шаляпин (подмигнув). Ну что, Сережа, мильончик уже есть?

Рахманинов. Да какое там! Я же говорю: долги надо отдавать.

Шаляпин (торжествующе). А у меня есть!

Рахманинов. Зато у тебя вот этого нет!..

Они заходят за угол и останавливаются около куста сирени, под которым возится садовник с трубкой в зубах.

Рахманинов. Погляди-ка.

Шаляпин. Чего особенного? Сирень.

Внимание Рахманинова привлекает белый порошок, посыпанный на почву вокруг куста. Он обращается к садовнику по-немецки, тот отрицательно качает головой. Рахманинов что-то решительно утверждает. Садовник спорит, яростно размахивая руками. Шаляпин и Мазырин, не понимая, наблюдают. Лицо Рахманинова бледнеет. Правая щека начинает перекашиваться тиком. Швейцарец, красный от возбуждения, продолжает что-то выкрикивать, уходит в сторону гаража. Рахманинов прикрывает рукой перекошенный от тика глаз. Шаляпин подталкивает Мазырина и говорит громко, чтобы расслышал Рахманинов.