Страница 21 из 120
Герасим. Он важная персона. Что бы вам, Сергей Василич, самому ему написать?
Рахманинов. Сегодня же напишу.
Герасим. Он сейчас в Отрадине, у графов Сокольских. Я письмо свезу.
Рахманинов. Что-то не так?..
Герасим. Так — не так… Шехерезада любой затраты стоит. Это ж краса — природы совершенство!
Рахманинов. А ты поэт, Герасим.
Герасим. За что, сударь, обижаете? Я — конюх!
Телега с роялем стоит возле парадного входа. Вокруг драгоценного груза собралось чуть ли не все население усадьбы. Тут и Наталья, и Софья, и Марина, и фрейлейн с Ириной, Феона с Танюшкой на руках, вся кухня и охрана в лице хромого сторожа Степана.
Наталья. Всю грязь с дороги собрали! Неужели нельзя было поаккуратней?
Белов (жалобно). Уж мы ли не старались! Мне весь хребет отшибло!
Иван, не затрудняя себя объяснениями, сует Белову крышку рояля, завернутую в рогожу. От неожиданности Белов чуть не валится с ног.
Белов. Сдурел?
Иван, так же молча, сдирает грязные рогожи с рояля, обнажая черное полированное тело инструмента.
Иван (не глядя). Гужи!
Сторож Степан с берданкой за спиной подает ему гужи.
Степан. Держи, Ваня. Бог тебе в помочь.
Иван, поднатужившись, приподнимает рояль и подводит под его переднюю часть гужи, потом — под заднюю.
Наталья (просительно). Ваня, поосторожнее. Я так волнуюсь.
Иван. Наталь Алесанна, не робей! Потяжельше носили — не роняли. (Мужикам.) Берись, робя! Белов и Козел — взад, Митрич — со мной в супряге.
Мужики занимают указанные места, перекидывают лямки через плечи.
Белов. Раз, два, взялись!
Рояль приподнялся над телегой и повис на гужах.
Иван. Белов и Козел, заходи вперед!
Этим мужикам Иван доверил узкую и более легкую, «маневренную» часть громоздкой ноши, а сам с дюжим Митричем принял главную тяжесть.
Иван. Хорош!.. Степан, держи дверь. Пошел!..
В дверях передняя пара застревает.
Иван. Чего вы там?
Белов (сдавленным голосом). Осади!..
Белов уперся скулой в косяк двери. Задние носильщики нажимают на него всей тяжестью инструмента и вот-вот выдавят ему глаз.
Иван. Что там опять с тобой?
Белов (хрипит). Расплющили!
Иван и Митрич подают рояль назад. Белов получает свободу. Рояль благополучно пролезает в дверь, но дальше начинается самое трудное.
Мужики с хрипом и надрывом тащат рояль по узкой, скрипящей лестнице.
Иван… Не споткнись, Белов.
Белов. Ученого учить!..
И тут же спотыкается. Иван, присев и расставив ноги, принимает на себя главную тяжесть и не дает роялю завалиться.
Марина. Аккуратнее вы, безрукие!
Иван (бешено). Не встревай! Расшибу его к чертовой матери!
Темно-зеленый «лорен-дитрих» надраен, начищен, блестит как зеркало. Бронзовые детали отполированы. Рахманинов склонился над открытым капотом, вслушивается в работу двигателя. Механик в комбинезоне кусает выгоревший ус. Оба вслушиваются в ласковое урчание мотора. Чуть поодаль стоит стайка деревенских мальчишек.
Механик. Сергей Василич!
Рахманинов. Тс-с!.. Четвертый клапан постукивает…
Механик (убежденно). Не стучит. Никак нет.
Рахманинов. А я тебе говорю, стучит.
Механик. А я говорю — нет. Я по ентому делу седьмой год!
Рахманинов (хитро улыбаясь). А я по ентому делу двадцать седьмой (показывает на уши). Ты только послушай…
Рахманинов сует руку в двигатель, натягивает какой-то рычажок, прибавляя обороты.
Рахманинов. Теперь слышишь?..
Ребятишки переводят взгляды с хозяина на работника.
Механик (качает головой, улыбается). Ну, Сергей Васильевич, верно, самую малость постукивает. Не проведешь!.. Специалист…
Рахманинов. А ты думал! Вот меня из Большого театра попрут, так я пойду главным механиком в гараж. Возьмут?
Механик (убежденно). Да вас хоть к государю-императору!..
Мужики, поставив рояль, выходят из кабинета. По их лицам видно, как им всем досталось. Василия Белова аж шатает. Глаза-пуговки совсем вылезли из орбит.
Наталья (Марине). Поставь им угощение.
Марина выходит вслед за мужиками. Наталья и Софья вытирают рояль замшей. Ирина стоит у окна.
Наталья. Только Сергею — ни звука. Пусть для него будет сюрприз…
Ирина (от окна). Мама! Папа идет!..
Наталья. Побежали вниз как ни в чем не бывало!
Рахманинов пересекает двор.
Наталья, Софья и Ирина, хихикая, разбегаются по разным углам и делают вид, что сосредоточенно углублены каждая в свое занятие. В коридоре раздаются шаги Рахманинова. Все трое, затаив дыхание, замирают. Теперь шаги раздаются по лестнице.
Рахманинов поднимается по лестнице, подходит к кабинету и замирает на пороге.
Черный концертный рояль царствует посредине комнаты. Рахманинов бросается обратно к лестнице и громовым голосом зовет.
Рахманинов. Наташа!..
Наталья появляется на пороге столовой. Лицо ее деланно равнодушное.
Наталья. В чем дело?
Рахманинов. У меня в кабинете рояль!..
Наталья. Какой рояль?
За Натальей появляются Софья и Ирина с плутовским лицом.
Рахманинов. Откуда у меня рояль?
Но, увидев, как Ирина прыснула, не выдержав, он машет рукой.
Рахманинов. Вам не стыдно издеваться над старым человеком, у которого сердце может разорваться от радости?..
Он поворачивается, уходит стремительно в кабинет, и оттуда сразу же обрушиваются ликующие, торжественные аккорды си-мажорной прелюдии из 23-го опуса. Наталья, Софья и Ирина замирают, словно зачарованные рушащимися на них валами музыки, которые как бы скатываются к ним из раскрытых дверей кабинета по залитым солнцем деревянным ступеням лестницы.
Аккорды си-мажорной прелюдии громоздятся и топорщатся теперь, пронизанные солнечным светом, падающим на смытую землю со всем, что на ней растет. Землю, сверкающую дождевой и росной влагой. Сирень! Распустившаяся сирень! Ее густые заросли подковой охватили двор. Мы, как бы подхваченные музыкой, проникаем в глубь этой сирени: рослой венгерской, с блекло-фиолетовыми кистями, и сменяющей ее лиловой — персидской. Сквозь это сиреневое буйство ныряем в обильную, пышную, белую, как подвенечное платье, русскую сирень…
Сквозь сиреневые заросли пробирается Ирина. Теперь аккорды прелюдии сменились на лирическую тему в низком регистре. Ее как бы напевает девочка, вся мокрая — от панамки до прюнелевых туфелек. К ее носу и щекам прилипли листки, она прижимает к груди охапку влажных, дурманящих своим запахом ветвей. За ней, оступаясь, спотыкаясь, едва поспевает фрейлейн с повязанным горлом.