Страница 3 из 20
Черри подаетъ коньякъ, рюмки, бисквиты.
Леманъ. Это съ утра-то?
Кистяковъ. Да и некогда: домой, къ завтраку время.
Лештуковъ. Нтъ, я видлъ: Маргарита Николаевна только-что вышла изъ воды. Часъ на туалетъ…
Кистяковъ. Да ведь и намъ одеться надо.
Лештуковъ. Ну, какъ хотите.
На мор давно уже видно лодку, въ которой сидитъ Ларцевъ на рул и Альберто на веслахь. Ихъ сильно качаетъ. Къ словамъ Кистякова "одться надо", они y берега.
Ларцевъ ( изъ лодки). Я выпью.
Костюмъ Альберто: старая синяя фуфайка-безрукавка, с якоремъ на груди, штаны, засученные по колно, матерчатый желтый поясъ, босой.
Кистяковъ. Вотъ вамъ и компаніонъ.
Леманъ. Андрикъ!
Лештуковъ. Нашъ милйшій Андреа дель Cаp.
Ларцевъ ( выпрыгнулъ изъ лодки, подходить). Милое, но мокрое созданіе. Фу, какъ насъ съ Альберто швыряло въ мор. На двор жара, а я, право, даже продрогъ. Дайте коньяку.
Леманъ. Этюды делалъ?
Ларцевъ. Какіе къ чорту этюды, когда лодку валяетъ съ волны на волну, точно баба пирогъ загинаетъ. Вымокли только и всего. Во здравіе всей честной компаніи. Пьетъ.
Альберто, оставаясь по щиколотку въ вод, управляется y берега съ лодкою, прислоняетъ весла къ лстниц на веранду, затмъ уходить по морю къ limite, гд его шумно привтствуютъ; онъ показываетъ купальщикамъ, какъ надо плавать и т. д., вообще онъ все время виденъ въ мор.
Лештуковъ. Какъ поживаетъ Миньона?
Ларцевъ. Двигается, быстро двигается. Да что, батюшка, я признаться, въ большой тревоги.
Леманъ. Что такое?
Ларцевъ. Джулію y меня отобрать хотятъ.
Кистяковъ. Какъ такъ?
Ларцевъ. Вонъ этотъ соколикъ.
Лештуковъ. Ревность?
Ларцевъ. Самая нелпая.
Кистяковъ. Да признавайся ужъ по чистой правд: y тебя съ этой Джуліей въ самомъ дл чисто или только хорошо прячетесь?
Ларцевъ. Увряю васъ, нтъ.
Леманъ. То есть, какъ есть ничего, ни-ни?
Ларцевъ. Вотъ именно ни-ни.
Кистяковъ. Можетъ быть, маленькій флиртъ?
Ларцевъ. И флирта никакого не было.
Лештуковъ. Напрасно.
Ларцевъ. Вотъ тебе разъ! Почему же?
Лештуковъ. Да ужъ очень вы красивая парочка крайностей. Она воплощенный югъ, молодой, сильный, огненный… вотъ съ этимъ солнцемъ, что выращиваетъ эти пламенные цветы, съ этимъ вяніемъ ароматовъ, подъ которымъ, кроме любви, и думать-то ни о чемъ невозможно…
Леманъ. Климатъ располагающій.
Кистяковъ. Страна любви.
Идетъ на веранду. Съ лестницы Леману.
Ты однако не разсиживайся. Въ самомъ деле поздно. Запрусь въ кабин, не отопру.
Леманъ. Сейчасъ.
Лештуковъ ( декламируетъ) .Темны и тихи были очи,
Какъ полночь южная сама,
Но всеми звездами полночи
Горла ярко эта тьма.
У вашей Джуліи такіе глаза. Вдь правда?
Ларцевъ. Да, оно, точно, глаза забористые.
Кистяковъ ( изъ кабины). Леманъ!
Леманъ. Да, иду. Фу, чортъ!
Уходить подъ лстницу веранды; видно, какъ онъ, подобравъ полы балахона, поднимается въ кабину по опускной лстниц.
Лештуковъ. А вы, Ларцевъ, зверъ. Если доживете до карнавала въ Римъ, нарядитесь-ка рыжебородымъ Торомъ. А? Плечища y васъ косая сажень, волосъ больше, чмъ полагается даже для художника, бороду вы украли у Рубенса, а за симъ, какъ пишутъ въ паспортахъ, приметъ особыхъ нетъ, лицо чистое, носъ и ротъ обыкновенные.
Ларцевъ. Что вы разбираете меня по статьямъ, какъ коня призового? Въ романъ, что ли, всунуть хотите?
Лештуковъ. Не знаю. Можетъ быть, и въ романъ. Чемъ вы не герой романа? Кстати y васъ вонъ и сюжетъ наклевывается. Рыжебородый Торъ и Миньона! Транзальпинскій варваръ, явившійся покорять прекрасную Италію, и прекрасная Италія, весьма желающая быть покоренною.
Ларцевъ. Вы ошибаетесь, я вовсе не собираюсь покорять. По правд сказать, Джулія мн вовсе не нравится. Она для картины хороша, подъ мысль мою подошла. А какъ женщина - она не въ моемъ вкус.
Лештуковъ. Джулія? Не въ вашемъ вкус? И вы смете признаваться? Вы? Художникъ? Она красавица, по всмъ правиламъ искусства красавица. Если она вамъ не нравится, вы измняете девизу вашего цеха. По-настоящему, вы, художники, должны чувствовать себя въ жизни такъ, какъ мы, гршные, чувствуемъ себя только въ музеяхъ. Вы обязаны ловить красоту повсюду, хватать ее живьемъ, налету, вечно стоять на ея стражъ… Вы хотели что-то сказать?
Ларцевъ. Нетъ, ничего. Посторонняя мысль…
Лештуковъ. Вы еще очень молоды. Ваше лицо можно читать, какъ разверну-тую книгу. А это нехорошо. Века, когда глазамъ полагалось быть зеркаломъ души, давно минули. Хотите, я назову вамъ вашу постороннюю мысль. Ведь она обо мн была?
Ларцевъ. Ужъ если вы такой проницательный, то да. Мн хотелось сказать: какъ же вы сами-то, такой ценитель и поклонникъ истинной красоты, равнодушны къ ея прелестямъ…
Лештуковъ. Договаривайте… И лежитъ безсильнымъ рабомъ y ногъ хорошенькой интернаціональной барыньки…
Ларцевъ ( сконфуженный). Оставьте, пожалуйста. Я слишкомъ уважаю Маргариту Николаевну, чтобы…
Лештуковъ. Что же? Вы правы. Логики мало. А только, милый мой юноша, не судите, да не судимы будете.
Ларцевъ. Да я и не думалъ.
Лештуковъ. Есть въ жизни законъ возмездія. Кто, какъ я, черезчуръ легко прожилъ жизнь, попадаетъ подъ этотъ законъ тамъ, где не ожидаетъ. Привычка быть любимымъ мститъ за себя. Много серьезныхъ чувствъ обращалъ я въ игрушки для пріятнаго препровожденія времени. И вотъ игрушки отомстили за себя, и я самъ теперь игрушка.
На веранд хохотъ, шумный разговоръ. Джулія, съ целымъ ворохомъ чистаго блья, быстро сбгаетъ внизъ по лстниц. Графъ Кольраушъ фонъ Грабенсдорфъ, типичный пшютъ венскаго пошиба, немного слабый на ногахъ, слдуетъ за нею.
Джyлія. Нетъ, Нетъ, Нетъ! Нетъ, ваше сіятельство.
Графъ. Одинъ поцлуй.
Джyлія. Поцлуй? Мадонна sаntissimа! Да вы разбойникъ, графъ! Вы бсъ! Вы донъ-Джованни!
Графъ. Всегда жестока.
Лештуковъ. И этотъ туда же, со своей наследственной золотухою.
Ларцевъ. Сколько народа увивается за этою девчонкою уму непостижимо.
Джyлія. Оставьте, графъ, въ самомъ деле. Альберто увидитъ. Нехорошо. Ведь я почти невеста.
Графъ. О, Альберто. Я не боюсь Альберто.
Джyлія. А не Альберто, такъ ваша же выползетъ… Крашеная. Какъ тамъ ее? Фу, шикъ дама! Волосы какъ огонь! Каблуки y ботинокъ вотъ! Шляпа вотъ! цвты на шляп вотъ! Прелесть, что за женщина! А вы хотите ей измнить? Хохочетъ.
Графъ. Джулія, вы ангелъ!
Джyлія. А достанется вамъ отъ нея! вотъ достанется!
На веранд, показывается величественная дама; тощій негритенокъ несетъ за нею корзинку съ простынею и мантилью.
Осторожнее, вы. Ведь и въ самомъ деле идетъ.
Графъ ( который въ это время едва не поцловалъ Джулію). О Іезусъ!
Убгаетъ налво. Дама съ негритенкомъ столь же величественно протекаетъ вслдъ ему, мимо Джуліи, окинувъ ее молніеноснымъ взглядомъ. Джулія, закусивъ губы, рьяно развшиваетъ блье на веревку y перилъ. Но, когда дама уже прошла мимо, заливается смхомъ, пряча лицо въ простыню, повышенную на веревк.