Оружие юга (ЛП)

Линкольн продолжил: Народ Кентукки, американцы, если вы решите поддержать юг, значит вы решите забыть Вашингтона и Патрика Генри, Джефферсона и Натана Хейла, Джексона и Джона Пол Джонса. Так помните об отцах нашего народа, помните о стране, которую так многие из вас смело защищали. Да благословит Бог Соединенные Штаты Америки!"

И опять освиставших было больше, чем одобряющих. Ли иронически подумал о том, что Линкольновские три "американских" героя Вашингтон, Патрик Генри, и Джефферсон, были из рабовладельческой Вирджинии. Кровь Марты Вашингтон присутствовала в крови его жены. И Юг почитал отцов-основателей не меньше, чем Север; он вспомнил свой приезд в Ричмонд в день рождения Вашингтона, когда даже Военное министерство было закрыто. И если уж на то пошло, Вашингтон верхом на лошади был изображен на Великой Печати Конфедерации Штатов. На этот раз, у него не было никакой симпатии к заключительным словам Линкольна.

Бывший президент США сошел с трибуны. Тут и там люди спорили друг с другом, стоя лицом к лицу, кричали и размахивали руками. Но никаких беспорядков за выступлением Линкольна не последовало. Учитывая горячий нрав жителей Луисвилля и вообще Кентукки и Миссури, Ли испытал облегчение.

Вместе с Маршаллом они начали продвигаться сквозь толпу к Линкольну. Ли и сам был достаточно высоким, а Линкольн, особенно после того, как вновь надел шляпу, был, возможно, самым высоким человеком здесь, в парке.Экс-президента было легко держать в поле зрения.

Линкольн вскоре заметил Ли. Он подождал, пока тот подойдет. "Господин президент," - сказал Ли, склонив голову.

"Уже больше нет," - сказал Линкольн. "И мы оба знаем, чья это вина, не так ли?" Ривингтонцев, подумал Ли. Без них, без того, что они рассказали, Линкольн по-прежнему был бы президентом и наводил бы порядок в безуспешно пытавшихся отделиться южных штатах. Тем не менее, в его голосе не было горечи; скорее, это был юмор, как в дружеском разговоре о житейских мелочах. Как ни старался, Ли не мог разглядеть в этом высоком штатском человеке того людоеда, которого описывал Андрис Руди. Но это и к лучшему. Линкольн больше не хозяин Белого Дома, а кошмар будущего не сбудется.

Ли спросил: "Что вы планируете делать теперь, сэр?"

"До выборов я постараюсь поколесить по Кентукки и Миссури, и делать все от меня зависящее, чтобы удержать их в Союзе," - сказал Линкольн, добавив, - "не то, что некоторые из политиков в обеих странах, им не понять меня, да и в общем-то черт с ними… После этого… - он запнулся. - После этого, я полагаю, поеду домой в Спрингфилд, займусь юридической практикой и буду помаленьку стареть. Когда я был моложе, я не страдал из-за безвестности, так что вернусь к ней, вероятно, достаточно легко. Может быть, в один прекрасный день, когда вся эта суета утихнет, я напишу книгу о том, как все могло сложиться лучше, по-другому".

"Вы, надеюсь, простите меня, сэр, но мое мнение, что лучше стало именно теперь," - сказал Ли.

"Вам не нужно мое прощение, генерал, хотя вы и вежливо просите его. Даже ваша южная конституция допускает свободу мнений, не так ли? Кандид до конца верил в лучший из всех возможных миров." Линкольн иронически усмехнулся. "Кому какое дело теперь до того, о чем я думаю? Я собираюсь вернуться в тень. А вот вы, генерал, ваше будущее впереди освещено факелами и вымощено золотом."

"Вряд ли, сэр," - сказал Ли.

"Где еще место для самого благородного вирджинца из всех, как не во главе своей страны?" Рот Линкольна скривился. Даже сейчас, когда прошел уже год с тех пор, как Юг завоевал свою независимость, признание Конфедерации причиняло ему боль.

Ли ли также было интересно, означала ли цитата из Шекспира комплимент или сарказм. Он ответил: "Я горжусь тем, что служу государству и своему народу в любом качестве, которое они предлагают мне." Линкольн посмотрел на него сверху вниз. Как всегда, это привело его в замешательство; в такой ситаации он оказывался не часто. "Служение своей стране - все это очень хорошо, генерал, но когда приходит время, разве вы не должны вести ее в том направлении, куда она должна идти по вашему мнению?" Он не стал ждать ответа, коснулся пальцем края шляпы и ушел.

Чарльз Маршалл посмотрел ему вслед. "Как мог Север так заблуждаться, чтобы избрать такого человека своим президентом?" Он похоже изобразил рыхло-вихляющую походку Линкольна.

"Да, у него очень своеобразный вид, но это не главное. Главное, это цели, которые он перед собой ставит и способы их решения." Ли также смотрел вслед Линкольну, пока тот не скрылся за ивами с их новыми юбками весенних листьев. Вот уж вопрос из вопросов: если бы Ли сказал, что с рабством нужно покончить за один день, кто бы на Юге стал слушать его?

"Простите, что пришлось побеспокоить вас за ужином, сэр," - сказал посыльный, вываливая кучу телеграмм на стол Ли в столовой отеля.

"Все в порядке, сынок." Ли пришел в юмористическое настроение. Телеграммы плотным слоем начали покрывать блюда, миску гороха, соусник, бокалы; наконец они закрыли хлеб и спрятали из виду лоток с приправами. Ли продолжил, "Если я все это буду читать сейчас, то ужинать придется ночью."

Посыльный, вероятно, уже не слышал последнюю фразу; он спешил обратно на телеграф за новой порцией сообщений. Генерал Грант сказал: "Тогда начните с тех, сэр, которые расчистят вам путь к ужину."

"Так и придется сделать." Ли быстро начал проглядывать их одну за другой, иногда останавливаясь, чтобы отрезать еще ломтик седла барашка перед ним. За ним стоял чернокожий мальчик с большим пестрым опахалам, разгоняя душный воздух, который заполнил июньский вечер Луисвилля. "Не слишком усердствуй там," - предупредил его Ли, заметив, что документы на столе зашевелились. - "Или ты хочешь загнать их прямо в суп?" Маленький раб захихикал и покачал головой.

Ли закончил с бумагами. "Ни одного значительного нарушения здесь," - сказал он Гранту. Тот тоже подытожил. "Тут тоже, кажется, без инцидентов." Он отложил последнюю бумагу почти сразу после Ли. "Обменяемся данными?"

В обмен на отчеты, которые федеральные избирательные инспекторы послали Гранту, Ли протянул ему последний набор сообщений, что он сам получил от инспекторов Конфедерации. Как и сказал Грант, голосование в целом протекало гладко. Некоторые участки с юга и запада штата Миссури еще не представили данных. Ли подозревал, что никто там и не голосовал. Независимо от перемирия и отсутствия федеральных оккупационных войск, гражданская война там продолжалась. Но эти территории были малонаселенными, так или иначе. Даже если бы все их голоса были отданы Конфедерации, штат в целом остался бы в Союзе. Кентукки совсем другое дело. Грант признал это, когда сказал: "В ближайшие недели, генерал Ли, я переведу свою штаб-квартиру в Сент-Луис, чтобы обосноваться на территории Соединенных Штатов."

"Вам там будет даже лучше, чем в Луисвилле, исходя из вашего давнего знакомства с городом," - сказал Ли.

"Я сомневаюсь в этом." Лицо Гранта редко меняло выражение, но его голос стал мрачным. "Я служил в армии, а не отдыхал на пляже в те времена, когда я там был, так что мои воспоминания не такие уж счастливые. И, как вы понимаете, сэр, я не могу радоваться тому, что штат Кентукки проголосовал за выход из Союза, которому я обязан всем в этом мире."

"Я уважаю искренность ваших чувств, более того - я восхищаюсь ими, но я надеюсь и вы понимаете, что люди из Кентукки также искренни в своих."

По соотношению четыре к трем, избиратели Кентукки связали свою судьбу с Югом.

Грант сказал: "Я признаю это, но мне трудно приветствовать подобное. Откровенно говоря, я считаю, что причины по которым Юг взялся за оружие, недостаточно основательными, а одной из них вообще нет оправдания. Поэтому то, что вы боролись так долго и мужественно, всегда был удивительным для меня."