Оружие юга (ЛП)

"Я не знаю," - ответил он и через некоторое время неохотно добавил: "Признаюсь, раньше люди из Ривингтона не делали ложных заявлений. Несмотря на их большой гонор, они могут многое."

"Что… что ты ему сказал?"

"Я сказал ему, чтобы он убирался из моего кабинета и никогда больше не возвращался," - сказал Ли. "Ты сможешь найти в своем сердце маленький кусочек, чтобы простить меня за это?"

Его жена не ответила сразу. Вместо этого она осмотрела себя, свои сморщенные, искривленные ноги, которые когда-то были такими красивыми, подумала о боли, угнетающей ее на протяжении многих лет. Наконец она сказала: "Я не удивлена этому, мне известно на протяжении всей нашей совместной жизни, что у тебя на первом месте твоя страну. Я понимаю это… Я знала это и раньше в тот день, когда ты надел кольцо на мой палец, и я осмелюсь сказать, знала и до этого."

"Так ты прощаешь меня?" - сказал он с радостным облегчением.

"Нет, не прощаю," - резко ответила она. "Я понимаю, я могу даже принять это; ты не был бы тем человеком, которого я знаю, если бы ответил утвердительно на предложение Руди, я не больше ожидала бы от тебя согласия, чем если бы солнце стало завтра зеленым. Но иногда мне хочется, чтобы ты был… хоть на чуть-чуть другим."

"Ты хочешь, чтобы я посетил Руди в его штаб-квартире? Он примет меня, я думаю, несмотря на резкие слова, что прозвучали между нами."

"Это сейчас ты говоришь, что мог бы пойти к нему." Ее руки отмахнулись от него быстрым и презрительным жестом. "А затем ты обнаружишь важную причину, чтобы найти какой-то способ разорваться между словом и делом."

Он хотел было рассердиться на нее за эту циничную насмешку, но не смог: она была, конечно же, права. Он уже сам пожалел о своем поспешном предложение: как он мог изменить Конфедерации ради комфорта одного человека, даже если этот человек был его женой? Он знал, что не смог бы, и знал, что она будет страдать из-за этого. Вздохнув, он сказал: "К несчастью, моя профессия не годится для устраивания личных дел."

"Для тебя твоя профессия и твоя страна значат гораздо больше, чем когда-либо значила для тебя я," - сказал Мэри Кастис Ли, что также было верно.

Он сказал: "Не обязательно это будет моей профессией навсегда." Его жена, как имеющая на это право, рассмеялась над его словами.

"Сэр:

Ричмонд, Вирджиния, 27 июня 1866 г.

Имею честь подать в отставку с должности генерала армии Конфедерации Штатов Америки.

Прошу принять решение незамедлительно, Роберт Ли, генерал КША."

Ли подкорректировал краткое письмо и посмотрел вниз на слова, которые он написал. Даже уже написанные черными чернилами на сливочно-белой бумаге, они еще не казались реальными для него, как и то, что произошло незадолго перед тем дома. Тем не менее, решение об отставке далось ему легче, чем то, которое он сделал шесть лет назад, будучи командиром 1-го полка кавалерии США. Тогда он был жестоко терзаем сомнениями, желая и остаться с Соединенными Штатами, и зная, что Вирджиния, в конце концов значила для него больше. Теперь в Конфедерация был мир; его войска могли обойтись без него. Теперь ему необходимо было заняться другим. Ему хотелось показать письмо жене, чтобы увидеть выражение ее лица, когда она прочтет его. После их вечернего разговора на это стоило посмотреть. Но от такой диверсии ему придется отказаться. Он взял бумагу и вышел с ней в коридор.

Военный министр Седдон оторвался от бумаг, заполнивших его стол. Несмотря на кабинетную работу, он выглядел сильнее и здоровее, чем был во время войны, когда работа буквально поглощала его. Даже его улыбка была менее искусственной в эти дни. "Доброе утро, генерал. Что я могу сделать для вас?"

"У меня здесь есть письмо, которое требует вашего внимания, сэр."

"Ну так давайте мне его тогда." Джеймс Седдон прочитал две строки, затем поднял свою большую голову и посмотрел на Ли. "Что послужило поводом для этого?"

"Намереваясь нести полную ответственность за Конфедерацию Штатов Америки, господин министр, я должен обязательно делать это из гражданского состояния. Переходить непосредственно из рядов вооруженных сил к гражданской должности мне кажется было более уместно в древнем Риме, чем в нашей республике."

"Гражданская должность, вы говорите?" Седдон некоторое время изучал Ли, а затем медленно кивнул. "Вы же понимаете, генерал, что слухи, связанные с вашими возможными планами на будущее, широко разошлись за это время."

"Как с бумажными деньгами, так и со слухами: чем шире тираж, тем меньшую стоимость они сохраняют," - сказал Ли. Военный министр улыбнулся, скрывая волнение. "Несомненно, несомненно. Я, конечно, не использовал наше знакомство, чтобы узнать от вас о ваших планы, тем более, что они, возможно, были неясны даже для вас. Я надеюсь, вы позволите мне сказать, однако, что я уверен в будущем нашей страны в ваших руках".

"Вы, сэр, доверяете мне больше, чем я заслуживаю," - сказал Ли. Седдон покачал головой, без сомнения, приняв слова Ли за банальный вежливый ответ. Ли хотел бы, чтобы это было так. Нарушение общественного порядка, бесчинства, как среди гражданского населения, так и особенно внутри гражданской администрации, беспокоили его. Но больше всего беспокоили его люди из Ривингтона. Во время войны и мира, он прошел различные испытания и ему многое удавалось. Но откуда он мог знать все ресурсы людей из далекого времени, скрываемые до поры? Он не мог этого знать,… и он сделал этих людей своими врагами без надежды на примирение. Так что он имел основания беспокоиться.

Джефферсон Дэвис сегодня давал прием в Белом доме Конфедерации. Двигаясь верхом на Страннике по Двенадцатой улице в сторону резиденции президента, он подумал, что в один прекрасный день имя резиденции уже не будет звучать, как производное от такого же в Вашингтоне. Конфедерация не будет развиваться, как простая копия Соединенных Штатов и его институтов; Юг будет развивать свои институты самостоятельно. Его губы скривились.

У Юга был один свой собственный институт - институт рабства, и он надеялся начать работу по его искоренению.

Через широкие окна и открытые двери резиденции президента ярко горящие лампы и свечи бросали теплый золотой отблеск на дорожку снаружи. Ли слез со Странника, привязал лошадь к железному забору за пределами особняка и сунул ему под нос сумку, полную сена. Странник оценивающе фыркнул и начал есть. "Вот бы еще некоторым людям было так легко угодить," - пробормотал Ли и направился вверх по лестнице в дом.

Варина Дэвис встретила его у двери. "Как хорошо, что вы решили навестить нас этим вечером," - сказала она с улыбкой. - "Вы, как никогда, неотразимы в этом темном гражданском костюме."

Он склонился над ее рукой. "Вы слишком добры ко мне, миссис Дэвис." Она была красивая, темноволосая женщина, несколько моложе своего мужа, а также намного более общительная. Без нее, президентские приемы были бы намного официальнее и скучнее. Как бы там ни было, такие собрания были, если не самыми интеллектуальными в городе - эта честь, несомненно, принадлежала салону миссис Стэнард - то уж наиболее интересными по составу: конгрессмены, судьи, военнослужащие и должностные лица администрации перемешивались с купцами, проповедниками, и простыми горожанами, связанными деловыми взаимоотношениями с Джефферсоном Дэвисом или просто пришедшими посмотреть на него, и разумеется, сопровождающие их леди.

Ли провел рукой по рукаву черного шерстяного официального пиджака. Привыкший к серому военному мундиру, он чувствовал себя в нем как-то странно и неестественно, как будто он напоказ ехал через Ричмонд в нижнем белье. Он добавил: "Я тоже очень рад вас видеть, и вам тоже идет ваш черный цвет."