Ракетный гром

Зал уже был заполнен. Узлов увидел Малко: тот сидел рядом с Катей Зайцевой. Его кудрявая голова наклонялась то к «солдату-рюмочке», то к Виктору Гросулову. Неподалеку от них, через два ряда, находились сержант Добрыйдень, ефрейтор Цыганок, Волошин и старшина Рыбалко. Там было свободное место, как раз возле окна.

Узлов прошел туда, оказался рядом с Волошиным, заметил у него в руках изрядно потертую и пожелтевшую книжку. Он знал эту книжку, читал не раз — сплошные формулы и цифры, сборище иксов, игреков и зетов. Стало приятно, что Волошин, посещая вечерний технический университет, теперь может самостоятельно разбираться в математических «тайнах».

Цыганок переговаривался с Рыбалко. Старый служака, тонкий знаток автомобильной техники подбрасывал Косте каверзные вопросы по устройству двигателя. Добрыйдень тоже пытался отвечать, но Рыбалко трогал его за плечо, негромко говорил: «Дойдет и до вас очередь». Цыганок отвечал с ходу, и Максим, хлопая себя по колену, хвалил ефрейтора.

Узлов снова посмотрел на Катю. Она кого-то искала, глядя по сторонам. Узлову хотелось, чтобы она увидела его, и она, словно почувствовав это, повернулась и заметила его. Какое-то мгновение они смотрели друг на друга, потом Зайцева, смутясь, наклонила голову, и Узлов заерзал в кресле. Он вспомнил, как однажды ходил с нею в городской кинотеатр. Робел, когда вел Катю под руку. Потом, возвратясь в гостиницу, рассказывал Шахову, какая это милая, интересная девушка. «Ну и женись», — пошутил тогда Игорь. Шаховская шутка застряла в голове и до сих пор сидит там.

Он вновь посмотрел на Зайцеву. «И женюсь! Только не знаю, как это сделать. Действительно: как женятся люди?.. Да и куда приведешь жену? Эх, была бы отдельная комнатка. Мишелю повезло». На однокомнатную квартиру, которую занял Малко, Узлов возлагал большие надежды. Месяца два назад он подал рапорт с просьбой дать ему комнатушку (так и написал — «комнатушку») в доме офицерского состава. Обещали. А дали Малко. «Ничего не поделаешь, у него семья».

— Как на фронте, так и в мирное время деятельность войск измеряется взятыми рубежами, — говорил Шахов, стоя за небольшой, узенькой трибункой. Сидящие в зале внимательно слушали докладчика, и Узлову стало неудобно, что он занят своими мыслями. Он перестал думать и о Кате и о квартире, направил взор на Шахова. Он знал, что после общих слов Игорь перейдет к конкретному анализу тех показателей в учебе, которых добились подразделения, назовет фамилии и передовиков и отстающих в учебе, потом, чтобы доказать возможность освоения новой техники в более сжатые сроки, займется таблицами. По косточкам разберет каждый момент учебного процесса в первом взводе...

Узлову не хотелось, чтобы его видели, он старался сесть пониже, спрятаться за головы других. Он так опустился, что затылком уперся в спинку стула. Сидеть было неудобно, но он терпел...

— Я произвел одно испытание устойчивости среднего результата на примерах взвода, которым командует лейтенант Узлов. Сразу скажу: вывод получился таков, что мы в состоянии произвести боевые пуски гораздо раньше намеченного срока... Позволю себе обратиться вот к этим таблицам...

«Ну конечно, лекция, лекция», — слушая Шахова, рассуждал Малко. Когда еще обсуждалась повестка дня, он был против того, чтобы Шахов в основу своего доклада положил чисто технические, математические выкладки, был за то, чтобы доклад носил более широкий характер, включал в себя и международную обстановку, и достижения народного хозяйства страны. Майор Савчук колебался, остальные члены партийного бюро поддержали Шахова, на стороне которого были и Бородин и Громов. Теперь Малко сидел неподвижно, будто оцепенел. Он видел докладчика, видел указку, слышал отдельные фразы и ждал, скажет ли Шахов о нем, приведет ли хоть один пример из его учебной практики. Вдруг у него мелькнула мысль: «Понятно! Узлов — пуп земли. Дружок он ему. А я что?.. Понятно». Он почувствовал себя так, словно находится один в пустом зале. Досада сдавила грудь: почему же докладчик так много говорит об Узлове, а о нем ни одного слова? «Ведь я же член бюро партийной организации!» — хотелось крикнуть ему, но он лишь прошептал Виктору:

— Шахов обошел наш взвод. Это надо учесть, Витя. — Малко впервые назвал своего оператора Витей. Виктор даже растерялся: к нему ли обратился старший лейтенант?

Был объявлен перерыв. Узлов поспешил на улицу. Его догнал Малко.

— Дима, я жду твоего выступления. — Он открыл портсигар, предлагая закурить. — Ты обязан выступить, о тебе хорошо говорил докладчик. Игорек! — крикнул Малко показавшемуся в дверях Шахову. — Он с ума сошел, отказывается выступить. Я считаю, это неправильно!

— Хорошо, он выступит, — сказал Шахов и, взяв Узлова под руку, отвел в сторону. — Как доклад?

— Профессорский...

— Нет, серьезно?

— Серьезно? Боюсь, не рано ли из меня делают эталон. А как сорвусь? В жизни все бывает. Игорек...

— Ты не веришь в свои силы? Или что скрываешь?

— Скрывать не умею, я как на ладони, виден со всех сторон. — И, подумав о чем-то, попросил Шахова: — Будешь в городе, купи мне два билета в кинотеатр, на любой фильм. Купишь?.. Вместе пойдем...

— Со мной?

— Игорь, пощади, ты мне надоел и без того. Пошли, слышишь звонок?

Они вернулись в зал.

Зайцевой на месте не оказалось, теперь она сидела с группой девушек-связисток в заднем ряду. Узлову неудобно было поворачивать голову назад. Он увидел, как приосанился ефрейтор Цыганок. «Неужели первым выступит? — подумал Узлов. Цыганок еще никогда не выступал на партийных собраниях, и Дмитрий опасался за подчиненного. — Понесет его от повестки дня». Но первым выступил Добрыйдень. Он говорил робко, только под конец своей речи вдруг осмелел:

— Средний результат устойчивости построен не на песке. Старший инженер-лейтенант Шахов произвел научное исследование приемов и методов, которые мы применяем сейчас...

Речь сержанта понравилась Узлову, понравилась тем, что Добрыйдень назвал фамилии рядовых специалистов, обойдя его, Узлова, и тем, что похвалил Шахова. «В сущности, если правду говорить, то основной пружиной был ты, Игорек, давил на меня безжалостно», — с благодарностью подумал Узлов о Шахове.

— Слово имеет ефрейтор Цыганок. — объявил Савчук и почему-то посмотрел на Малко: видимо, ожидал его выступления.

«Сробеет перед аудиторией», — вновь затревожился Узлов. Цыганок погладил ладонью верх трибунки, прокашлялся.

— Волнуюсь, товарищи. — Его глаза забегали по залу, словно он искал сочувствия. — Я не по-научному, по-простому хочу сказать. В груди так молотит, аж в ушах отдает, как на артиллерийском полигоне...

По залу прокатился смешок. Пропел Волошин: «Константин такой, про него не скажешь, что он виден как на ладони». Узлов еще больше заволновался: «Понесло, понесло!»

— Тут не до смеха, когда в груди так стучит. — продолжал Цыганок. — Есть у нас хорошие специалисты — электрики, вычислители, гтланшетисты, механики-водители, командиры. Нам предлагают научиться заменять друг друга и даже подменять офицеров на случай временного отсутствия таковых. Это уже не компот, товарищ Добрыйдень, — академия, школа, учеба. Так я говорю?

— Правильно!

— Верно!

— Согласны!

Цыганок повернулся к президиуму, увидел, как Громов что-то записывает в блокнот, а Бородин подмигнул ободряюще, и еще больше воодушевился:

— Мы в своем взводе давно подменяем друг друга. А как же иначе! Иначе нельзя. А вдруг кто заболеет? Взаймы, что ли, пойдешь просить специалиста? Не дадут, а если дадут, то всучат не иначе как «тузика», потому как добрый солдат и в своем взводе не помеха. Но у нас хворают редко, еще помнят давнишний случай со мной. В спину мне начало стрелять, от нижнего места до лопаток, пошел к врачу, а он прописал мне двадцать пять присядок. С той поры я не болею. Спортом излечился...

Зал опять взорвался хохотом. Костя продолжал:

— Но все же бывают и другие причины, по которым может выйти из строя ракетчик... Я за то, чтобы наши специалисты могли работать в две руки. Тогда, товарищ Шахов, средний результат устойчивости будет еще выше.