Страница 82 из 87
— Что случилось? — спросила она.
— У меня встал, — сообщил Клейн.
Девлин тоже улыбнулась:
— Тогда не забудь принести его обратно, даже если все остальное растеряешь.
Клейн присоединился к Робену Уилсону, и они, миновав гигантские ворота, пошли через весь двор к зданию тюрьмы.
Глава 33
По пути к административному корпусу на глаза доктору попались три трупа белых зэков, свисающие с верхней перекладины ворот. Присмотревшись, Клейн увидел, что один из них без штанов и его гениталии под корень вырезаны. Уилсон отвел глаза, стараясь не встречаться с Клейном взглядом. Затем они вошли в здание.
На этот раз оно ярко освещалось, и, имей Клейн желание, он мог бы рассмотреть следы резни и буйства лучше, чем во время своей последней прогулки с Хэнком Кроуфордом на плече. Но он такого желания не имел. Он смотрел прямо перед собой. Слева шел Уилсон. Они миновали компанию черных и латиносов, яростно спорящих из-за какой-то ерунды; затем кто-то заметил Уилсона, и все уставились на них. В конце коридора около центральной башни толпились люди. По мере приближения Клейну послышались знакомые интонации. Со вчерашнего дня лица людей, как и цвет их кожи, изменились, но побуждения остались теми же. Клейн вспомнил постоянную Больцманна: хаос усиливается в замкнутых системах. Интересно, а если наоборот? Когда воцаряется полный беспорядок, что тогда?
Все новые и новые люди узнавали Уилсона, и в толпе довольно загалдели. К нему вновь и вновь поворачивались улыбающиеся лица, слышались приветственные возгласы. Когда Клейн, вопреки своим стараниям, нечаянно встречался с кем-нибудь глазами, в них пылали только гнев и подозрение. Они дошли до атриума, и толпа раздалась, пропуская их вперед. Высоко над их головами выгнулся стеклянный купол с балкончиком вдоль основания. В атриуме лампы не горели, но того света, что лился из ворот шести блоков, вполне хватало. Здесь сильно пахло соляркой. В нескольких метрах от ворот блока „D“ стояли несколько бочек, ведер и больших кухонных баков из нержавейки с тяжелой темной жидкостью: горючее. Там и сям в толпе люди покуривали косячки и сигареты. Если они по небрежности не подпалят себя сами, то отплатят людям Эгри сполна. Решетка, перегораживающая вход в блок „D“, была заперта, а за ней примерно по плечи навалили баррикаду из спальных матрасов. По ту сторону суетились люди, торопливо поливая матрасы водой из кружек, ведер и кастрюль. На их лицах читалась решимость обреченных.
— Стоук!
Клейн повернулся на возглас Уилсона. Толпа расступилась. В воротах блока „В“ на вращающемся стуле, водруженном на бельевую тележку, сидел Стоукли Джонсон. Его нос и часть лица вокруг пулевого отверстия жутко вздулись, но глаза сверкали бешеной злобой. Когда Стоук увидел Уилсона, злобы поубавилось, но не сильно. Клейн остановился на краю очищенной от людей площадки, и Стоукли равнодушно скользнул по нему взглядом. Уилсон протянул руку; Джонсон кивнул и пожал ее.
— Поставили гадов на колени, Стоук, — сказал Уилсон.
Стоукли снова кивнул, затем открыл рот и медленно заговорил:
— Выходящие наружу ворота блока „D“ блокированы. Им некуда бежать.
— А где вы взяли горючее?
— Из бака генераторной.
— Хорошо сработано, кореш.
Стоукли кивнул. Наступило молчание. Люди в толпе терпеливо ждали. Уилсон сделал шаг назад.
— Я хочу, чтобы ты позволил им выйти, Стоук, — сказал он.
В толпе зароптали. Все ждали продолжения. Стоукли покачал головой.
— Мы загнали большинство бледнолицых в блок „A“, где они и сидят, наложив в штаны. Я дал им шанс выйти и предстать перед судом. Это намного больше, чем они могли от нас ожидать. Здесь, в блоке „D“, остались только те ублюдки, которые хотят умереть.
В толпе одобрительно зашумели. Клейн почувствовал, как волоски на его руках становятся дыбом. Уилсон подождал тишины.
— Сюда приехали национальные гвардейцы.
— Плевать я на них хотел.
— Если ты подожжешь вертухаев, которых Эгри взял в заложники, наших ребят у задних ворот этого блока перебьют только так. — Уилсон сделал рукой неприличный жест. — Спасая заложников, военные выпустят и головорезов Эгри, а затем ворвутся сюда и зальют огонь нашей кровью. Все эти солдатики только и мечтают — взять негра на мушку и получить повод для убийства.
Стоукли Джонсон повысил голос:
— Мы не боимся умереть! Но если мы не дадим им знать сейчас, никто так и не поймет, кто мы на самом деле!
Уилсон подошел к краю толпы и, взяв у кого-то бритву, полоснул ей по стягивавшему грудь и живот пластырю. Затем, рванув края разреза, он содрал повязку, обнажая огромный шрам от груди к паху.
— Вот кто я на самом деле! — крикнул боксер.
В толпе ахнули и сочувственно загомонили.
— Вы все знаете, откуда я пришел.
Возгласы согласия.
— Эти сволочи жгли нас. Они били нас. Они мочились нам в лица, пока мы стояли на коленях, прикованные цепями. Так же они поступят и завтра, и послезавтра, и через неделю, и через год! Я знаю. Я знаю это лучше вас всех! Но они всего лишь люди. И мы должны быть большими людьми, чем они.
Уилсон повернулся к Стоукли.
— Вот кто мы есть.
Глаза Джонсона внимательно изучали лица окружающих; затем остановились на Клейне. На лице Стоукли на это раз мелькнуло неохотное узнавание. Клейн встретил его взгляд.
— Ты хочешь послать туда дока? — спросил Стоукли.
— Он может уговорить парней Эгри сдаться. Нам. Они это начали, а мы заканчиваем, и заканчиваем правильно, а не так, как они ожидают. Им и в голову такое не приходило. Мы их отпускаем!
Уилсон замолчал и обвел взглядом толпу: люди вновь были на его стороне. Боксер кивнул Стоукли.
— А если потом ты захочешь войти и вырезать Эгри яйца, я пойду с тобой и подержу его.
Этого было достаточно. Стоукли кивнул, и лица людей обратились к Клейну. Спасибо, парни… Доктор повернул голову в сторону блока „D“; над баррикадой настороженно торчали головы белых зэков. Он отвернулся.
— Отзовите ваших ребят от наружного выхода, — попросил он.
Уилсон кивнул и, подозвав кого-то, негромко отдал распоряжение. Клейн пошел к блоку „D“.
Над матрасами показалось длинное мрачное лицо в металлических очках. Если в подобной ситуации можно говорить об удовольствии, то Клейн встретил появление Тони Шокнера с удовольствием. Может быть, все вообще обойдется без разговора об Эгри и его проклятой заразе… Шокнер был встревожен, но тоже явно обрадовался Клейну.
— Тони.
— Клейн, — ответил Шокнер. — Какой там счет, кореш?
— В последнем периоде вас раскатают под орех.
Шокнер кивнул.
— Знаю. А что тут можно поделать?
— Уступить, — сказал Клейн. — Уилсон вас пропустит, только вертухаи идут первыми.
— А мы можем ему доверять?
— Вы доверились Эгри, — продолжил доктор. — Значит, хуже уже не будет.
Шокнер долго разглядывал его через решетку; Клейн чувствовал происходящую в душе парня борьбу.
— Семпер фи, — выдал наконец Тони.
Клейн вспомнил своего отца, и внезапно урезанный Эгри девиз морских пехотинцев привел его в ярость.
— Семпер фи, говоришь? — рявкнул он. — Эгри вас всех надул! Ему начхать на тебя, Клода или кого бы то ни было!
— Нев крутой мужик. И даже если сейчас поступил неверно, все равно он свой парень. Он горой за любого из нас.
— Эгри умирает, — сказал Клейн.
Шокнер ошеломленно замолчал.
— Соображаешь? — спросил доктор. — Ему все равно скоро в могилу! Поэтому ему наплевать на все.
— От чего он умирает? — спросил Шокнер.
— А какое это имеет значение?
— Рак?
Глядя в лицо Тони, Клейн уловил, как важно для парня сохранить хоть какое-то чувство уважения и преданности Эгри. Если стальная воля Нева вынудила Клода стать его женой, то она же сделала Шокнера его сыном. Вообще-то Клейну было глубоко плевать на душевное состояние Тони, но он очень хотел домой и поэтому кивнул.
— Ага, рак. Эгри слишком много курил. Но пойми, девиз „SEMPER FI“ справедлив в обоих случаях: Нев в долгу перед тобой. — Клейн кивнул на измученные физиономии, маячившие за спиной Шокнера. — А ты в долгу перед ними.