Страница 96 из 141
Забыл сказать, что Морис во время своего второго рейса обогнул мыс без всякой опасности, потому что море было спокойно и оставалось спокойным и без штормов в течение более шести недель после того, как мы высадились на берег. Воздух был такой умеренный, что мы не чувствовали ни холода, ни жары, только около полудня солнце довольно сильно припекало. Оно грело все больше и больше по мере того, как оно к нам приближалось, и возвращалась весна, начинающаяся в этой стране в августе, когда в Европе кончается лето. Морнс мне сказал, что, огибая мыс, он обнаружил несколько маленьких островов, расположенных в море на близком расстоянии один от другого по направлению к большому острову, защищающему залив от напора волн, и что он считает бухту прекрасной гаванью, хотя и опасается, что туда будет трудно заходить большим кораблям из-за бесчисленных подводных камней и скал, находящихся между мысом и большим островом, отделяющим залив от океана. Я ответил, что, когда мы переведем всех наших людей и багаж в новый лагерь и сможем там прочно обосноваться, нам хватит времени, чтобы заниматься открытием новых островов, и это будет предоставлено ему. Менее чем за двенадцать дней после открытия долины мы перевезли всех наших людей из старого лагеря в новый, названный Ван-де-Нюи и некоторыми другими офицерами Сиденберг. Это было сделано во время моего двух- или трехдневного отсутствия, и название это так часто употреблялось, что впоследствии было невозможно его изменить.
Мои люди, по моему распоряжению и по их собственному побуждению, соорудили несколько хижин по течению ручья на полосе примерно в милю длиною, спускавшейся к заливу с восточной стороны. Дров у нас было на месте очень много. Наши рыболовы наловили такое количество рыбы в заливе, что мы не знали, куда девать ее, не имея соли, чтобы ее хранить. Но Морис вскоре раздобыл нам соль.
Он отправился на одну из соседних скал и нашел ее там в таком количестве, что мог доставлять нам столько, сколько нам могло понадобиться, даже если бы нам пришлось двадцать лет прожить в этих местах. Конечно, эта соль получилась из моря, волны которого во время сильных бурь разбивались об эти скалы и, найдя в них кое-где углубления, их заполняли, а затем под горячими лучами солнца вода испарялась, и оставалась соль. Каждый день мы отправляли в леса отряды охотников и избивали оленей. Когда мы увидели, что над заливом летало много водяных птиц, нам пришла в голову мысль, что у них есть убежище в каком-то незнакомом нам месте. И мы не ошиблись: Морис, уходя с каждым днем все дальше в своих исследованиях залива по направлению к островам, открыл место, заросшее камышом и тростником, служившее убежищем большей части этих птиц. Затем он открыл остров, вернее, широкую песчаную отмель, где большие зеленые черепахи несли яйца, которые могли составить значительную часть нашего питания. Наконец, мы нашли столько вещей, полезных нам, что мы могли считать себя обеспеченными питанием, даже если бы нам пришлось прожить тысячу лет в этой стране. Недостаток пороха был самою большою нашею заботою, потому что хотя он у нас и имелся в довольно большом количестве, но его не могло надолго хватить. Мы предвидели, что одежды, белья, оружия и инструментов надолго не хватит, и если шлюпка, которую мы послали в Батавию, погибла, то рассчитывать на ее помощь не придется. Но у нас столько уже было доказательств милосердия господнего, что мы надеялись, что он не оставит нас и в дальнейшем.
Между тем наступала весна, и мы ежедневно находили съедобные вещи, дававшие нам возможность сохранить те, которые были привезены на корабле, главным образом, несколько бочонков гороха и других овощей, привезенных нами из Европы. Мне пришло в голову посадить овощи, и я поговорил об этом с некоторыми из моих офицеров, которые одобрили мои намерения. Для этой цели мы вырубили несколько деревьев над лагерем и подожгли этот лес, чтобы уничтожить траву и корни, которые могли бы повредить нашим посевам. Затем мы выкопали гряды, посадили на них горох, засыпав сверху землею, и, поливая гряды иногда водою из ручья, все остальное предоставили на волю того, кто дает всему жизнь.
Некоторые из наших охотников, зайдя далеко в лес, убили много оленей и, не имея возможности всех унести с собою, повесили двух на большое и густое дерево в намерении пойти за ними на следующий день. Семь из них, вернувшись к тому месту, увидели на дереве тигра, глодавшего одного из оленей. Они очень удивились, увидев его, и спрятались за деревьями, а два из них зарядили ружья пулями, прицелились и, одновременно выстрелив, увидели, как он, смертельно раненный, упал на землю. Падая, он испустил ужасный, отвратительный вопль и минуту спустя умер, будучи ранен двумя пулями навылет. Они сняли с него красивую пеструю шкуру и, спустив с дерева двух оленей, с триумфом принесли их в лагерь. Хотя их успех меня и обрадовал, но это приключение дало повод к новым страхам. Я рассудил, что, если в лесу было найдено это страшное животное, значит, там были и другие тигры, которые могли забрести в лагерь и броситься на наших людей. Я высказал на совете свои соображения, и было решено поставить вокруг наших хижин высокий забор. Мы начали его строить на следующий же день, и через десять дней мы могли считать себя защищенными от нападений диких животных, которые ночью могли покуситься на нас. Наши охотники сделались более осмотрительными, чем раньше, и не рисковали далеко заходить одни из опасения встречи с этими хищниками.
Прошло уже семь недель, как мы находились на этом берегу, и среди нас не было ни ссор, ни споров, потому что все время мы находились под страхом опасностей. Но как только мы оказались в безопасности, когда голод и жажда нам стали не страшны, когда у нас стало вдоволь всего, когда ежедневно мы ели мясо и свсжую рыбу и не работали столько, сколько раньше, любовь и ссоры начали нарушать наш покой. Среди нас было несколько женщин, о которых я почти не говорил, потому что не было подходящего к этому случая, но теперь, мне кажется, случай представился рассказать и о них. Некоторые из них были бедными женщинами, которых нужда и надежда улучшить свою участь заставили отправиться в Индию, другие же имели мужей или родственников, но большинство было извлечено из притонов или соблазнено мужчинами, купившими их за небольшие деньги. Эти женщины снисходительно относились к мужчинам, и те начали им говорить о любви. Вскоре между ними завязались связи, а так как мы все жили в маленьком лагере, хорошо охраняемом, им было трудно встречаться незаметно для других. Это вызывало часто ревность и ссоры, которые заканчивались дракой. Правда, страшась строгости наших законов, они, насколько возможно, старались сохранить это в тайне, мои же обычные занятия и небрежность некоторых офицерев были причиною того, что до меня редко доходили подобного рода беспорядки. Но вот случай, наделавший много шуму.
Два молодых человека состояли в связи с одною женщиною, и каждый из них думал, что он один владеет ею. Случилось так, что женщина обещала одному из них провести с ним ночь, что она и сделала; но другой пришел к ней немного спустя и просил ее о том же, а она ему отказала под каким-то пустым предлогом. Этот отказ огорчил его, естественно, он ее ревновал, подозревая правду, и решил проследить за своей любовницей, желая установить причину ее суровости. И действительно, он так хорошо ее выследил, что накрыл с любовником. Это привело его в такую ярость, что, вынув шпагу, он пронзил ею насквозь их тела и.
никем не замеченный, скрылся. Любовники Не могли удержаться от криков, к ним прибежали на помощь; сначала их увидел часовой, а затем и вся охрана. Шпагу вытащили из их тел и из земли, куда она вошла более чем на фут, вызвали хирурга для того, чтобы наложить повязки на их раны, что и было им сделано, а затем он пришел ко мне, чтобы доложить об их положении. На следующий день я собрал совет, но нам так и не удалось установить, кто был виновником этого преступления. Мы спросили у раненого юноши, нет ли у него врага, которого бы он подозревал, но он ответил, что он никого не оскорбил и не обидел, поэтому и не может никого обвинить. Мы допросили женщину; хотя она и подозревала своего другого любовника, но была настолько великодушна, что не выдала его, зная, что он отомстил ей в порыве любви. Когда мы увидели, что ничего выяснить не удается, мы собрали всех в полном вооружении и стали вызывать поименно. Нам показалось, что мы нашли виновного, так как один оказался без шпаги. Мы у него спросили, почему он явился на смотр без шпаги, на что он смело ответил, что ее у него не было. «У вас не было шпаги с тех пор, как вы с нами?»-спросил я его.- «Простите,- ответил он,- я ее одолжил одному из своих товарищей, имени которого я не знаю, заявившему мне, что он получил приказание куда-то отправиться на шлюпке. Тогда, показав ему шпагу, найденную в телах раненых, мы у него спросили, не принадлежит ли она ему. Он ответил, что это та самая, которую он давал своему товарищу. «Каким же образом,-сказал я с некоторою суровостью,- она могла оказаться вонзенною в тела этих несчастных?» – «Не выносите неблагоприятных для меня суждений,- промолвил он,- и позвольте сказать вам, что больше вероятности, что совершил этот поступок тот, кому я отдал свою шпагу, потому что он уехал утром и попросил ее у меня только лишь для того, чтобы подозрения пали на меня». Я задал ему еще несколько вопросов, спросил его, каким образом он не знает имени человека, бывшего его приятелем. Он, не удивляясь, ответил мне, что тут нет ничего странного; нет у нас такого человека, которому были бы известны имена всех, которых он знал и видел ежедневно. «Тот, кому я одолжил шпагу,- добавил он,- не является моим приятелем более, чем другие, и я даже вижу его довольно редко, потому что он почти всегда находится в плавании. Хотя я его знаю с виду и даже часто с ним разговаривал, мне никогда не приходила в голову мысль спросить, как его зовут».