Страница 7 из 20
Но временами, когда стенки миров слегка истончаются в процессе носки, все эти «может» и «могло бы быть» просачиваются внутрь.
А реальность, соответственно, утекает наружу.
Явление это родственно тем глубоководным горячим гейзерам, вокруг которых диковинные подводные существа находят достаточно тепла и пищи, чтобы создать на короткое время крошечный оазис существования в среде, не предполагающей никакого существования вовсе.
Идея Голывуда невинно и радостно хлынула в Плоский мир.
А реальность оттуда начала утекать.
И протечка эта была мигом обнаружена. За пределами миров обитают всяческие Твари, которые так здорово чуют самую незаметную струйку реальности, что по сравнению с ними акулы, учуявшие в соленой воде кровавый след, являют собой жалкую, несмешную пародию.
И Твари потянулись к месту протечки.
Над песчаными дюнами бушевала буря, но, едва достигнув вершины невысокого холма, тучи начинали клубиться и быстро поворачивали восвояси. Лишь иногда пара-другая дождевых капель падала на иссушенную землю, а самые сильные порывы ветра превращались здесь в слабое дуновение.
Буря занесла песком место давно погасшего костра.
Ниже по склону, рядом с ямой, которая уже могла вместить, скажем, барсука, вырвался из привычного окружения и покатился вниз небольшой камень.
Месяц прошел быстро. Задерживаться здесь ему не хотелось.
Казначей предупредительно постучал в дверь кабинета аркканцлера и заглянул внутрь.
Стрела из арбалета пригвоздила его шляпу к дверной панели.
Аркканцлер опустил арбалет и с досадой воззрился на казначея.
– Это кто же так делает?! – сказал он. – Вроде взрослый человек, мог без головы остаться.
Казначей не был бы там, где был сегодня (вернее, где был десять секунд тому назад – там, где и положено быть спокойному, уверенному в себе человеку, а не там, где был в данную минуту – на грани легкого сердечного приступа), если бы не обладал поразительной способностью стремительно оправляться от внезапных потрясений.
Он отколол шляпу от меловой мишени на старинной двери.
– Ах, пустяки, – сказал он. Такое благодушие, что прозвучало в голосе казначея, могло быть достигнуто лишь ценой чудовищных волевых усилий. – Дырки почти не видно. Но почему… э-э… ты стреляешь по двери, господин?
– Пошевели мозгами, дружище! На дворе темным-темно, а эти проклятые стены сплошь из камня. Или я совсем свихнулся – в камень стрелять?
– А, вот оно что, – промолвил казначей. – Но эта дверь, э-э, она, знаешь ли, уже пять веков насчитывает, – подбросил он вкрадчивый упрек.
– Вижу, вижу, – с первозданной простотой заметил аркканцлер. – Здоровенная такая, главное. Нам бы здесь, дружище, поменьше камня и дерева… Стоило бы добавить что-нибудь этакое, располагающее. Несколько охотничьих гравюр или там парочку украшений.
– Непременно займусь этим, – не моргнув глазом, соврал казначей. Он вспомнил о пачке бумаг, которую держал под мышкой. – А сейчас, господин, есть одна вещь, о которой нужно позаботиться…
– А ведь и верно! – воскликнул аркканцлер, нахлобучивая на голову свою остроконечную шляпу. – Молодчина. Нужно пойти навестить дракона. Захворал бедняга! Который день уже к дегтю не притрагивается.
– Мне бы подпись на одной-двух… – заспешил казначей.
– Не до того, – отмахнулся аркканцлер. – Слишком много всяких бумаг расплодилось. И вот еще что…
Он уставился на казначея отсутствующим взглядом, очевидно пытаясь что-то припомнить.
– Я тут сегодня во дворе забавную тварь видел, – наконец сказал он. – Мартышка вроде. Рыжая такая, аж горит.
– А, да, – бодро отозвался казначей. – Это библиотекарь.
– Он что, держит мартышку?
– Нет, аркканцлер, ты меня неправильно понял, – все с той же бодростью пояснил казначей. – Это библиотекарь и был.
Аркканцлер устремил на него долгий, пытливый взгляд. Улыбка на лице казначея начала медленно стекленеть.
– Библиотекарь что, мартышка?
Казначею понадобилось немало времени, чтобы все объяснить, после чего аркканцлер спросил:
– То есть ты хочешь сказать, что некогда этот тип вдруг превратился в мартышку?
– Именно. В библиотеке случилась небольшая авария. Взрыв, выброс магии. Только что был человек, и вдруг – орангутан. Только не стоит называть его мартышкой, мэтр. Он – обезьяна.
– Не один ли черт?
– По-видимому, нет. Он делается весьма агрессивен, когда его называют мартышкой.
– То есть у него нет привычки показывать людям задницу?
Казначей зажмурился и содрогнулся:
– Нет, господин. Ты путаешь его с гиббоном.
– А-а… – аркканцлер призадумался. – Может, здесь еще какие обезьяны работают? Ты предупреди.
– Нет, мэтр. Только библиотекарь, мэтр.
– Обезьянам – отказать. Знаешь, нельзя нам этого. Нельзя, чтобы здоровущая волосатая тварь шастала по всему Университету, – решительно заявил аркканцлер. – Избавься от него.
– О нет! Ни в коем случае! Это лучший из всех библиотекарей, какие у нас были. И экономически мы выигрываем.
– Каким образом? Сколько мы ему платим?
– Мы ему платим бананами и орешками, – быстро ответил казначей. – А кроме того, только он один и знает, как работает библиотека.
– Тогда превратите его обратно! Тебе бы, например, хотелось провести всю жизнь в облике мартышки?
– В облике обезьяны, аркканцлер. Боюсь, он остался обезьяной исключительно по собственному желанию.
– А ты откуда знаешь? – подозрительно осведомился аркканцлер. – Он что, говорить умеет?
Казначей в нерешительности помолчал. Из-за библиотекаря вечно возникали недоразумения. Все так привыкли к нему, что уже было трудно представить себе то время, когда библиотекой не заведовала обезьяна с желтыми клыками и силой трех взрослых мужчин. Ненормальное всегда становится нормой – главное, дать ему немножко времени. Но когда рассказываешь о чем-нибудь таком кому-то постороннему, твои слова выглядят, мягко скажем, странными. Казначей нервно откашлялся.
– Он умеет говорить «у-ук», аркканцлер, – сообщил он.
– И что это значит?