Славное море. Первая волна

Пришел Юсуп; немного вытянув шею, выслушал ка­питана, осмотрел водолазный костюм, коротко сказал:

— Дайте с собой метр.

Сказал спокойно, как человек, которому, собственно, ничего особенного делать не придется—так просто, обычная работа.

Надел костюм, взял в руки складной металлический метр и медленно шагнул в воду. Когда в нее уже погру­зились плечи, он остановился и неловко посмотрел вверх. Потом вода с плеском сомкнулась над ним.

Баржа лежит на небольшой глубине. И все же долго» находиться под водой нелегко. Природный ум Юсупа помог ему не растерять этого времени без пользы. Во­долазы порта обнаружили большую пробоину в носовой части правого борта. Они успокоились на этом и от даль­нейшего обследования отказались. Пробоину заделали. Попытка отлить воду из баржи не удалась.

Ясно, есть другая пробоина. Но где? Юсуп решил, что она тоже с правого борта и, очевидно, у кормы.

Он на секунду представил себе возможную картину события. Баржа шла последней. Она вышла за пределы надежного фарватера, и ее ударило о банку. Не будь буксирного каната, корму занесло бы влево, то есть в фарватер. Но сильно натянувшийся канат сдер­жал баржу, и теперь корму стало заносить вправо. Баржа ударилась о банку второй раз, теперь уже кормой.

Такая картина объясняла многое. Значит, вторая пробоина могла быть только на корме.

Юсуп двинулся по правому борту прямо к корме.

Вскоре стоявшие в ожидании на палубе получили сигнал. Юсуп просил поднять его наверх.

Когда вышел из воды, с него сняли скафандр — твер­дый колпак, прикрывающий голову. Он стоял так с от­крытой головой, но еще в костюме и улыбался — как-то не широко, как бы только самому себе. Дышал он не обычно, а по-своему: три вдоха и один большой выдох, три вдоха и один большой выдох.

Увидев, с какой заинтересованностью и недоумением смотрел на него Геннадий, Юсуп сказал:

— Это физкультура и легким и сердцу.

— Так все водолазы дышат? — спросил Геннадий.

— Не знаю, а мне так приходится.

Боцман отодвинул плечом Геннадия и спросил:

— Что нашел?

— У кормы пробоина.

— Большая? Может, все разорвало?

— Нет.

Юсуп назвал длину и ширину пробоины.

— Готовьте пластырь! — приказал капитан. Боцман дважды, чтобы запомнить,   повторил   вслух

размеры и пошел готовить пластырь.

— Думаешь, это единственная? — теперь допраши­вал его капитан.

— С правого борта одна.

— А с левого?

— Там не должно быть. Левый борт уже в фарва­тере.

— А в днище?

— Этого сейчас не проверить. К барже нанесло мно­го ила и песка.

Геннадий подумал, что капитан и сам понимал это и допрашивал Юсупа больше для того, что похвастаться перед начальником порта, какие у него расторопные матросы. Самому Геннадию вдруг показалось обидным, что им капитан ни перед кем не станет гордиться.

IV

Сытые чайки, привлеченные долгой стоянкой корабля, снова прилетели из бухты, лениво покружились над ним, потом молча, чуть в стороне, сели на воду, поскрипели и затихли. Два низких длинных островка вдали будто при­поднялись над водой.

Все это до мельчайших подробностей замечалось Геннадием. Но все это: и объевшиеся до немоты чайки, и голубое небо, и синяя вода, и приподнятые рефрак­цией над водой острова, и эта баржа, которую нужно поднять, — все это не настоящая Арктика. Ему сейчас не хотелось копаться здесь, а плыть скорей туда, в неведомые просторы, навстречу льдам, где, может быть, затерялись в тумане неизвестные острова.

Пластырь, к удивлению Геннадия, выглядел очень просто. Это была всего только новая доска, на одну сторону которой нашили брезент. С этой доской, молот­ком и гвоздями Юсуп снова ушел в воду.

Вернулся Юсуп измученный больше, чем   в   первый раз. Под усталыми глазами легли широкие синие полу­кружия. Доложил о выполнении задания, перешел   на борт теплохода и лег на крышке трюмного люка, прямо под солнцем надежного фарватера, и ее ударило о банку. Не будь буксирного каната, корму занесло бы влево, то есть в фарватер. Но сильно натянувшийся канат сдер­жал баржу, и теперь корму стало заносить вправо. Баржа ударилась о банку второй раз, теперь уже кормой.

Такая картина объясняла многое. Значит, вторая пробоина могла быть только на корме.

Юсуп двинулся по правому борту прямо к корме.

Вскоре стоявшие в ожидании на палубе получили сигнал. Юсуп просил поднять его наверх.

Когда вышел из воды, с него сняли скафандр — твер­дый колпак, прикрывающий голову. Он стоял так с от­крытой головой, но еще в костюме и улыбался — как-то не широко, как бы только самому себе. Дышал он не обычно, а по-своему: три вдоха и один большой выдох, три вдоха и один большой выдох.

Увидев, с какой заинтересованностью и недоумением смотрел на него Геннадий, Юсуп сказал:

— Это физкультура и легким и сердцу.

— Так все водолазы дышат? — спросил Геннадий.

— Не знаю, а мне так приходится.

Боцман отодвинул плечом Геннадия и спросил:

— Что нашел?

— У кормы пробоина.

— Большая? Может, все разорвало?

— Нет.

Юсуп назвал длину и ширину пробоины.

— Готовьте пластырь! — приказал капитан. Боцман дважды, чтобы запомнить,   повторил   вслух

размеры и пошел готовить пластырь.

— Думаешь, это единственная? — теперь допраши­вал его капитан.

— С правого борта одна.

— Ас левого?

— Там не должно быть. Левый борт уже в фарва­тере.

— А в днище?

— Этого сейчас не проверить. К барже нанесло мно­го ила и песка.

Геннадий подумал, что капитан и сам понимал это и допрашивал Юсупа больше для того, что похвастаться перед начальником порта, какие у него расторопные матросы. Самому Геннадию вдруг показалось обидным, что им капитан ни перед кем не станет гордиться.

IV

Сытые чайки, привлеченные долгой стоянкой корабля, снова прилетели из бухты, лениво покружились над ним, потом молча, чуть в стороне, сели на воду, поскрипели и затихли. Два низких длинных островка вдали будто при­поднялись над водой.

Все это до мельчайших подробностей замечалось Геннадием. Но все это: и объевшиеся до немоты чайки, и голубое небо, и синяя вода, и приподнятые рефрак­цией над водой острова, и эта баржа, которую нужно поднять, — все это не настоящая Арктика. Ему сейчас не хотелось копаться здесь, а плыть скорей туда, в неведомые просторы, навстречу льдам, где, может быть, затерялись в тумане неизвестные острова.

Пластырь, к удивлению Геннадия,   выглядел очень просто. Это была всего только новая доска,   на   одну торону которой нашили брезент. С этой доской, молот­ом и гвоздями Юсуп снова ушел в воду.

Вернулся Юсуп измученный больше, чем   в   первый раз. Под усталыми глазами легли широкие синие полу­кружия. Доложил о выполнении задания, перешел   на борт теплохода и лег на крышке трюмного люка, прямо од солнцем.

Геннадий пошел за ним, но боцман остановил его:

— Вернись, ему покой нужен.

— Водки бы ему надо, погреться, — посоветовал Сергей.

— Мне лучше знать, когда что требуется, — без­злобно отозвался боцман.— Запускай трубы!

Сергей отошел к своим трубам. Сначала с чав­каньем, захлебываясь, потом все ровней и ровней они погнали воду за борт.

Через час воду выкачали, но баржа не всплыла.

— Возьмем на буксир и дернем, — предложил боц­ман.

— Э-э, нельзя, — вдруг забеспокоился начальник порта. — Разорвете посудину.

Он преобразился, стал степенным и важным и словно выше ростом.

— Размыть нанос возле баржи! Обязательно раз­мыть.

Но тут же, спохватившись, переменил тон.

— Как вы считаете, Сергей Петрович, лучше раз­мыть, а?

Капитан разгадал маневр начальника порта, но не подал и виду.

— Ладно, размоем,— и сам пошел на мостик. Целых полчаса бушевали вблизи винты   теплохода.

Взвихренная вода смывала и уносила набитые к барже песок и ил. Наконец баржа закачалась и медленно стала всплывать.