Славное море. Первая волна

...С баржей на буксире теплоход возвращался в порт. Геннадий, сидя в каюте, поделился с Юсупом своим раз­думьем насчет открытий. Юсуп рассмеялся:

— Ну что ты можешь открыть? Зачем тебе та­кое? Слава тебе нужна? Да она же, как тень: в хорошую погоду с тобой, а чуть над головой тучка — и нет ее.

— Что ж тогда, по-твоему, нужно?

— Ушла, — скорее для себя, чем для других, сказал Сергей.

И все поняли, что это относится одновременно и к шхуне «Заря», и к Зое.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Прошло еще двое суток. Матросы обедали.

— Ну вот, братки, и конец ожиданиям. Погрузка за­кончена, через час пойдем набирать воду и — в море.

Боцман с маху выпил стакан компота, вытер ла­донью широкие седые усы. Компот он не любил и пил, чтобы не нарушать порядка за столом, как пьют горькое лекарство.

К удивлению матросов, кок ловко подставил ему второй стакан. Боцман так же привычно схватил его и поднес к губам. Сделав один глоток, он опомнился, по­ставил стакан на стол и зло глянул на кока.

— Ты что это, забыл, что ли?

— Иван Демидович, — невинно заговорил кок, — ну, как я его обратно по трапу понесу? Расплескаю.

— А ты боишься расплескать?

Он открыл иллюминатор и выплеснул остаток компо­та за борт.

— На, неси. Теперь не расплещешь. И больше чтоб у меня без этих штучек. Понятно?

Кок, щурясь, потрогал свои короткие черные усы, забрал порожнюю посуду и, посмеиваясь, понес в кам­буз.

Расстроенный боцман, чуть покачивая крутыми пле­чами, ушел велел за ним.

Через час теплоход вышел из бухты и направился в устье Лены набрать пресной воды.

Был поздний час. Солнце светило теперь не так, как в середине дня, — бледнее. Море казалось уже не голу­бым и не синим, а золотистым.

Гористый берег тоже чуть золотился. Над бухтой ле­тали веселые белые чайки. Освещенные неяркими лу­чами, они казались розовыми.

Теплоход прошел залив, в котором поднимали бар­жу, и углубился далеко в устье реки. Взяли пробу воды. Она была пресная, приятная на вкус. Боцман велел Геннадию отнести пробы врачу и капитану.

Врач посмотрел стакан на свет, выпил половину, по­дождал и допил остатки.

— Приятная, мягкая водица. Благословляю.

— Очень хорошо, набирайте здесь! — приказал ка­питан.

Грохоча цепью, в воду шлепнулся якорь, за ним второй.

В машинном отделении тонко запели моторы. Речная вода по широким трубам хлынула в танки — особые от­секи, специально для питьевой воды.

За набором воды наблюдал боцман. Он не спеша хо­дил по палубе, иногда озадаченно поглядывал за борт, потом справлялся, как идут дела в машинном отде­лении.

— Хорошо идут, — бойко отвечал снижодин из мо­тористов.

Боцман удовлетворенно качал головой и продолжал ходить по палубе, заложив за спину руки. Он был невы­сокого роста. Но когда Геннадий подходил к нему близко, ему становилось обидно: как много еще нужно расти до боцмана.

— Серов! — позвал боцман. — Я уйду по своим де­лам, так ты тут за меня посмотри. Может, из машин­ного что крикнут, духом сообщить.

— Есть духом сообщить! — не очень бойко отозвался Геннадий: вахта не его, и он хотел уйти в каюту.

Боцман ушел, Гена остался один. Кругом тишина. Вода беззвучно обтекала пароход по бортам. Чуть ды­шала главная машина, тонко пели моторы, качающие воду.

Там, где только что проходил боцман, теперь дежу­рил Геннадий. Он невольно подражал боцману: ходил медленно, заложив руки за спину, и в такт шагам рас­качивал плечами. Здесь было тише, чем в море. Даже чайки летали без крика, будто сонные.

Подошел к борту, долго глядел на воду, у теплохода светлую, а дальше белесую и только местами чуть синюю.

От кормы, вдоль борта, по воде двигалось неболь­шое масляное пятно. Метрах .в трех от него плыли две серые щепки. Они дошли до носа теплохода, чуть покру­тились у якорных цепей и поплыли дальше, вверх по реке.

— Ну, как дела, Серов? — услышал он за спиной голос боцмана.

— Все в порядке, Иван Демидович, — рапортовал он, забыв о масляном пятне и плывущих щепках.

Порт ис^Л из виду как-то. сразу. И только мачты стоявшей за мысом ближе к морю радиостанции еще долго маячили на фоне светлого неба.

Целые сутки шли в виду берега, то гористого, то низ­кого. Иногда попадались мелкие прибрежные острова. Над ними летели гуси, утки.

Потом подались мористее. Исчезла за горизонтом земля. С моря потянуло свежим ветром, с востока небо затягивалось тонкими облаками. Прощально покричав, улетели на берег последние провожатые — чайки. В мо­ре стало пустынно и серо.

...Отстояв вахту, Геннадий снова вышел на палубу. Он проводил теперь на ней почти все свободное время, забывая о каюте.

Они идут в настоящую Арктику, где только море и льды.

В память пришел рассказ Носкова о потерянном острове, и он подолгу и пристально оглядывал гори­зонт — не появится ли где земля.

Горизонт впереди раздвигался все шире и шире, но пытливые глаза молодого матроса не встречали ни од-1 пой заметной точки. А уйти нельзя. Хочется самому уви­деть появление первых льдов, тюленей, а может быть, и неизвестный, пусть совсем маленький, остров.

Мимо, поправляя широкие усы, с бельем под мыш­кой валкой походкой старого моряка прошел боцман и скрылся за дверью душевой.

Из большого кубрика, служившего и столовой, и красным уголком, доносилась тихая песня матросов. На верхнем мостике, ощупывая через бинокль горизонт, нес вахту старший помощник капитана Кривошеин.

Оглядев море, старпом спустился по трапу и скрылся в закрытой рубке.

Через двадцать минут дверь душевой с шумом откры­лась, и оттуда выскочил весь в мыльной гшне боцман.

— Эй, в машине!

— Есть в машине! — донесся голос вахтенного по­мощника механика.

— Почему воду из-за борта даете?

— Что вы, Иван Демидович, сам только что пере­ключил новый танк.

— Из-за борта, говорю, соленая! — кричал намылен­ный боцман.

— Сейчас еще проверю, — чуть слышно сказал снизу вахтенный. Мокрый боцман топтался на палубе, на хо­лодном ветру и крепко жмурил глаза, чтобы их не разъ­едала мыльная пена.

Геннадий подошел ближе. Услышав шаги, боцман, не открывая глаз, спросил:

— Кто тут? Ты, Серов? А ну-ка, слетай в душевую, принеси полотенце.

Геннадий принес полотенце. Боцман старательно вы­тер лицо, волосы. Мыльная пена осталась на полотенце. По волосы, склеенные соленой водой, лежали некраси­выми, грубыми прядями.

Иван Демидович пошел в душевую и вернулся оттуда одетым.

Из машинного отделения бегом поднимался по лест­нице вахтенный помощник механика.

— Ну, что? — сердито спросил боцман.

— Надо доложить капитану, — переводя дыхание, сказал вахтенный. — В танках соленая вода.

Боцман от изумления выронил полотенце. Ветер под­хватил его и понес к фальшборту.

— Может, пробоина? — хрипло сказал он.

— Нет, во всех танках, я проверил. Пресная вода кончилась.

Корабль стало раскачивать сильнее. В снастях на­тужно гудел ветер.

— Как же так? — недоумевал боцман. — Я же сам пробовал, вода была пресная.

— Разумеется. И врач пил, и капитану в каюту но­сили, — подтвердил помощник механика.

— Я сам пойду доложу капитану. Моя тут вина, и мне ответ держать. Недоглядел, старый дурак.

Застегнув китель, боцман тяжелой походкой убитого горем человека пошел на капитанский мостик.

Геннадий подобрал полотенце и на расстоянии пошел за ним.

На мостике капитана не оказалось. Он стоял на баке и о чем-то беседовал со старшим механиком Тауровым, легонько попыхивая дымком из трубки.

Ветер крепчал. Море уже кипело до самого горизон­та. Мутные валы с узкими пенными гребнями сердито ки­дались на корабль.

Но теплоход слегка наклонялся, как это делает бык, идя на бой с соперником, и вдруг разрезал водяной вал пополам. И вода, потеряв ударную силу, с шумом ухо­дила вдоль бортов за корму.

Капитан же совершенно не обращал внимания ни на ветер, ни на волны и даже на залетавшие на палубу соленые брызги. Море, сердитый ветер, крутые волны были для него обыденной жизнью многих лет. Так люди на суше часто не обращают внимания на шум де­ревьев, бегущие тени мимолетных облаков или звон ко­маров в воздухе.