Страница 38 из 72
— Надо выяснить, кого ты убил.
— Можешь не сомневаться: убил, кого надо.
— Сердись не сердись, Дементий Корнилович, а я вынужден заявить на тебя в милицию.
— За свою жизнь, Петр Иванович, врагов ты себе нажил много.
— Ошибаешься: никаких особенных врагов у меня нет, и ты это прекрасно знаешь. Раньше, не спорю, были.
— И теперь будут.
— Кто это, интересно? Уж не ты ли?
— А хоть бы и я!
— Какой же ты враг? Ты мой сосед!
— Жестковато берешь, Петр Иванович. Не забывай, ты уже старый…
— От старого бывает больше толку, чем от молодого!
— Бывает, но реже.
— А я и не говорю, что чаще.
— Из твоих слов, Петр Иванович, выходит, что на Белой пади ты лучше всех!
— Я так не считаю, и это не мне решать.
— А кто должен решать?
— Люди.
— Что люди, каждый за свою шкуру трясется!
— Я, как ты видишь, не трясусь. И ты, я тебя знаю больше тридцати лет, о себе не заботишься. Я не помню, чтоб у тебя хоть один год была легкая работа.
— Не было, — подтвердил Дементий и доверчиво взглянул на учителя. — Нам с тобой, Петр Иванович, не из-за чего ругаться. Столько лет мирно жили…
— А я с тобой не ругаюсь.
— Ты сказал, что заявишь в милицию.
— Заявлю.
— Спасибо, Петр Иванович. Теперь буду знать, что ты за человек.
— А ты что, не знал?
24
Утром Белая падь только начала просыпаться, по старой дороге из-за магазина выскочил председательский «газик» и остановился возле Лоховых. Ушканские из-за своего леса, а те, кто жил на Советском, из-за Пастуховой горы не могли видеть, а только слышали, как проурчала чья-то машина. Боковские тоже не успели рассмотреть, кто проехал по дороге между полями и огородами: напротив их улицы глубокая падинка, «газик» только загудел, сразу же скрылся в ней, а когда поднялся на гору, то уже был далеко.
Из «газика» вышел младший лейтенант милиции Василий Емельянович. Александра Васильевна скорее позвала к окну Петра Ивановича, и он успел заметить, как участковый промелькнул в ограду к Лоховым. «Газик» сразу же развернулся и ушел.
Александра Васильевна посмотрела на пустую дорогу, отошла от окна и тяжело вздохнула. Она знала о вчерашнем разговоре около бани и не одобряла поступок Петра Ивановича, зачем было заявлять на Дементия в милицию? Как теперь смотреть в глаза Арине и всем соседям? Она ничего не сказала Петру Ивановичу, но ходила еще более подавленная, чем раньше.
Петр Иванович что-то разыскивал в шкафу и на полках.
Когда Александра Васильевна спросила, он так и не ответил, что искал, — сделал вид или в самом деле не слышал ее вопроса, — и говорил с ней, будто ничего не случилось.
Она увидела, как Петр Иванович украдкой положил что-то во внутренний карман пиджака, и не на шутку встревожилась: ей казалось, что Петр Иванович затевает что-то более страшное, чем вчера, когда он ходил звонить в милицию. Не решаясь еще раз спрашивать, она все время поглядывала на карман, в который — она точно видела — Петр Иванович положил что-то.
Он заметил ее взгляды и придирчиво осмотрел себя сверху донизу.
— Что ты увидела? — спросил он.
— Я видела, как ты положил что-то в карман. Скажи, что ты положил?
Петр Иванович достал из кармана круглые палочки — две длинные и две короткие.
— Забыла? Черемуховые палочки! Помнишь, я замерял чьи-то следы на картошке?
— Выкинь их в печь, — посоветовала Александра Васильевна.
— Ни в коем случае.
— Охота тебе связываться с Дементием.
— Тут дело не в одном Дементии.
— Что ты еще выдумал?
Не в силах продолжать разговор, Александра Васильевна опустилась на стул.
— Чудачка ты, — сказал Петр Иванович. — Я плохого ничего не делаю.
— И хорошего мало, — сказала Александра Васильевна.
Из палисадника кто-то громко постучал в окно. Александра Васильевна подошла к окну, возле которого стоял огромный фикус, и долго, не отрываясь, смотрела. Выражение ее лица то и дело менялось.
— Кто там? — спросил Петр Иванович.
— Коля Лохов в школу пошел. Рано сегодня. Это дома что-нибудь. — Она покачала головой.
— Что он не зайдет, — сказал Петр Иванович, хотя отлично понимал, почему не зашел Коля.
— Я ж говорила тебе…
— Я Колю не трогаю, — вроде как оправдываясь, сказал Петр Иванович.
— Отца трогаешь и Колю трогаешь, — сказала Александра Васильевна.
Володя, застегивая портфель, выскочил из своей комнаты и чуть не бегом направился к выходу.
— А завтракать? — остановил его Петр Иванович.
— Ладно, — сказал Володя и двинулся к двери, но теперь его остановила Александра Васильевна.
— Подожди.
Она быстро прошла в Володину комнату, распахнула настежь окно и попросила Колю зайти к ним в дом.
— Некогда, — сказал Коля, стараясь не смотреть на Александру Васильевну. Она позвала его еще раз, но Коля, ничего не ответив, пошел от дома Мезенцевых. Володя догнал его перед магазином.
Александра Васильевна вернулась к Петру Ивановичу, сделала выразительный жест в его сторону, как бы говоря: вот видишь, что ты наделал?
Из дому Петр Иванович вышел на час раньше — надо было проверить тетради. Перед школьными воротами встретил Василия Емельяновича, куда-то спешившего от Лоховых.
Минут через двадцать Петр Иванович увидел из кабинета, как участковый прошел с двумя колхозниками. Он бросил проверять тетради, пересек класс и остановился у окна с распахнутой форточкой. Слышно было, как Арина ругалась с Дементием, а точнее сказать, ругала Дементия, потому что до Петра Ивановича доносился только голос Арины. Вполне возможно, что Арина ругалась в ограде одна, а Дементий был в это время в избе или на огороде. Участковый с колхозниками зашли к Лоховым, и голоса Арины не стало слышно.
— Началось, — вслух сказал Петр Иванович. Мимо огромных кленов он прошел в кабинет и плотно закрыл за собой дверь, как будто хотел защититься от новых Арининых криков.
В доме Лоховых под диктовку участкового Дементий, все более темнея лицом, писал:
Начальнику РОВД подполковнику милиции тов. Карагодину от гражданина Лохова Дементия Корниловича, 1895 года рождения, проживающего в деревне Белая падь, Муруйского сельсовета, Пихтинского района
Участковый перестал диктовать, и Дементий положил ручку на стол.
— Что писать?
— Пиши, где и кого убил. Когда. При каких обстоятельствах.
— А тут и писать нечего: я никого не убивал.
— Пиши, как было.
Дементий кое-как заставил себя взять ручку, покосился на участкового:
— Вы с Петром Ивановичем одинаковы. Только и разницы, что один молодой, а другой — старый!
— Что ты имеешь в виду? — спросил участковый.
— А то, что цепляетесь за каждое слово!
— Прежде чем сказать, надо подумать, — наставительно произнес участковый.
— Что ж мне, ходить завязавши рот?
— Ты, Дементий Корнилович, не мути воду в чистом озере! От меня так не отделаешься: я с тобой разберусь, мажешь не сомневаться.
— Разбирайся, если делать нечего. Прошло то время, чтоб безвинного садить. Эта писанина ничего не даст — я честный человек.
— Вот мы твою честность и проверим.
— Как это ты, интересно, проверишь? У тебя нет никаких фактов!
— Найдутся.
— Что, заявление Петра Ивановича?
— Не только.
— А что еще? Любишь ты, Емельянович, покуражиться. Я ведь если захочу, сниму тебя с работы. Ты что, забыл, как стрелял в избе?
Участковый долго вприщур смотрел на Дементия. Тот выдержал взгляд. Щеки младшего лейтенанта милиции разрумянились от сдерживаемого негодования, и он выглядел сейчас намного моложе своих лет.
— Ты меня, Дементий Корнилович, снимешь с работы завтра, а я с тобой разберусь сегодня.
— У тебя есть такое право, — согласился Дементий, но по тому, как он сказал и как посмотрел на участкового, было видно, что он не согласен ни с одним его словом.