Соседи (сборник)

Василий Емельянович понял, что Дементий спекулирует еще и тем, что они когда-то были соседями на Татарском. Дементий помнит, когда Василий Емельянович под стол без штанов бегал. Не по этой ли причине он капризничает, называет участкового молодым — а какой же он молодой, когда ему скоро исполнится тридцать восемь лет?!

Лезла еще одна мысль в голову, и почему-то именно сейчас, что Арина приходится Василию Емельяновичу родственницей. Участковый затруднился бы сказать, по чьей линии — отцовой или материной — и в каком колене она была ему родственницей, но это, видимо, играло какую-то роль при столкновении с Дементием, потому что Арина что-то такое крикнула, уходя из дому и оставляя Дементия и участкового одних.

Дементий так, как Арина, не нажимал на родство, но все время смотрел на участкового и говорил с ним так, будто во всей этой истории, заварившейся на Белой пади, был виноват участковый, у которого дела идут из рук вон плохо. Василию Емельяновичу казалось, что с кем угодно он бы разобрался скорее, а с Дементием все было сложнее: участковый оказывался вроде как опутанным водорослями, которые захватили сейчас половину Сергеева озера.

Объяснительная, наконец, была написана. Василий Емельянович взял из рук Дементия листок, прочитал, не выказывая при чтении никаких чувств, и положил к себе в планшетку. Два ружья участковым были осмотрены час тому назад и составлены к кровати. Копию протокола, после того как была написана объяснительная, Дементий положил далеко за зеркало, висевшее на стене, — там хранились самые важные документы и письма.

— Тозовка где? — спросил Василий Емельянович.

После этого вопроса Дементий понял, что от участкового никакой поблажки не будет.

— Захарке отдал.

— Когда?

— Месяц будет.

— Отдал или продал?

— Понравится — деньги отдаст, а не понравится — вернет тозовку.

Дементий посмурнел окончательно и старался не смотреть в глаза участковому.

— Может, позавтракаешь? — Дементий спросил с той интонацией, чтобы участковый понял, что никто не собирается его задабривать: то, что у них происходит, — одно, а завтрак — это совсем другое.

Участковый отказался.

Сохраняя спокойствие, Дементий подумал: «Добра не жди, раз не хочет завтракать!»

— Куда ты меня собираешься вести? — спросил он Василия Емельяновича, когда тот, забрав ружья, приказал Дементию следовать за ним.

— Пойдем в бригадную контору.

— Зачем?

— Ружья там оставлю.

— А потом?

— Потом возьмем коней и поедем к Сергееву озеру.

— Что я там не видел?

— Вопросы буду задавать я!

— Я уже что, арестованный? — осторожно поинтересовался Дементий, когда они выходили из ограды.

— Считай, что так.

— Значит, еще не арестованный, — утешил себя Дементий. — Легче разговаривать, когда участковый земляк. Правильно говорю, Емельянович?

— Будет тебе земляк, когда за решеткой окажешься!

Дементий, пропустив последние слова участкового мимо ушей, озабоченно сказал:

— Меня сейчас Яков на пять рядов материт: коров надо пасти, а я с тобой прохлаждаюсь. Кончится трава, вот тогда и занимайся расследованием хоть всю зиму… По-моему, Емельянович, начальство тебя по головке не погладит, что человека от дела отрываешь?

Может, нарочно, а может, так выходило, Дементий, если смотреть со стороны, говорил и держался, как будто они вели с Василием Емельяновичем очередную беседу, которые бывали у них раньше, хоть и не так часто, но бывали. Вот только участковый идет и совсем не смотрит на своего собеседника, и два ружья на плече — отобраны у Дементия.

Мимо школы он хотел пройти быстрее, но Василий Емельянович, как нарочно, пошел медленнее, чтобы ученики и Петр Иванович могли дольше видеть, что ли, как участковый ведет куда-то Дементия. Василий же Емельянович медленно шел под школьными окнами совсем по другой причине: ему было интересно видеть учеников, сидевших за партами и, как по команде, повернувших стриженые головы на дорогу.

Дементий вдруг подумал, что Петр Иванович рассказывает сейчас ребятишкам именно про него, Дементия. И сразу же, следом, он подумал, что Петру Ивановичу не надо ничего рассказывать, — Белая падь уже знает обо всем от Михаила Овсянникова и от Коли-Вани: утром они приходили к Лоховым и расписывались в протоколе. С Дементием держались суше, чем обычно, и ушли сразу же, как только участковый отпустил их.

«Тоже мне, начальство! — усмехнулся Дементий. — Пришли, сели, как два генерала…»

Дементий бросал острые взгляды направо и налево — ему казалось, что вся Белая падь смотрит на него.

В бригадной конторе, кроме Бурелома, исполнявшего обязанности и шорника и сторожа, никого не было. Знает или нет Бурелом, что Дементий, можно сказать, арестованный? По лицу Бурелома не поймешь, о чем он думает. Взял ружья и, не говоря ни слова, унес в хомутарку.

Конюх Павел Аншуков отдал участковому самого лучшего коня — бригадирова Воронка. Дементий что-то замешкался, Павел и ему поймал Рыжка, мотавшего белой челкой и недовольного тем, что его обманули — он уже настроился провести день в пригоне с другими лошадьми.

По деревне участковый хотел проехать шагом, но Воронок, настоявшийся в полутемном стойле, начал вставать на дыбы, и пришлось отпустить поводья.

Через десять минут они уже были за вторым мостом. От Третьей дороги начался длинный и не очень крутой подъем. Василий Емельянович ехал впереди, Дементий чуть-чуть приотстал. Перед тем как скрыться за поворотом, по старой привычке — сначала Дементий, потом Василий Емельянович — оглянулись на деревню: под яркими лучами солнца, поднявшегося над Песочной горой, перед их глазами промелькнула одна и та же, вечная и никогда не скучная картина: два моста с перилами, поблескивающая лента реки с широким болотом, заулок, по которому они только что проехали. Хорошо видно Нюрину елку и самый высокий дом в этом краю — школу. По низу и только изредка у кого на горе виднеются зароды с сеном, колхозные журавцы. Желтые или светлые пятна — новые дома. Жить бы в таком месте и не печалиться! А летом, когда трава еще не вся скошена и стоят веселые, как в хороводе, копны сена, а на реке визг, смех, крики — купаются ребятишки! Кто-нибудь из косарей остановится и сразу не поймешь, или он отдыхает, или смотрит, как купаются ребятишки, или пытается угадать, кто это вышел косить сено — что-то не узнать… Может, кто-то приехал из города?

Впереди стало светлеть, еще два поворота — и Татарские поля! Где-то совсем рядом, по левой стороне от тракта, должна быть дорога к Сергееву озеру… Может, проехал? Василий Емельянович остановил Воронка, и сразу же с ним поравнялся Дементий, как будто ждал, когда Василий Емельянович спросит что-нибудь.

— Дорогу на озеро не проехали?

— Нет еще, — серьезно ответил Дементий. — На Татарск заехать не хочешь — родину посмотреть?

— Я вижу, на озеро тебя не тянет, — проговорил Василий Емельянович и свернул на заросшую лесную дорогу, по которой давно никто не ездил.

На поляне, черневшей пнями и колодинами и кое-где усеянной переспелой брусникой, Василий Емельянович соскочил на землю и то же самое приказал сделать Дементию. Дементий нехотя слез с коня, не понимая, для чего это нужно участковому. Василий Емельянович огляделся, как бы решая, подходящее ли место, и привязал Воронка. Дементий держал своего Рыжку в поводе и не торопился привязывать.

— Что, перекур? — спросил Дементий.

— Некогда курить, — сказал участковый, сел на колодину, которая ему понравилась, и в самом деле закуривать не стал, а зачем-то снял планшетку и положил ее рядом с собой на колодину.

— Снимай сапоги, — попросил участковый. Эта спокойная просьба прозвучала сильнее самого строгого приказа. Дементий подумал, что не расслышал слов, и попросил Василия Емельяновича повторить, что он сказал.

— Снимай сапоги, Дементий Корнилович. С каких это пор ты перестал слышать?

Дементий долго привязывал коня, пытаясь сообразить, что затеял участковый. Привязал коня и с тревогой смотрел, как Василий Емельянович достал из планшетки вчетверо сложенный тетрадный листок, прочитал его, спрятал в планшетку и поторопил Дементия: