Особый талант

Пашков с ним встретился за столиком в столовой два дня назад. Когда-то этот немолодой уже человек с пегими волосами был его злым демоном и даже дирижером судьбы, но сейчас он выглядел почти жалко, хотя дорогой пиджак, фирменная рубашка и шелковый шейный платок говорили о неком достатке и отнюдь не провоцировали на жалость.

В первую встречу они переговорили довольно сухо, обменявшись всего несколькими и мало что значащими фразами. Вчера Лев снизошел до общих рассуждений о литературе и походя похвалил собеседника за то, что он, несмотря на все препоны, не оставил своих устремлений и продолжил литературные занятия. Сегодня же бывший редактор напросился на прогулку с Пашковым, причем сделал это так, как будто оказывал благодеяние, довольно напыщенно и бесцеремонно объяснив свое предложение тем, что привык после обеда к моциону — полезно это ему для активизации умственной деятельности, и врачи рекомендуют не пренебрегать ради поддержания сердечной мышцы.

Былого почтения, замешенного на понятном страхе, у Пашкова к нему не было. Этот весьма немолодой человек был ему любопытен больше как воспоминание о прошлом, как бывший. Так многие люди интересуются недавней историей, в которой они хотя и жили, но были, скорее, не участниками, а статистами, и теперь им интересно взглянуть на бывших своих властителей и оценить их, может, даже посмеяться над ними, видя и понимая их человеческие слабости и ошибки.

Перед тем как выйти из столовой, Пашков подвел Льва к барной стойке и почти насильно уговорил его выпить по рюмке коньяка. На улице мела бесснежная вьюга, и, для того чтобы решиться подвергнуться воздействию ветра, нужно было либо набраться мужества, либо тривиально выпить. Была и еще одна цель. Хотелось разговорить бывшего цербера, до сих пор мнившего себя знатоком литературы. Впрочем, скорее всего, так оно и было, только признавать это не очень хотелось, глядя на лицо с надутыми мешочками под глазами и неуверенные движения в гардеробе, когда Лев Яковлевич неловко вставлял руки в рукава дубленки. Невольно появилась мысль: а какого черта он приехал в этот не слишком комфортный дом отдыха, если у него есть достаточно денег, чтобы позволить себе отдыхать в дорогом заведении, где обслуга приучена помогать постояльцам справляться с верхней одеждой? Или слухи о его финансовой состоятельности сильно преувеличены?

— Читал я ваши книжки. Читал, — сказал Лев Яковлевич, пряча лицо в поднятый воротник, когда они подошли к еловой аллейке. Голос его звучал глуховато и несколько сварливо. Наверное, из-за ветра, который превращал два-три градуса ниже нуля в настоящий мороз.

Пашков собирался что-то съязвить по этому поводу, но порыв ветра не дал словам вылететь изо рта. Он задохнулся и отвернул лицо в сторону. В образовавшуюся паузу он подумал и сказал:

— Приятно слышать. И что скажете по этому поводу?

— Ну что я могу сказать… Сюжеты, конечно, закручены лихо. Мне даже кое-что понравилось. Да-а… Только вот персонажи какие-то картонные. Неживые. Сплошная схема. Один жутко богатый, другой жутко умный, третья жутко красивая, четвертый жутко сильный. Сплошные яркие личности. Так бывает в жизни? Поверьте мне — не бывает. Да вы и сами знаете.

Пашков почувствовал обиду. В конце концов, у каждого автора есть недостатки. Даже на солнце есть пятна. Но стоило ли ради этого приглашать его на прогулку? Ради того, чтобы сунуть лицом в грязь. Иезуитство какое-то. Неужели это доставляет Льву удовольствие? Или ему все равно, что чувствует собеседник? Бывает, говорят, такое клиническое состояние. Болезнь. Что-то вроде маразма. А так с виду и не подумаешь.

— Спасибо. Утешили, — проговорил он, и не думая скрывать обиды.

— Утешил? Ну это еще не утешение. Это, скорее, наоборот. Пока еще не диагноз, но все же неприятно.

— Вот это уже точнее.

— Знаете, у меня в молодости был похожий случай. Написал я пару рассказиков и кинулся с ними по редакциям. Думал, меня сейчас с распростертыми объятиями примут. Чуть ли не в классики сразу запишут. Ничего подобного! Таких, как я, оказалось… Да что там говорить! — он отстраненно махнул рукой, как будто отметая воспоминания за их непригодностью. — Но один умный человек мне подсказал, и я пошел в редакторы. Не жалею. Верите или нет?

— Почему я не должен вам верить? Вы же профессионал.

— Точнее говоря, стал им. И к счастью, я знаю, кого за это благодарить.

Пашкову почудился в последней реплике некий подтекст, но только в чем он заключался, понять не мог. Может, Лев хочет ему предложить услуги своего издательства? Тогда зачем такой длинный подход? Хотя перед тем как заключить сделку, никогда не вредно поругать товар, тем самым сбивая с него цену. Ну-ну.

— Жаль, что вам не понравилось, — сказал Пашков с несколько чрезмерным сожалением в голосе. Но собеседник не заметил или не захотел замечать наигрыша и, похоже, заглотил брошенную ему наживку целиком.

— Ну, не все так плохо. Сюжеты у вас неплохие. А персонажи… Тут тоже не все потеряно. Знаете что? Есть у меня на примете парочка молодых людей. Талантливые ребята, и с работой у них не очень. Могу вам предложить их в соавторы.

— В соавторы? — удивился Пашков. Такого поворота разговора он не ожидал.

— Ну да. В известном смысле. — Лев Яковлевич посмотрел на него, слегка отогнув воротник полушубка, и ухмыльнулся. — Да вы не переживайте так. Ваше имя на обложке останется в неприкосновенности. Про ваше сотрудничество с ними никто не будет знать. Только вы и они. Ну и я еще, конечно.

— А нельзя ли поподробнее? — спросил Пашков, уже понимая, что ему предлагают, но хотелось бы это услышать развернуто, во всей красе и со всеми подробностями. В деталях.

— Пожалуйста. Что, собственно говоря, от них требуется? Чтобы они писали в полном соответствии с тем, что вы задумали. Сюжет, развитие персонажей. Ну кое-какие подробности, которые вы считаете важными и необходимыми. Общая канва, так сказать. А они уже будут следовать вашим указаниям и писать с максимально возможной скоростью. Без потери качества, конечно. Уж я, будьте уверены, за этим прослежу.

— Бригадный подряд? — уточнил Пашков, внося в разговор окончательную ясность.

— Ну, можно и так назвать, конечно. В цивилизованном мире это называется иначе. Помощники. Или секретари. Или стилисты. Поверьте мне — многие знаменитые писатели этим пользовались. Про Агату Кристи поговаривали. Да и про Шолохова такой слушок до сих пор ходит. В конце концов, на определенном этапе творцу совсем не обязательно самому водить ручкой по бумаге или нажимать на клавиши печатной машинки. Его главный инструмент — голова.

— И имя.

— Имя тоже. Только ваше имя еще не такое знаменитое, чтобы о нем говорить серьезно. Его еще предстоит раскручивать. Реклама требует больших денег. Вот скажите мне честно, вы в состоянии писать в месяц по книжке?

— Скорее всего нет. Даже наверняка нет.

— Вот видите! А при таком подходе у вас может выходить одна книжка в месяц, а то и больше. Это хорошие деньги! Ведь у вас нет переизбытка наличных? Впрочем, что это я? Что-то мне еще не приходилось видеть людей, считающих себя чересчур богатыми.

У Пашкова такой переизбыток был. Буквально несколько дней назад он получил столько, что не знал куда их девать. Только вот говорить об этом он не собирался. Зато теперь он понял, зачем тут Лев Яковлевич. Он приехал для того, чтобы сколотить бригаду так называемых «негров», то есть молодых или уже исписавшихся писателей, которые согласны работать за гонорар, но под чужой фамилией, может быть, даже вымышленной. Такие примеры есть, и они известны. Некоторые случаи становятся достоянием широкой общественности, большинство же остаются за кадром. Надо полагать, что со своей задачей Лев справился и под занавес, как бы изящным штрихом мастера, решил приобрести и более-менее известное имя. Не классик, конечно, но и не новичок. Так что раскручивать его не составит большого труда. Тем более если будет выходить по книжке в месяц. Это значит, что и больших денег на рекламу не потребуется. Если одновременно почти на каждом прилавке будет лежать две-три, а то и пять книг одного автора, то это само по себе реклама. Ах ты Левушка-мудрец! Царь зверей, ты понимаешь, Яковлевич! И сколько же, интересно, ты таких «авторов» наплодил? И платишь ведь, поди, мальчишкам копейки. Бизнесмен! Воротила подпольный. А ведь как стелил-то сначала! То жестко, то мягко, а все к себе в койку затягивал. Рыцарь, блин, печатного образа!