Страница 46 из 161
— Подвергать гонениям, — сказал Старк.
— Вот именно, подвергать гонениям. Ну вот. А если я пойду работать на кухню, то это значит, что я откажусь от одного из своих прав, понимаешь? Это значит, я признаю, что я неправ, что у меня нет этого права, а они подумают, что они правы и что это они заставили меня так поступить. Соревнования это пли еще что-нибудь, не имеет значения. Важно то, что они меня как бы заставляют. Понимаешь?
— Понимаю, — сказал Старк. — Но теперь изволь мне сказать тебе кое-что. Во-первых, ты смотришь на мир совсем не с той стороны. Ты воспринимаешь мир не таким, какой он есть на самом деле. В нашем мире никто не имеет никаких прав, за исключением тех, которые человек сможет захватить и удержать сам. И обычно такие права человек может захватить, только если он отнимет их у кого-нибудь другого. Не спрашивай меня, почему так происходит, я тебе не отвечу, потому что не знаю. Я знаю только, что дело обстоит именно так, а не иначе. И если уж человек намерен получить или удержать что-нибудь, он должен знать, как это делается. Должен посмотреть, как другие люди получают и удерживают то, что уже получили. Затем, увидев, как они действуют, он должен действовать так же. Главное, оказывается, что при этом нужно, — это расчет и хитрость. Хитрые и расчетливые люди стремятся подружиться с влиятельным человеком, который может помочь им. Пользуясь его влиянием и содействием, они добиваются того, к чему стремятся. Точно так же поступил и я. Мое положение в форту Камехамеха было не лучше, чем твое здесь. Но я не предпринимал ничего и не действовал до тех пор, пока не появилась возможность действовать наверняка. Мне было там очень плохо, но я терпел. Я оставался там до тех пор, пока не получил полную уверенность в том, что перемена улучшит мое положение. Понимаешь? Я узнал, что старина Холмс здесь, приехал к нему и при его помощи и содействии перевелся сюда.
— Ну что же, я не осуждаю тебя, — сказал Прю.
— Теперь сравни это со своим уходом из команды горнистов, — продолжал Старк. — Если бы ты был поумнее, ты остался бы там до тех пор, пока не знал наверняка, что меняешь свое место на лучшее. Ты же вместо этого просто сбежал, как побитая собака, вот теперь и оказался в таком положении.
— У меня не было никаких ангелов-хранителей, никаких влиятельных людей, — сказал Прю.
— Вот об этом я и говорю: тебе нужно было подождать, пока они нашлись бы. А теперь, когда я предлагаю тебе воспользоваться моим влиянием, когда тебе предлагают хорошее и безопасное место, ты отказываешься от него. Это просто неумно, ты не понимаешь, что это для тебя сейчас единственная возможность выжить в этом мире.
— Может быть, я поступаю и неумно, но я никогда не соглашусь, что это единственная возможность. Если это так, если это единственный путь для человека, тогда сам по себе этот человек ничего не значит.
— Да, в какой-то мере это так и есть, — сказал Старк. — Человек в таком случае действует не сам, он доверяет себя другому, тому, которого знает и который пользуется влиянием. Но с другой стороны, это и не так, совсем не так. Потому что человек остается самим собой, он просто как бы уходит в подполье.
— Как же человек может при этом остаться самим собой? Если ты, например, добиваешься определенного положения и для этого женишься на дочери своего хозяина, разве ты после этого остаешься самим собой? Твоя идея, Старк, сводится вот к чему: чтобы жениться на дочери хозяина и занять какое-то положение, человек, конкурируя с другими, должен приложить такие же усилия, какие потребовались бы, чтобы добиться этого положения честным трудом. А добиться этого честным трудом теперь, по-твоему, совершенно невозможно.
— Да, но не только теперь, так было всегда, — поправил его Старк.
— Ну ладно, пусть было всегда. И ты хочешь сказать, что такой человек — это хороший человек?
Старк нахмурил брови.
— А почему бы и нет?
— Тогда как же быть с таким чувством, как любовь? — спросил Прю. — Я хочу сказать, как же быть с любовью, если для того, чтобы занять хорошее положение, нужно жениться на дочери хозяина, а не добиваться его честным трудом. Как же быть с этим чувством?
— А ты сам испытал это чувство когда-нибудь? — спросил Старк.
— Не знаю, — ответил Прю. — Иногда мне кажется, что испытал, а иногда я думаю, что просто воображал, что люблю.
По-моему, — сказал Старк, — люди любят только то и только тех, из чего или от кого они могут получить для себя какую-то выгоду. Все же остальное, что не приносит им пользы или выгоды, они не любят.
— Нет, ты не прав, — возразил Прю, вспоминая Виолетту. — Нельзя согласиться с тем, что любовь существует только в романах или в воображении.
— Не знаю, черт возьми, — сказал Старк, раздражаясь. — Ты рассуждаешь о слишком высоких материях. Все, что я знаю и в чем уверен, я тебе сказал. Мы живем в таком мире, который время от времени сам себя взрывает, и все летит к чертям. В таком мире каждый человек должен за что-то ухватиться, чтобы продержаться, чтобы выжить. Для меня этим «что-то» является кухня…
— А для меня — игра на горне…
— …Поэтому кухня интересует меня больше, чем все остальное. Я работаю честно, и мне нечего стыдиться. А если другие в это время дерутся друг с другом, убивают друг друга, взрывают весь мир к чертям собачьим, то мне на это абсолютно наплевать.
— Но ведь вместе с этим миром и ты полетишь к чертям собачьим, — заметил Прю.
— Ну и прекрасно. Тогда мне тем более будет на все наплевать.
— И твоя кухня полетит тоже туда же.
— Ну и что ж? Меня ведь не будет, поэтому останется кухня или нет — для меня совершенно безразлично.
— Я, конечно, сожалею, Старк, — очень медленно и тихо произнес Прю. Ему не хотелось это говорить, очень не хотелось, он ждал, что Старк выдвинет еще какой-нибудь аргумент против него. Прю почти рассердился на Старка за то, что тот не убедил его, а ему так хотелось, чтобы его убедили. — Я не могу. Просто не могу, и все. Но ты не думай, я очень благодарен тебе за твое предложение.
— Я и не думаю, — сказал Старк.
— Если бы я согласился, Старк, то все, что я сделал в своей жизни до этого, пришлось бы перечеркнуть, всему этому была бы грош цена.
— А иногда гораздо лучше все перечеркнуть и начать сначала, чем держаться за старое.
— Нет. Если у тебя ничего не осталось от прошлого и в перспективе нет ничего, что же тут хорошего? У тебя-то есть твоя кухня, а у меня?
— Ладно, — сказал Старк, бросив окурок и поднимаясь со стола. — Не растравляй понапрасну свои раны. А что касается меня, я знаю, что мне повезло и я хорошо устроился, но все это мне досталось не просто так, пришлось немало пережить и потрудиться.
— Да нет, я не завидую и не растравляю раны. Мне, конечно, хотелось бы поработать у тебя на кухне. Поверь мне.
— Ну ладно, — сказал Старк, — увидимся с тобой потом. Время ужинать, скоро все прибегут. Пойду в столовую, посмотрю, все ли там в порядке.
Прю поглядел ему вслед. На лице Старка было все то же выражение уверенного в себе человека, спокойного, сознающего свое достоинство. «По крайней мере у него есть работа по душе», — подумал Прю. Глубоко вздохнув, он отмахнулся от всех этих мыслей и с удвоенной энергией начал мыть кастрюли. чтобы закончить работу до того, как поступит новая партия посуды после ужина.
Когда кончился ужин, Прю вымыл всю посуду. Ему оставалось только сполоснуть посудомойку, когда к нему снова подошел Старк.
— Я собираюсь сегодня в город, — сказал он. — Пойдешь со мной?
— У меня нет ни цента, — откровенно признался Прю.
— Я не спрашиваю, есть ли у тебя деньги. Достаточно того, что они есть у меня. Я всегда оставляю на хорошую вылазку в город в конце месяца. Это самое лучшее время: в городе нет такой толкучки. В конце месяца намного лучше, чем в день получки, когда даже в кафе не найдешь свободного места.
— Но мне же неудобно — на твои деньги… А в какое время ты собираешься?..
— После отбоя — это лучше всего, — ответил Старк. — Приедем в город как раз к полуночи. У нас еще будет время зайти в бар и выпить немного. Потом около часу пойдем к девочкам и останемся у них на ночь. Я всегда так делаю.