Первый поход

– Слышал, слышал о смерти Сигурда, – сойдя на берег, важно покивал головой купец. – Что ж, в чертогах Одина прибавился еще один храбрый воин. Выпьем же сегодня за это славного ромейского винца.

Торговец был невысокого роста, кругленький, говорливый. Он явился в усадьбу Гудрун уже к вечеру, прихватив лучшие образцы товаров. Явился не один – с напарником, ромейским купцом Михаилом – высоким сутулым мужчиной средних лет с узкой черной бородкой и длинными седоватыми волосами. Одет ромей был не по-здешнему – в узкую, палевого цвета накидку чуть не до самой земли и смешные остроносые башмаки из тонкой воловьей кожи.

– Михаил платит мне отдельно за каждый рейс, – поудобней усаживаясь на лавке перед столом, почти упиравшимся узким краем в очаг, пояснил Адальстан. – Вашего языка он пока не понимает, но делает большие успехи.

– Да хранят ваш очаг боги, – улыбнувшись, поклонился Михаил, приложив руку к сердцу.

– И что за товары вы привезли? – не выдерживая больше, спросила Гудрун. При этом ее вопросе в доме, до этого вроде бы абсолютно пустом, вдруг каким-то волшебным образом появились люди, в большинстве своем женщины. Одни выглядывали из-за полотняных штор, закрывавших широкие лежанки-отсеки, другие приносили какие-то яства, которые жарили на улице, третьи пялились на купцов из-за очага – оттуда, где зимой держали скот. Даже из-под лавки торчала чья-то рыжая голова.

Было чему дивиться. Купцы не ударили лицом в грязь. Кивнув носильщикам-слугам, кругленький Адальстан принялся поедать предложенную рыбу, исподтишка кидая внимательные взгляды на хозяйку усадьбы и ее домочадцев. Тем же самым занимался и ромейский коллега купца.

Расстелив прямо на полу под светильниками дешевое грубое сукно, слуги, подчиняясь только им заметным знакам купцов, принялись поочередно выкладывать из увесистых тюков все самое-самое. Тут были и полупрозрачные ромейские ткани-паволоки, нежно-палевые, перламутрово-желтые, бледно-голубые; и фризское сукно тонкой шерсти, надежное, хорошо покрашенное, гладкое; и украшения – золотые пекторали, изящные кольца, серебряные подвески, браслеты из цветного стекла; великолепная посуда – увесистое золотое блюдо, на котором, пожалуй, поместилась бы вся пропеченная над очагом рыба, а ее было немало; яркие плащи, струящийся меж пальцами шелк, оловянные английские кубки и прочая, и прочая, и прочая. Глаза загорелись у всех, включая хозяйку, которая тут же и приобрела пектораль и с десяток колец. Зарилась и на золотое блюдо. Серебряные арабские монеты-дирхемы, повсеместно игравшие в то дикое время роль международной валюты, почти что закончились, а на что обменять – было не очень понятно.

– О, рабы, рабы! – наперебой защелкали пальцами купцы. – Мех, рыбий зуб, воск! Мед, орехи, шкурки.

– Ну, мед с воском я, пожалуй что, и найду, – задумалась Гудрун, отправляя слугу в амбар. – А вот рабов у нас и у самих мало. Вы бы подождали с месяц, когда вернется молодой ярл с нашими викингами. Были б вам и рабы, и рабыни. Красивые, молодые, работящие.

– Некогда нам ждать, хозяйка Гудрун, – погрустнел Адальстан, уже изрядно смешавший византийское вино с местной бражкой. – Сказать по правде, через три дня ждут нас у Рекина ярла, что рядом, три драккара Ютландца. Пойдем в Бирку и даже дальше – в Альдегьюборг, а туда без этого сопровождения – ну, никак. Сами знаете, пиратов вокруг – сколько муравьев в муравейнике не всегда бывает. Приходится платить Ютландцу изрядно. Но платим не зря, Ютландец – авторитетный конунг. Он, кстати, и дал лоцмана.

– Падчерица моя, Еффинда, по весне еще замуж за него вышла, – подперев щеки руками, поведала Гудрун. – Так что, выходит, родственник нам Ютландец.

– Да, выходит, так, – важно кивнул Адальстан и, положив голову на руки, захрапел.

– У-то-мился, – кивнув на него, по слогам произнес ромей и широко улыбнулся. – Есчо винца?

– А пожалуй! – махнула рукой вдова, толкнув под локоть клюющего носом Ирландца.

На следующий день буквально все в округе, включая самые дальние хутора – от младенцев до самых старых дедов, – знали о приезде купцов. И потянулись – по воде и суше – к причалу усадьбы Сигурда… нет, уже, пожалуй, усадьбы Гудрун – целые караваны. Кто победнее – шел пешком, залихватски закинув на плечо рогатину – дорога дальняя, да все лесом, мало ли… Кто побогаче – ехал верхом на лошади, а то и в телеге, а то и не одна телега тянулась к причалу, скрипя смазанными древесным дегтем осями, а несколько. Ну, это уж не говоря о многочисленных лодках, снующих по всему Бильрест-фьорду. Покупали все. Вернее, не столько покупали, сколько меняли, серебришко водилось отнюдь не у всех. Зато насчет воска, меда, рыбы – этого всего было до дури. Рыбий зуб, правда, реже встречался, но и его волокли из старых запасов, еще бы не приволочь – не так-то уж и часто заглядывали в Бильрест-фьорд торговые корабли.

– Нам бы еще рабов, Михаил, – смешно поднимаясь на цыпочках к уху более высокого коллеги, азартно шептал Адальстан. – И не нужен нам тогда никакой Альдегьюборг.

– Подождем. Может, рабов нам продаст Ютландец?

– Хе… Ютландцу легче скинуть их в Скирингсале или в той же Бирке. Навару больше, – резонно возразил фриз. – Вот бы встретить по пути какого-нибудь удачливого морского конунга… Я слышал, Ютландец собирается немножко пощипать Англию… Есть смысл потащиться за ним сзади. Вдруг у него будет столько пленников, что не вместят корабли? Вот тогда мы их и купим.

– Зачем нам еще корабли?

– Да не корабли, Михаил! Рабы!

– Да, рабы нам нужны, – важно кивнул головой ромей, внимательно разглядывая округу. Так далеко на север он забирался впервые, хотя давно уже имел общие дела с группой фризских купцов, с тем же вот Адальстаном. Норд Вегр – Северный путь – так называется эта страна, а самая северная ее часть зовется Халогаландом, то есть Страной Света, говорят, в июне здесь ночи ничем не отличаются от дня, а еще немного к северу летом никогда не заходит солнце. Велики чудеса твои, Господи! Чуть южнее, вспоминал Михаил, лежит другая область – Трендалаг, к западу – Вестланне, а к юго-востоку – Вик, самая населенная часть Норд Вегра. Извилистые заливы – фьорды, быстрые горные речки, скорее, ручьи, ревущие с гор водопадом, вот как здесь. И над водопадом – изумительно – радуга! Самая настоящая радуга из семи ярких цветов.

У водопада качалась на волнах стоящая на двух якорях лодка. Какой-то молодой парень, юноша, смуглый и черноволосый, то и дело нырял с нее головой вниз и, выплывая, жадно хватал губами воздух. Некоторое время Михаил с удивлением наблюдал за всеми манипуляциями смуглого и его команды – в лодке, кроме него, находилось еще трое – надменного вида узколицый красавчик и двое коротко стриженных слуг. Никаких раковин – вообще ничего – ныряльщик со дна фьорда не доставал. Скорее всего, не донырнуть было.

– Совсем как у нас ловцы губок, – усмехнувшись, произнес Михаил.

– А, это люди хозяйки Гудрун, – проследив за его взглядом, прояснил картину фриз. – Достают утонувший корабль.

– Что-то непохоже, – хмыкнул про себя ромей, уходя в трюм. Корабль, так корабль, его какое дело? У каждого свои проблемы.

Ближе к вечеру, когда купцы велели слугам нести в трюм оставшиеся товары, разложенные прямо на причале, ныряльщики – вернее, один ныряльщик и вся остальная шарашка – наконец угомонились. Хорошо было видно, как блестят в лучах заходящего солнца маленькие серебряные кружочки, которые узколицый бросал в подставленные ладони смуглого парня. Михаил даже сосчитал, сам не зная зачем: одна, два… пять. Не хило! Пять серебряных монет за полдня работы. А парень красив, очень красив. Жаль что он не раб, это видно по длинным, спускающимся до самых плеч, волосам. Такого можно было бы с большой выгодой продать на константинопольском рынке для утешения богатых матрон… или императорских чиновников, говорят, больших любителей мальчиков. Ромей усмехнулся, внимательно разглядывая парня. Вот тот оделся, тщательно замотал монеты в тряпицу, обернулся… О Боже!!! Михаил не поверил своим глазам. Надо же, этот парень так похож… Так похож… Нет. Все-таки далековато здесь, да и волны бликуют, можно и обознаться. Ага, парень-то, похоже, направляется сюда, к кораблю. Молодец, решил тут же потратить кровно заработанные денежки. Вот здесь-то и можно будет его рассмотреть… Вот он идет по причалу, здоровается со знакомыми, улыбается направо и налево – видно, его здесь все хорошо знают. Длинная простая туника, из грубой шерсти, нет, скорей всего – изо льна. Синяя —выкрашенная местной ягодой, как ее? Черникой. Узкие коричневые штаны – краситель явно из коры дуба. Башмаки лошадиной кожи. На шее что-то блестит, вероятно, какой-нибудь варварский языческий амулет, здесь в ходу такие. Вот он остановился, что-то спросил у кормщика, повернулся… Идет сюда… Боже! Одно лицо! Узкие скулы, прямой нос, тонкие брови. Губы чуть тонковаты, но и у нее были такие же… А глаза! Да это же ее глаза, глаза Клавдии! Слегка вытянутые к вискам, непонятно какого цвета – то ли зеленовато-карие, то ли черные. Египетские – так сказал про них один заезжий поэт из Фессалии. Но Клавдии, похоже, давно уже нет в живых.