Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 18 из 52

Ирка Вишек вспоминает о том, что владеет навыками строителя, сколачивает целую бригаду, и они принимаются за ремонт сельскохозяйственного училища и двух общежитий. Нужно покрасить фасад и внутренние помещения, промазать окна новой замазкой. Нет кистей, и тогда Ирка добывает конский волос и уговаривает одного деда, который в этом разбирается, сделать за четыре пачки махорки образец. Потом под наблюдением деда он сам овладевает этим искусством и изготавливает еще пять кистей. В бригаде одни дилетанты, их приходится учить буквально всему: как зачищать краску на оконных рамах, как красить, чтобы не было пузырей, и так далее. Практикуются они на туалете: там дефекты не столь заметны. Ирка учит товарищей даже строить леса. На четвертый день он решает, что коллектив достаточно обучен, и они принимаются за дело. Конец скучному существованию, да здравствует настоящая жизнь!

Один за другим отбывают транспорты во Францию. Легион тает на глазах. Занятия строевой подготовкой прекращаются.

Внимание солдат и офицеров все больше привлекает поведение подполковника Свободы. Не похоже, что он собирается на запад. Наоборот, когда они стоят в Ярмолинцах, он отправляется в Москву. К кому и зачем? Понятно, что солдатам об этом не докладывают, но им и без того ясно, что просто проветриться туда не ездят.

Начальник здешнего лагеря, подполковник интеллигентного вида, старается помочь тем, что хочет работать. Однако у некоторых чешских офицеров на этот счет другая точка зрения. И вот уже Вишеку объявляют выговор, а затем его исключают с офицерских курсов. Но Ирка не унывает: подумаешь, зато теперь у него много времени — можно и кинотеатр покрасить, и в больнице кое-что отремонтировать, и, вообще, сделать все, что необходимо.

Среди легионеров начинается разброд: одни — за то, чтобы работать, другие — против. «Зачем ремонтировать дома Советам? Чтобы приспособиться к их жизни? — рассуждают они. — Но мы же здесь временно. Не забывайте, наше дело — воевать и путь наш лежит во Францию…»

И тут происходит нечто невероятное. Некоторые военнослужащие — а их несколько десятков человек — категорически отказываются ехать во Францию. Они требуют, чтобы им дали возможность устроиться на работу и организовать себе нормальную жизнь, они хотят остаться в Советском Союзе и все решительнее выступают против антисоветского и антидемократического курса, который проводит часть офицерства. Они носят красные звездочки, и противники называют их «краснозвездными». В отместку тем, кто стремится во Францию, они придумывают им весьма выразительное прозвище — «французы».

«Краснозвездные» постепенно разъезжаются во все концы Советского Союза, а «французы» покидают его пределы на транспортах, вмещающих сто — сто двадцать человек. Последний транспорт уходит в апреле 1941 года. На нем отправляется на Запад и поручик Олдржих Пешек.

Спустя некоторое время подполковник Свобода собирает остатки легиона и сообщает, что война не за горами. Легион к этому времени насчитывает менее ста человек — слишком мало для воинской части. Но именно этих людей рекомендует Свобода на командные должности в этой части.

Самая короткая дорога

Васил Киш родился в 1920 году в деревне Турья Поляна. В семье пятидесятипятилетнего учителя церковноприходской школы он был десятым ребенком.



После поражения Венгерской советской республики старого Киша арестовали и увели в районную тюрьму в Перечине. Кормить арестантов в тюрьме не полагалось, но жене учителя разрешили приносить ему немного еды. И она ежедневно ходила двенадцать километров до Перечина и двенадцать километров обратно с узелком в руках. Потом старого Киша выпустили, а старостой в Турьей Поляне избрали коммуниста. Наверное, поэтому деревню стали называть красной.

Брат старого Киша руководил коммунистами в Турьей Быстре. Он-то и открыл Василу глаза на те самые преступления, за которые, по словам попа, справедливый боженька карал страшными адскими муками и предавал анафеме. В качестве примера поп почему-то приводил старосту из Турьей Поляны: мол, ему-то наверняка уготованы все муки ада, недаром он не смеет — и до конца своей жизни не посмеет! — войти в церковь. Васил решил, что поп скорее всего ясновидящий.

Однако дядюшка из Турьей Быстры россказням попа не верил. Будучи страшно легкомысленным, он принял грех на душу и стал убеждать невинного Васила в том, что вечного блаженства не существует. Более того, он не только рассказывал племяннику о Советском Союзе, о революции и Ленине, о Беле Куне и Венгерской советской республике, но и давал читать запрещенные брошюры и книжки. Он уверял его, что учителя в школе говорят ученикам не всю правду, а поп, наместник бога в Турьей Поляне и ее окрестностях, первостатейный лгун. Дядюшка зашел так далеко, что отрицал даже само существование бога.

От таких речей у Васила сначала появлялся холодок в животе, а потом его бросало в жар. Он любил дядюшку и со страхом ждал, что вот сейчас на дворе, а то, может, и прямо в светлице под ним разверзнется земля. Но ничего похожего не происходило, и тогда Васил начал подумывать, что, наверное, его дядюшка сговорился с дьяволом. Однако разобраться в этом до конца он не мог.

Присматриваясь к тому, что происходит вокруг, он начал замечать, как плохо живут бедняки. Правда, по словам попа, им страшно повезло, ибо после своей смерти в царстве небесном они будут иметь все. Надо только набраться терпения и ждать. Но бедняки, видно, ждать не хотели. Достаточно было самого незначительного повода, например увольнения одного из рабочих на лесопилке, как они тут же выходили на улицу, забрасывали жандармов камнями и натужными голосами требовали работы и хлеба, а потом пели песни, от которых мороз подирал по коже. На стенах зданий — и даже на стенах церкви! — они рисовали пятиконечные звезды и корявыми буквами писали лозунги: «Да здравствует Советский Союз!» или «Долой власть террора и нищеты!». В отличие от этих нарушителей спокойствия те, кто владел лесными угодьями, лесопилками, домами, магазинами и трактирами и согласно церковным догмам и утверждениям попа не имели никаких шансов на блаженство в царстве небесном, были в чести у самого священника и властей. Тогда Васил решил, что, наверное, этих царств небесных несколько или же одно, но с несколькими отделениями.

Нетерпеливых крикунов с натужными голосами становилось все больше. И Васил перестал бояться и начал думать так же, как они. Конечно, вслух он своих мыслей не высказывал, чтобы, чего доброго, не выгнали из школы, а отца с работы.

Он закончил школу, прошел подготовительный курс и поступил в гимназию в Ужгороде. Ему здорово повезло: он получил разрешение почти даром жить в интернате монашеского ордена, основанного Василием Великим, и подрабатывать уроками. Казалось, мечта отца и матери о том, что хотя бы один из их детей выйдет в люди, вот-вот исполнится, но…

1938 год застал Васила в Ужгороде. Уже в ноябре ему пришлось покинуть город и переехать сначала в Перечин, а затем в Велки Бочков. Это было неудивительно, поскольку в то время националисты беспрепятственно терроризировали население. Венгерские националисты убивали во имя великой Венгрии, польские — во имя великой Польши. Те, кто попал под влияние украинских националистов, боролись за великую Украину, а те, кто шел за русскими белогвардейцами и их приспешниками, — за великую Россию. Были и такие, кто утверждал, что Гитлер никогда не допустит, чтобы Подкарпатской Русью владела Венгрия, а одновременно добивались права политического убежища для украинских националистов, эмигрировавших из Галиции.

После захвата Закарпатской Украины хортистами начались повсеместные расправы. Школы сразу позакрывали. По ночам гремели выстрелы. Кружным путем Васил возвратился домой, в Турью Поляну. Ему было приказано дважды в неделю являться в жандармерию для регистрации. Потом приказ немного изменили: Басил должен был регистрироваться раз в неделю и даже раз в две недели. Но однажды жандармы стали подсовывать ему какой-то бланк: