Страница 26 из 66
Неожиданно, всего на пять секунд, это превратилось в вечеринку.
Но вот уже, все четверо, они двинулись к входной двери.
Особенный спутник. Имелся в виду клиент?
Стройные и равные, они отворили дверь и вышли: Голдхоук молча; Копперфилд – посылая мне воздушный поцелуй на ходу, игривый, скорее походящий на К-З; Блек Чесс - пантера, которая замерла, оглядывая проход снаружи, профиль выточен из камня.
Последним выходил Верлис.
Он ничего не сказал, но его глаза задержались на мне. Они объяли меня всю. Этот взгляд мог означать что угодно, и я не могла прочесть его.
Никто из нас не заговорил. Дверь закрылась.
Все в моей голове спуталось. Зажатое в стиснутом кулаке, двадцатичетырехчасовое кольцо впилось в кожу. Я почувствовала это, будто тиски.
Никакой опасности. Не теперь. Только его нечитаемый взгляд, направленный на меня. Я была его особенный спутником тут. Что он имел в виду под этим «тут»? Округ Россия? Мир человеческих существ?
Когда я проснулась, был рассвет, как и во сне, но его уже не было. Он ушел, пока я спала и видела сны, он покинул меня.
Повернув голову, я увидела цветок на подушке; темно-красная роза. Я опустила на нее руку, гадая, создал ли он ее из своего тела, как одежду или кольцо во сне. По ощущениям, это была роза: лепестки, стебель, одинокий и остриженный шип. Без запаха.
И что же побеждает в схватке между гневом, опасностью и любовью?
Любовь.
Опасность и злоба повсюду. Любовь же редкость, драгоценный камень, погребенный в сердцевине рудника, аванпост Господа.
_______________________________________________________________________
[1] Gee – уменьшительное от Goldhawk, прозвище Голдхоука.
_______________________________________________________________________
Вернувшись в «Кафе Чехова», с розой, приколотой к воротнику, я увидела, как мужчина за стойкой припоминает меня. Он улыбнулся и чуть поклонился. На мне были новые джинсы и неплохая рубашка, купленные неделю назад на персональную карту I.M.U. У меня тоже была карта.
- Сегодня сами по себе, да?
- Боюсь, что так.
Я заказала коффин и пончик, и мужчина оставил стойку на кого-то, сам принес заказ на мой столик.
- Как дела у вашего друга? – спросил он у меня. Я знала, что он спросит.
- Он в порядке.
- Как давно вы знакомы? – задал новый вопрос мужчина.
- Кажется, будто вечность.
- Ах. Я подозревал, что между вами что-то есть. Его мать, как он мне рассказал, родом из окрестностей Венеции. Приятно услышать такую хорошую итальянскую речь. Но он чудесный молодой человек. Я видел подобные лица на величайших статуях классики, и на картинах – вроде работ Леонардо.
- Он очень красив, - согласилась я, скромно прибывая в близких отношениях с эталоном красоты.
Мужчина поверил в мою застенчивость и, продолжая улыбаться, оставил меня наедине со своим завтраком. Я не смогла съесть пончик, справилась только с четвертью, - он застрял у меня во рту и в горле как ком сахаристой марли.
Ну и зачем я пришла сюда? Попробовать заново пережить вчерашний день? Или проверить этого человека, убедиться, что Верлис действительно одурачил его. Как наивно с моей стороны хоть на минуту заподозрить обратное.
Он умеет лгать. Даже о матери. Чтобы доставить удовольствие, возможно, это так и осталось главной мотивацией, - ведь несомненно, что этот итальянец был очень рад встретить земляка. Символ МЕТА на карте Верлиса ничего не значил. В конце концов, он есть и на моей карте.
Вероятно, мне следовало пойти тут же обратно, собрать вещи и сбежать, как я и собиралась сделать до того, как столкнулась с собственными чувствами. Может, вы решите, что я идиотка. Но ведь я предупреждала, что могу оказаться бесхребетной.
Я гуляла до полудня. Дождь больше не начинался, но под конец я срезала путь через подземку между Мейсон Парк и магазином на углу, и там множество людей давало представление. В общей сложности человек пятьдесят. Девчонки, парни, дети жонглировали, старик с голубой скрипкой и молодой – с розовой, и серый пес, делающий круг с викторианской шляпой в зубах для пожертвований. Я бросила несколько монет. Но вся их музыка и трюки сталкивались друг с другом, порождая сплошной грохот. Такова была реальность. Раз уж никто из нас не жил в книге – ни Джейн, ни я.
В лифте, идущем вверх к моим комнатам, меня обеспокоил запах духов. Сначала я подумала, что смотритель, который периодически появлялся, то вычищая холл, то сердито смотря на натекшие после дождя лужи на верхних коридорах, - что он распылил что-то для «свежести». Но запах был очень дорогим. Когда я вышла из лифта, запах еще ощущался. Он тянулся через всю площадку прямо к моей двери. Что-то во мне подсказало: «Я знаю этот запах». Но я не знала, не могла знать. Такой аромат могут позволить себе только богачи.
Кто-то был тут, кто-то…
Так следовало ли мне развернуть хвост и улететь… или же войти в квартиру и посмотреть, может, удастся отыскать какие-то встроенные устройства наблюдения, какие-то микрочипы?
Безумие. Я не настолько важная персона, чтобы они себя так утруждали.
Когда я открыла дверь и прошла в квартиру, запах духов пропал. Его вовсе не было тут. И все вокруг казалось в точности таким же, как я и оставила: распахнутая в беспорядке постель с призрачным отпечатком двух тел на простынях и подушках; грязные тарелка и кружки со вчерашнего дня все еще стоят, выстроенные, в кухонной раковине. Я заглянула в шкаф и пару комодов. Прощупала несколько наугад взятых вещей, тщательно исследовав каждый дюйм. Ничего.
Сумасшедшая, как я уже сказала.
Я подумала, что всего лишь пытаюсь ухватиться за него, убеждая себя в том, что МЕТА ухватилась заменя. Бог мой, у меня даже галлюцинация парфюма…
Затем я прошла назад к входной двери и открыла ее, чтобы посмотреть, смогу ли я уловить послед запаха. Мне ничего не почувствовалось, но кое-что другое я все-таки уловила. Двоих других «кое-что».
- Привет, - сказала серебряная Глая.
- Привет, - вторила черная Айриса.
Бордовые волосы Глаи были заплетены во множество узких косичек с хрустальными бусинками. Одета она была в короткое черное платьице по последней «рваной» моде, с тщательно заштопанными дырочками вдоль рук и подола. У Айрисы же волосы теперь были настолько коротки, что ее голова казалась покрытой ермолкой из густого черного меха. На ней было этнического стиля платье, спускающееся к узким и сильным лодыжкам; красная материя расписана золотым и лиловым, одно бесподобное плечо обнажено. Как и Блек Чесс, ее астерионовый приятель, Айриса могла перемещаться под видом чернокожей; кожа Глаи оставалась серебряной, не закамуфлированной никаким образом, если не считать сапфировой помады и голубых драгоценных камней, приклеенных к ее векам – или сформированных.
Я (не без труда) не стала захлопывать с размаха дверь.
- Можно нам войти? – спросила Глая, восхитительно формально.
Я посторонилась и пропустила их внутрь.
- Спасибо тебе, Лорен - сказала Айриса.
Они знали меня. Мы все были старыми добрыми знакомыми.
- Чего вы хотите? – спросила я.
- Нас послали помочь тебе подготовиться к сегодняшнему вечеру, - ответила Айриса.
- А что с сегодняшним вечером?
- Ты не видела объявлений или виспо? Верлис сегодняшней ночью выступает на концерте.
Они доброжелательно глядели на меня – двое особых друзей, которые пришли осветить мою тьму. Это напомнило мне какое-то безумное переложение Апокалитов Деда.
Видела ли я виспо? Казалось бы все, что я видела – это виспо и рекламы с ними, делающими то, это, появляющиеся то тут, то там. Я уже достигла той стадии, когда отворачиваешься от ВУ. В то же время, мне казалось, будто весь город знает его – всех их. Но, как и раньше, большая часть города, несомненно, не замечала ровным счетом ничего.