Страница 1 из 66
Любовь из металла
Танит Ли
Посвящается Энни Л. Гроэлл, без чьей бесконечной
веры эта книга не была бы закончена.
И особенная благодарность Джону Кейну и
Берилу Оллтаймс за бесценное понимание.
Признание (Официальное заявление)
Следует заметить, что названия первой и второй
части книги Лорен не без уважения заимствованы из работ
изумительных Теннесси Уильямса и Уильяма Блейка.
Ты сам, мой создатель, с радостью растерзал бы меня;
пойми это и скажи, почему я должен жалеть
человека больше, чем он жалеет меня?
- «Франкенштейн», Мэри Шелли.
Часть I. Поезд на Россию.
Глава 1.
Что бы вы стали делать с историей, у которой есть начало, середина и конец… и однажды вы узнаете, что конец ее изменился… и стал вторым началом?
– 1 –
Я не понравлюсь вам.
И я прошу прощения за это.
Джейн – она вам нравилась. И мне она понравилась тоже.
А я… я не Джейн. Нас ничего не объединяет. Кроме одной вещи.
И эта одна вещь, возможно, та единственная ниточка, что связывает и нас с вами.
Потому что, если нам нравилась Джейн, мы любили Сильвера.
Разве нет?
Сложно устоять перед искушением начать книгу так же как и Джейн, с описания своей ранней жизни, с того, где я жила. Мать Джейн была богата, и многое, описанное ребенком-богачем можно было предугадать заранее: путешествия, дом в облаках. Даже то, как Джейн появилась на свет – отобрана, физически выношена пять месяцев, аккуратно извлечена, доношена инкубационно и затем воспитана машинами – Ускоренный метод. Ну а меня просто родили. Я была ошибкой. Моя мать, видимо, ясно дала это понять, подбросив меня Деду десятью месяцами спустя.
Я говорю «дед», но он не был моим дедушкой. Это был человек, с которым моя мать сама жила ребенком. Он что-то вроде вырастил ее, но потом, в возрасте пятнадцати лет, выкинул на улицу. Он был приверженцем религии Апокалитов, строгим человеком, а моя мать постоянно попадала в разного рода неприятности: выпивка, наркотики - легальные и не очень, - мужчины. Когда она отдавала меня Деду, она презрительно кинула: «Может быть, с этой у тебя выйдет лучше». Апокалиты были «милостивы», поэтому приняли меня. Это первые одиннадцать-двенадцать лет моей жизни, проведенные в грязно-белых развалинах дома на Вавилонском Бульваре.
Было довольно трудно. Сначала комната для малышей, которой я не помню, затем около двадцати девочек всех возрастов в одной сырой общей спальне. Крыша протекала во время дождя, а летом едва можно было заснуть из-за скребущихся и шебаршащих в стенах крыс. Три мрачных и скудных приема пищи в день в общем зале. Бессчетное множество молитв. Бог был чудесным существом, которое хотело, чтобы мы любили его, и посылало нам не только неотразимые искушения, которые мы обязаны были игнорировать, но и ужасающие несчастья: болезни, нищенство, землетрясения, пожары, - лишь чтобы проверить, любим ли мы его все так же. Но если мы теряли веру в Бога, Бог расстраивался, и тогда он мог отправить нас гореть в Аду на веки вечные. И я глотала все это вместе с отвратительной едой. Что еще я знала? В конце концов, Величайший приближался, День Гнева, когда Астероид, пойманный между Землей и луной около двадцати лет до того, рухнет на планету и уничтожит всех нас, что чуть не произошло в прошлый раз. Когда мы сбивались с пути, Дед вел нас ночью на ветхую крышу и показывал Астероид, восходящий зелено-синим и оплавившимся осколком над трущобами. «Узрите око Божьего Ангела Разрушителя!» - возвещал Дед. Поверьте, ребятки, мы старались быть паиньками.
Раз или два были и толчки (один довольно сильный, мне тогда было пять), помогавшие нам не забывать. Места разрушений все еще видны по всему городу, за исключением благополучных районов, где все восстанавливается тут же после первоначальных беспорядков.
Полагаю, вырастая посреди всего этого, я просто свыклась. Жизнь была проста. Повинуйся Деду, люби Бога, жди Дня Гнева, когда мы, правые, будем на золотых крыльях унесены в райские кущи. Верила ли я в Рай? Возможно. Нет, не особо. Может быть, это странно: я верила во все плохие составляющие – в Ад, наказание, в ненадежное и мстительное божество, - но точно не в Рай.
Гораздо более сильное землетрясение произошло, когда мне было девять. Оно началось прямо перед рассветом. Я помню, как шла – холодно, на земле лежал снег, - и прислушивалась к обычным во время толчков звукам: скрипам, ворчанью балок и кирпичей, к сметенной и ссыпающейся пыли и к тому грохотанью под кроватью, что было похоже на грузовик, где-то на улице увеличивающий обороты двигателя. А, это толчки, подумала я и почти погрузилась снова в сон. Но тут грохот перерос в рев, матрас подбросило, и часть хлипкого потолка сорвалась вниз и с треском раскололась на полу дортуара между койками. Что-то даже задело мои ноги и отскочило, не поранив. Девочки начали кричать, я тоже. Мы бросились из комнаты и попытались спуститься вниз по лестнице, но несколько ступеней развалилось. Тогда кто-то сказал, что нам нужно карабкаться вверх по шатким ступенькам к противоположному краю крыши, клопфер укреплял участок над комнатой Деда.
Когда мы забрались на крышу… Я никогда не забуду тот рев и грохот, которые гигантской волной нарастали над городом, почти полностью почерневшим, если бы не вспышки жуткого, похожего на фейерверк, света – это рвались кабели флаеров, силовые и электрические провода лопались и загорались. И затем становилось все светлее, потому что вставало солнце, а некоторые дома были охвачены огнем. Неужели сейчас? Неужели оно?
А потом все неожиданно остановилось, будто бы земля осела, сопровождаемая отвратительным, скрежещущим звуком удара. Дед возник у каким-то образом уцелевшего пожарного выхода, и пыль штукатурки в стальных волосах старика привносила в его облик лишь большее ощущение апокалиптичности. Он тут же заставил всех возносить молитвенные благодарности Богу, который оставил нас на скамейке запасных, пока подвергал наказанию весь оставшийся нечестивый город.
На несколько месяцев нас переместили на нижний этаж, над общей комнатой мальчиков, (в которой содержались всего три или четыре тощих ребенка мужского пола), пока члены другого дома Ордена не пришли, наконец, и не подлатали немного лестницу и крышу, и тогда мы переехали обратно в наш дортуар. Долгое время мы не могли спать – слишком напуганы мы были, - но, в большинстве, мы все были детьми, и сон, в конце концов, нас смаривал. Повторные после основного толчки оказались слабыми, но огромные разрушения нанесло городу новое землетрясение.
Тем не менее, неделей после землетрясения мне исполнилось десять. Мой день рождения был отмечен торжественным благословлением, а также я получила особую привилегию омывать чужие стопы.
В следующем году я нашла Книгу.
На той неделе пришла моя очередь мытья посуды, чем я и занималась в подвале дома. Снаружи было пасмурно, приближалась гроза, и все, что я могла видеть сквозь самую верхушку окон, сводилось к зубчатой, медного оттенка линии хмурых облаков над разбитой стеной. Водонагреватель толком не работал (не был автоматическим), и потому половину времени я проводила за кипячением воды на неавтоматической электроплите. Мне было ужасно жарко, я постоянно зевала от усталости и скуки, чуть с ума не сходила.
И тут, спеша обратно к плите за очередным кувшином с кипятком, я неожиданно наступила на участок пола, который подо мной сдвинулся. Я вскрикнула, но никого, кто бы мог меня услышать, рядом не было. Я подумала, что пол подо мной обваливается, и сейчас я полечу в - Адскую? - бездну. Но ничего подобного. Когда я снова твердо встала на ноги, я заметила, что лишь маленький квадратик пола накренился, приоткрывая узкую темную щель под собой.