Страница 11 из 66
Красное облегало тела черных астерионов. Я мельком увидела их на плоту. Видела и Глаю в золотом, настраивающую лебединую шею флейты. Двое золотокожих, одетых в серебристые покровы, сначала неподвижно стояли на руках, затем на одном пальце, другой рукой махая нам, смеясь и точно держа равновесие. Копперы были одеты в павлиново-зеленое. Они бросали нам цветы, но растения растворялись в воздухе еще до того, как кто-то успевал их поймать.
Видела его. Я видела его, как если бы все остальное лишь частично существовало, а он был больше всего сущего на земле.
Его глаза скользнули по мне. Я почувствовала это, будто прикосновение. Видел ли он меня? Высокую, худую, обыкновенную девушку в ношенном белом платье, со смуглой кожей и темными волосами. Человека. Очередного человека, приковавшего взгляд к нему и его племени.
Разумеется, он меня не видел. Но по прикосновению его взгляда, я почувствовала, как мой дух из тела перетек в его глаза, и как с движением их перемещался и он от человека к человеку, следуя чужой воле.
Вскоре началось Шоу.
Думаю, над парком распылили кое-какие легализованные наркотики. В воздухе висел знойный аромат фимиама, что напомнило мне о церковных действах, которые Дед утверждал в качестве обязательных процедур для проклятых. И лучи, перешивающие небо, - может быть, и они были не просто светом.
Боль в шее ушла. Она больше ничего не значила, ведь я лишилась тела, существовал лишь парящий дух, подвешенный в воздухе как смытая с края плота папиросная бумага.
Они пели нам, играли сцены из драм, боролись и музицировали. Бессовестное количество усовершенствований претерпели их умения, и теперь создавалось впечатление, будто все это должно было опровергнуть тот факт, что когда-то эти создания хоть на секунду можно было принять за человеческое существо. Теперь нельзя. Они стали волшебниками.
Конечно, нельзя было бы и на миг не решить, что они смертны, когда они умеют вытворять такое… и такое…
Джейн говорила, что копперы были актерами. Сейчас их игра отличалась более, чем просто очевидными способностями. Что-то в голосовых устройствах, - певцы тоже были этим снабжены, - заставляло слова звучать одновременно и над головой, (как если бы плот сновал взад и вперед по плато), и внутри самого уха, исключительно для тебя одного. Такими были их голоса. Каждое слово – капля света, или капля тьмы. Но это не все. Сцена, разыгрываемая копперами, была взята из старинной пьесы, не знаю какой, возможно, древнегреческой. Он и она, когда выступили вперед, - они изменились. То есть их одежда поменялась, прямо на глазах.
Их изумрудные паноплии осовременились. Неожиданно грудь женщины оказалась обнажена – совершенные медные полусферы с красными бутонами сосков. На ней была отделанная оборками металлическая юбка приглушенно-золотистого цвета, и в гладкие лимонно-желтые волосы вплетены змеи. Преображение произошло плавно, без сторонней помощи, ничто не замутняло нам видение. Мужчина-коппер тоже переоблачился в килт из металлической чешуи, руки его обвивали бронзовые кольца, а светловолосую голову венчал бледный цветок-корона.
Цветы, металл и ткань излучались самой их нетелесной плотью, заменяя изначальные одежды, которые также таяли в никуда.
Аудитория аплодировала этому волшебному действию так же, как аплодировала последовавшей за ней драматической зарисовке: короткий, таинственный обмен, исполненный сексуальности и волнения, и все же неискренний.
За копперами выступали сильверы, пели и играли на инструментах. Они представили нам квейк-рок. Одной рукой он выбивал ритм из барабана, а звучало, будто играло два ударника в четыре руки. Женщина пела, ее диапазон поражал: неприступные, стройные, почти свистящие ноты капали в мрачный омут мурлыкающих низких резисторов. Но и у нее было два голоса, и второй гармонично подпевал первому.
Затем он заиграл на флейте. Он делал это так: располагал флейту чувственно между губ и затем брал из рук Глаи предложенную лютню. Как и с барабаном, на лютне он играл одной рукой, и звучала она будто в три руки, пальцы сливались в серебристое пятно. Лютня тоже издавала квейк-роковые мотивы, но на флейте мужчина играл более классически, ее стройный тон шелково струился над галопирующем звуком лютни, пока он держал флейту между белыми зубами, каким-то образом работая с ней языком… И все время второй рукой он выбивал ритм на барабане.
Золотые роботы сменили на сцене сильверов. Он и она. Они выпрыгивали вперед на ярды, кувыркались и крутились в воздухе, соскакивали со скал пустоты и катапультировали обратно. Но, опять же, это было далеко не все.
Голдеры держали по два фехтовальных меча, которые выскользнули прямо из их рук. Я имею в виду, выскользнули из мышц и кожи, из их тел. Понятно, что это были не мышцы и не кожа, но так оно выглядело, и мечи просто… рождалисьиз них. И когда оружие полностью выросло, оно, легкое как снег, совершенствующее собственную форму и отвердевающее, поспешило уютно устроиться в давших им жизнь руках.
Нет. Человеческие существа так не могли бы. Никто никогда уже не примет эти создания за что-то человеческое.
(Я так рассуждала, будто потеряла его из вида, забыла о нем. Нет. Я видела его, как если бы смотрела сквозь их тела. Но я видела и всех остальных, и все, что они делали. Они были единым, эти восемь существ на плоту. И хотя тогда я еще не знала этого, но любить его означало быть в рабстве каждого из них).
Последними выступали астерионы. Нам предстояло увидеть, почему. Женщина выступила вперед и тут же обратилась в нечто иное. Как двойные голоса, игра в якобы три руки, материализация одежды и оружия, но, повторюсь, это было далеко не все.
Толпа в жарком ночном саду, в округе, названном Россия, издала низкий, первобытный звук.
Черная женщина, выражаясь буквально, превратилась в столб черного стекла. Обсидианового. Можно было видеть сквозь нее. Самый верх колонны венчало прелестное личико классического африканского типа, но, опять же, созданного в стекле, и, опять же, полупрозрачного. Только глаза ее двигались. Чужие галактики медленно и спокойно танцевали в тех глазах.
И затем он, мужчина из астериона, он…
Толпа возопила в пять тысяч голосов… восторг и восхищение, или ужас?
Кричала ли и я с ними?
Так или иначе, я бы не смогла услышать собственного крика, я не слышала собственного сердца. Возможно, я была мертва. Возможно, все мы были, и в этом не могло быть большой трагедии теперь, когда появилась новая раса. Бог отказался от плоти и крови. Теперь он не будет заморачиваться ни с потопом, ни с окончательно апокалипсическим землетрясением. Теперь Бог просто создал роботов.
На глазах всех и каждого, в полном своем великолепии, мужчина-астерион обернулся драконом. Он стал доисторическим демоном наших снов. В чешуе, блеске и славе, и ужасе: сусальное золото поверх гагатовой смоли, возвышающаяся черной башней к самому небу голова, бурлящие солнца в глазницах, пламя в глубине пасти.
Какое искусное исполнение.
Толпа на грани паники, дергающаяся, готовая к массовому бегству (Сколько погибнет?), и в тот же миг все снова переменилось, будто переключатель повернулся в этой великой машине ночи.
Ни дракона. Ни столба. Ни чудес. Все исчезло.
Иллюзия? Как могли мы коллективно бредить всем, что увидели?
Над головами мягко детонировали остывающие лучи некого фейерверка без огня.
Жители Олимпа улыбались нам, снова созданные по нашему образу и подобию, только гораздо совершеннее.
Я подумала: «Наркотики – это из-за них все кажется таким, ведь даже робот не способен…»
Обыденность обрушили на наши головы. Не только яркие огни, но и теплый дождь полил на землю. Собравшаяся было толпа бросилась врассыпную, люди расслабились и хихикали.
Они и дождь тоже инсценировали, - кем бы они ни были, - те, что выступали в качестве Бога и назвали все это «Шоу»?
Давящая толпа оттеснила меня назад, и сквозь пелену дождя и жара я видела, как золотой плот с сотворенными Богом божествами низко полетел прочь из парка. Прошло около двух часов, а казалось гораздо меньше. Гораздо, гораздо меньше.