Страница 12 из 47
Она на приветствие не ответила и не удостоила меня вниманием.
— О прекрасная луна, бесподобная красавица! Хотя равнодушие и свойственно прекраснолицым, но не до такой же степени. Разве не нужно отвечать на приветствие? Да быть мне жертвой за тебя! Если ты недовольна стариком — один твой знак, и я достойно проучу его.
Она опять ничего не ответила. Как я ни упрашивал ее, все было бесполезно. Я подошел и склонил голову к ее ногам. Голове стало больно. Внимательно приглядевшись, я понял, что эта чаровница выточена из камня и расписана искусным художником. У меня вырвался глубокий вздох, и я проговорил:
«Видишь, какой каменносердой ты вручил сердце свое и сам открыл перед собой двери забот и страданий...» Я обернулся к старику и сказал:
— Эх ты, заблудший невежда, злой и жестокий старик! Эй ты, шейх[19]-плут, хитрец, сеющий вокруг обман! Зачем ты создал такое удивительное творение и раскинул вокруг сети бедствия, которыми ты улавливаешь несчастных и превращаешь в идолопоклонников?
Старец улыбнулся и ответил мне:
— Эй, вспыльчивый юноша! Лучше бы не проходил твой путь через эти места. Давно я мечтал иметь соучастника, сотоварища.
— Конечно, — сказал я, — вот и попался я в сети твоего коварства.
Назначил свиданье и в сторону сам отошел,
Родство разжигаешь, но этот огонь — произвол.
То, о чем ты молился в первую ночь, свершилось: ты говорил — о, чтобы для тебя настали такие же дни. Теперь подумай о бедном моем сердце и моей израненной душе. Но скажи мне, где ты видел обладательницу этого облика и кто она? Что получил от поклонения этому идолу? В чем причина того, что ты избегаешь людей? Как зовут тебя и почему эта красавица — предмет твоего желания?
Он ответил:
— Сын мой, рассказ этот не для разглашения и не для слуха. Самое лучшее для тебя — забыть случившееся, тогда ты избегнешь напрасных страданий. Считай, что ты никогда не видел эту статую, и все это тебе приснилось.
Я сказал:
— Пока не узнаю об этом изображении все, не отступлюсь от него...
Увы, проиграл я и сердце, и веру, и душу,
Кумиром избрал себе каменносердую тушу.
Старик долго уговаривал и наставлял меня, но я не слушался его.
Тогда он сказал:
— Ну что ж, юноша, если я не расскажу тебе все, ты ведь затаишь на меня обиду.
Я ответил:
— Расскажи все, а потом — будь со мной, что будет. И он начал:
— Юноша, меня называют Нуъмон-путешественник. Родился я в арабском Ираке. От отца досталось мне большое наследство и я с юных лет увлекся путешествиями и всю жизнь провел в торговых делах. Но ни в одном вилояте я не задерживался дольше нескольких дней. Повидал и пожил во всех семи климатах[20]. Так что стал прославленным путешественником. По воле судьбы, путь мой лежал в одну из европейских стран. И вот мы достигли города, который называли Аржангом мира. Особенностью этого города было то, что он разделялся протекающей посредине рекой на две обширные густонаселенные и благоустроенные части. Каждой его частью правил свой падишах, и река эта служила границей их владений. Мы остановились в той части этого города, которая превосходила своей величиной другую. Через несколько дней по вилояту распространился слух о прибытии купцов. В одно прекрасное утро я сидел в своей комнате, как явились в караван-сарай главный страж гарема со старухой и несколькими слугами и потребовали материи. Торговцы указали на меня. Когда они подошли к моей двери, по виду я понял, что они слуги высокопоставленного лица. Я вежливо принял их и спросил о цели прихода.
Этот господин сказал:
— Владычица мира требует тканей и шелка. Возьми с собой самые лучшие материи разных сортов и ты будешь удостоен чести предстать перед нашей маликой.
Я поспешно отобрал у себя и у других торговцев побольше тканей и отправился с ними. Пришли к падишахскому дворцу. Нас ввели внутрь. Войдя в гарем, я оказался в великолепном здании, полном европейских красавиц... все солнцеликие, луно-подобные, стройные, белотелые, все очаровательны на зависть месяцу. И среди них красавица — покой души; изящная, луно-ликая, с томными глазами газели, словно ночь, ресницами, устами, подобными фисташке, подбородком, словно серебро, мускусными волосами, вьющимися локонами, губами, словно бутон, сладкоречивая... словно источник жизни, скрытый в потемках. Она восседала на кушетке, а остальные прелестницы окружали ее, словно звезды. Но видно было, что владычица в дурном настроении. Она сидела, опустив голову, и следы волнения и беспокойства ясно читались на ее лице.
Как только увидел это собрание красавиц и их повелительницу — похитительницу сердец, я потерял сердце, и стрела любви вонзилась в мою грудь по самое оперение. Нить сдержанности выпала из моих рук, и я очутился в силках печали.
Не только запуталось сердце в ее завитках,
На торжище том оказался и разум в силках.
Я был восхищен красотой солнцеподобной и был готов разорвать ворот рубахи от восторга. Я сдерживал себя, но...
Безумное сердце нельзя от любви удержать,
Нельзя мотылька от горящей свечи отогнать.
...Я не в силах был говорить, не мог ничего делать, я просто оцепенел на месте.
Через некоторое время повелительница красавиц подняла голову, посмотрела в мою сторону, улыбнулась и сказала:
— Ну, мусульманин, подойди поближе, разверни свой товар! Как только она кинула на меня благосклонный кокетливый взгляд, я подбежал к ней и чуть ли не пропел:
О, не только душа твой сияющий облик хранит,
Мир светлеет вокруг от сияния этих ланит.
Я развернул перед ней ткани, но прежде я предложил ей свою жизнь. Она, пересмотрев и поразмыслив, отобрала кое-какие украшения и несколько штук тканей и сказала:
— Мусульманин, оставь это и приходи завтра за их стоимостью.
Мне показалось, что подарили мне весь мир. Ибо еще раз осветятся мои глаза блеском красоты той ангелоподобной. Поэтому я раскрыл уста для благодарственной молитвы:
— Надеюсь, дерево щедрот согнуться не успеет,
Тень благосклонности твоей для нас не оскудеет.
С разбитым сердцем и поверженной душой покинул я то собрание. Добравшись до своей комнаты, удрученный, закрыл за собой дверь, забился в угол и стал плакать и сетовать... То, упрекая себя, я говорил: «О, несчастное сердце! Что за безумство? Конечно же, тебе никогда не добиться близости красавицы. Теперь лишь вкушать тебе из кубка разлуки кровь в обилии и проводить бессчетное число дней в долине отдаления. Женщина покорительница твоя та, ради медовых уст-лалов которой отдаешь ты жизнь свою...» Потом говорил:
— Еще лучше если вскорости пожертвуешь жизнью и увеличишь число чистых сердцем людей.
Наконец прошли мучительные день и ночь. На следующий день, как только взошло солнце, с исстрадавшимся сердцем, я направился ко дворцу солнцеликой.
Солнцеподобная, взглянув на меня, поняла мое состояние и милостиво подала знак садиться.
Я сказал:
— Да продлятся твои годы! Что может быть дороже благосклонности повелительницы.
Ласково улыбнувшись, она сделала знак слугам, и те принесли мешочек с золотом и положили передо мной. Я опустил голову и от стыда прикрыл глаза и, проклиная себя, с тысячью сожалениями и горечью, сказал:
— Ой-ой, что мне делать после этого? Я хотел встать, но она сказала:
— Мусульманин, не уходи, останься на месте, у меня есть к тебе дело.
Ее слова обрадовали меня, и я сел на место. По ее повелению слуги принесли сласти и шербет. Эта озорница-соблазнительница все время бросала на меня ласковые взгляды и таким образом все жарче разжигала во мне огонь любви...