Страница 8 из 40
красивые, стройные, длинные ноги.
- Что, так интересно? – с лёгкой издёвкой спросила я, а Максим толкнул напарника в спину, и Андрей рухнул на стол, расплескав растворимый кофе в пластиковом стаканчике, который стоял на столе.
- Макс, ты что, спятил? – возмутился Андрей, разглядывая коричневые пятна на своей майке.
- А ты не разглядывай ноги моей жены, - буркнул тот раздражённо.
- А понятно... – у Андрея сделалось такое лицо... – её ноги – твоя собственность?
Максим побагровел, вскочил с места, схватил Андрея за грудки, и швырнул его на стол...
Андрей с воплем перекувырнулся через стол, сбил пару горшков с цветами, и приземлился прямо на кактус.
- Ёшкин кот! – вскрикнул Андрей.
Кактус, который так любил и холил Елисей Семенович, был редкостной пакостью. Я сама люблю кактусы, но, однажды, уколовшись этим монстром, воспылала к этому представителю флоры крепкой неприязнью.
У него очень мелкие колючки, просто микроскопически мелкие, и, если сия радость попадёт вам под кожу, вытащить иголку не представляется ни малейшей возможности.
Андрей разразился непарламентскими выражениями, я округлила глаза, а Максим в гневе дёрнулся.
- Не выражайся при моей жене! – рявкнул он.
- А ты не швыряй меня в кактусы! Моё лицо! – взвыл Андрей, - как их вытащить?
- Никак, - пожала я плечами, - это очень редкий вид кактуса, и очень колючий.
- Твою мать! – заорал Андрей, и бросился вон из кабинета, продолжая радовать всех присутствующих своим отличным знанием русского матерного.
Максим хмыкнул, подошёл к кактусу, легонько коснулся его пальцем, ойкнул, и попытался вытащить из пальца иголку.
- Н – да, - выговорил он, дуя на палец, - прелесть, однако.
- О, ещё какая! – воскликнула я.
- Давай ближе к делу, - он схватился за ручку, - эх, вот бы нам компьютеры ввели, ноутбуки, - проговорил он мечтательно, и
кивнул мне, - где ты была между часом и тремя?
- Так его в это время убили? – догадалась я.
- Да. Так где ты была?
- Милый, ты что, меня подозреваешь? – промурлыкала я, состроив ему глазки.
- Вика! – застонал Максим, - я должен же написать что-то в отчёте.
- Хорошо, я была дома. Твоя бабушка подтвердит, что я сначала сидела в лаборатории, снимки печатала, потом обрабатывала цифровые фотки на компьютере, потом была в ресторане, это было в четыре...
- Минутку, меня интересует время с часу до трёх, - прервал он меня.
- Ты спятил? – зашлась я праведным возмущением, - значит, всё-таки меня подозреваешь?
- Это ты спятила! Я восстанавливаю распорядок дня всех сотрудников. Давай с часу до трёх, всё до минуты. По идее, ты – первая подозреваемая.
- А если не по идее? – прищурилась я.
- Что? – не понял Максим.
- Проехали, - прошипела я раздражённо, - я как раз в час закончила печатать фотографии, и занялась цифровыми, на это у меня ушёл час, значит, два, потом я выпила кофе и поболтала с твоей бабушкой, полчаса, потом приняла душ, переоделась, уже три. Всё. Потом я поехала в ресторан, решила текущие дела, и только потом в издательство. Ещё что-то?
- Н – да, - протянул Макс, постукивая ручкой по столу.
- Что? Версия развалилась по частям? Не удалось сделать из любимой жены кровожадную убийцу?
- Что ты мелешь? – поморщился мой любимый.
Я молчала, покачивая розовой босоножкой на тесёмках, а
Максим с явным интересом разглядывал мои ноги.
- Я так чувствую, мне надо заказать для тебя макет моих ног, и поставить у тебя в кабинете, я посмотрю, для тебя это лучший аутотренинг. Кто-то рыбки в аквариуме рассматривает, кто-то электрические водопады, а ты... – всё это я сказала самым ядовитым тоном, на какой только способна, и с ангельской улыбкой на лице, но Максим, дёрнувшись,
выскочил из-за стола, сгрёб меня в охапку, и стал целовать.
- Знаешь ты, как заткнуть мне рот, - пробормотала я, когда он на секунду от меня оторвался, и опять закрыл рот поцелуем.
- Тук, тук, тук, - раздалось вдруг, - я смотрю, снятие показаний идёт полным ходом, - это был Генрих, - только снимают вовсе не показания.
- А с вами у меня будет дополнительный разговор, - прошипел
Максим, Генрих явно не пришёлся ему по вкусу, - мне тут сказали, что вы метили на место начальника.
По лицу Генриха пробежала тень.
- Ну, и что? – спросил он несколько раздражённо.
- А то, что вы первый подозреваемый.
- Ах, я первый подозреваемый? – прищурился Генрих, - между прочим, Елисей Семенович собирался уходить, он основал личный бизнес, и не хотел больше зависеть от моего отца.
Это издательство так и так моё.
- Ну, ну, - пробормотал Максим, - только учтите, вы у меня на заметке.
- Всенепременно учту, - процедил Генрих, - чёртова ищейка! – пробормотал он в пол голоса.
- Что-что? – прищурился Максим.
- Ничего, - буркнул Генрих, и вышел из кабинета.
- Что это значит? – зло посмотрел на меня Максим.
- Только то, что в моей коллекции разбитых сердец появился очередной экспонат, - пожала я плечами.
- Мне ещё этого не хватало! Он к тебе пристаёт?
- Уже нет, - засмеялась я.
- Что значит – уже нет?
- Дима с ним разобрался.
- Почему Дима? Почему ты мне не сказала? Или муж – мент уже не круто? Ну, конечно, лучше обратится к мафии!
- Милый, не заводись.
- А я само спокойствие. Только мне не нравится, что общаешься со своим бывшим мужем.
- Извини, но он отец Василинки, и не общаться с ним я никак не могу, - развела я руками, - ты бы стал бить Генриху Вениаминовичу морду?
- Посадил бы на десять суток, уж поверь, нашёл бы, за что.
- До него такие методы не доходят, ему только в глаз, и как
следует! От души!
- Угу! – буркнула Максим недовольно, и мы вышли из кабинета.
- Долго нас ещё будут держать? – воскликнула журналистка Нина, приятная, шумная женщина лет сорока, с вытравленными волосами, и пышными формами, которые её не уродовали, как жену Сатаневича, напротив, придавали особый шарм.
- Отпечатки пальцев снимем, и отпустим, - буркнул Максим, и подключил к делу специалиста.
- Мои тоже будут снимать? – заинтересовалась я.
- Твоих отпечатков у меня в отделении предостаточно ещё с прошлых приводов, - выдал Максим, и все сотрудники с явным интересом на меня посмотрели.
Все, кроме Регины. Мы с ней познакомились при весьма странных обстоятельствах, я расследовала убийство жены её покойного брата, и она хорошо осведомлена о моих похождениях.
С особым зверством снимали отпечатки с Генриха Вениаминовича. Максиму он, как вы уже поняли, по вкусу не пришёлся, и он перепачкал весь его шикарный костюм цвета слоновой кости, и голубую рубашку.
Меня раздражает его манера одеваться в светлые тона, и теперь я удовольствием и злорадством разглядывала его напрочь испорченный костюм.
- И как это отмывается? – вид у Генриха Вениаминовича был, как у моего Кешака, когда он видит в своей тарелке сметану.
Моя любимая кошка Маняшка последнее время совсем озверела. Я долгое время не отпускала её гулять, поскольку мне не по вкусу такая процедура, как убийство котят.
Ну, не могу я поднять руку на живое трепыхающееся существо, что тут поделаешь?
И я долгое время поила её специальными каплями от загулов, но Анфиса Сергеевна, когда она появилась в моём доме, сказала, что для кошек это очень плохо, может развиться какая-нибудь болезнь, стерилизация тоже нежелательна, и она взяла на себя обязанности по утоплению котят.
И с тех пор, выпущенная на свободу Манечка отрывается на всю катушку, котится каждые три месяца, ну, не совсем
каждые, сначала гуляет, потом ходит, как баржа, на какое-то время успокаивается, а потом опять по новой.
Пока Анфиса Сергеевна топила котят, Манечка ходила за ней, или за мной, ложилась пузом к верху, и упоённо мурзилась, когда ей начинали чесать брюшко.
Максим, увидев однажды сию сногсшибательную картину, долго не мог успокоиться, и давился смехом.