Страница 79 из 79
голос мой прервался, я испугался, что Ружа примет эти строки на свой счет, истолкует по-своему. Но пересилил себя, чтобы не портить впечатление, и дочитал стихи до конца.
Старик пребывал в молчании, не присаживаясь к нам, покачивал тонким бокалом, потом как-то доверительно и по-детски улыбнулся:
— Спасибо вам! И — простите старика за назойливость, любите друг друга! — он скрылся за колонной, прогнувшись сутулой спиной.
— Какой странный, — сказала Ружа.
— Странный, — подтвердил я. И нам обоим стало не по себе оттого, что кто-то третий подсмотрел то, чего и мы сами еще не видели ясно.
— А почему ты прочел эти стихи? — все-таки спросила Ружа.
— Они порывистые и пронзительно честные. Я люблю их.
— Какие, право, у нас — болгар и русских, — продолжила Ружа, — разные характеры. У нас — сдержанное мышление. Молодые поженятся — сразу, как муравьи, начинают о собственном доме беспокоиться, строят, украшают… Уже о потомках думают. А вы, русские, как струна звените, тысяча мыслей в вас кипит…
— Это ты из литературы черпаешь.
— Да, из литературы. Но разве ты не такой? Как струна…
— Пожалуй, ты права, — нынче я как струна.
И снова то по тротуару, то по мостовой мы брели но городу, не обращая внимания ни на окрики извозчиков, ни на гудки автомашин, ни на завывание ослов на окраине… Мы вышли к морю. Оно лежало бесконечное — с кружевной каемкой прибоя, с прибрежной зеленоватой полосой, с синим широким разливом за ним, а еще дальше — оно бурлило воистину черными высокими волнами.
— Между нами море, — многозначительно сказала Ружа.
— Между нами ничего нет. Есть ты и есть я.
— Подойдем как можно ближе к твоей Родине.
— Куда же?
— А на самый край мола. Ведь за волнами — она.
— За волнами — она.
Мы вступили на мол, дошли до самой его оконечности и сели на теплые желтые плиты, облепленные ракушками и заросшие мхом. Вода, увлажняя мох, тянулась к нашим ногам и, не дотянувшись, скатывалась, обнажая длинные белесые водоросли. Там, за волнами, был мой путь, который я давно торил, мои первые успехи и мои первые поражения. Там был воздух, в котором я мог дышать так же естественно, как птица в сосновом лесу. Там, только там, меня могло ожидать осуществление моих надежд и моих дерзаний. И острая, животрепещущая мысль пронзила меня: «А мог бы я взять ее, Ружу, и перевезти через море в мой отчий край — в мои весенние распутицы, сумеречные осенние вечера, долгие зимние ночи, в нежные и зыбкие вёсны, в круг моих североволжских знакомых, добрых и широких, терпеливых и размашистых?» И даже не про себя, а внутренним голосом честно сказал себе: «Не знаю», ибо никто не знает протяженность дороги любви и ведом лишь иногда проницательным путь привязанности.
— Между нами море, — уже с печалью повторила Ружа, словно ей что-то передалось от меня.
Вечером в приморском ресторанчике мы запивали белым вином жаренную на углях сладкую рыбу — лефер. Подгулявшие немецкие моряки тупо переступали на деревянном плацу танцевальной площадки, прихлебывая из кружек, которые не выпускали из рук.
— Не завершать же нам свой декабрь с пьяными баварцами? — положила Ружа свою руку на мою.
С горечью я посмотрел на часы.
Мы расставались с Ружей вечером у ее домика.
— Ты мне подарил чудный день.
— Почему «подарил»? Он был наш.
— Завтра ты уедешь, — значит, он не мог быть нашим, ты вынул его из своих дней и дал мне.
— Но, Ружа! Ружа!..
— Мы ведь увидимся, милый, правда? — И она провела своей прохладной рукой по моим глазам.
Мы договорились с Ружей встретиться через несколько дней в Софии.
Когда я приехал в Софию, мне сообщили, что у меня случилось в семье несчастье.
Я улетел сразу на транспортном самолете с ящиками черешни.
Жизнь жестоко ударила меня, и я долго не мог оправиться от ее удара. А оправившись, повзрослел и, наверное, изменился.
Через несколько лет, снова приехав в Болгарию, подчиняясь вновь ожившей во мне тоске по Руже, я принялся ее разыскивать. Мне помогали мои друзья, но так ее и не нашли. Тогда я написал стихи, и мой товарищ опубликовал их на русском в газете «Учительское дело» в расчете, что Ружа, ставшая учительницей, прочтет их, Зазвенела душа моя по всей Болгарии со страницы газеты:
Но Ружа не откликнулась.