Звонок на рассвете

— Что, Дим Димыч, упустил преступника?Это тебя бог наказал — не будешь перегонять нашу «канарейку», — Подсвечивая фонариком, он внимательно рассматривает следы на мосту. — Так, говоришь, утонул беглец? Всякое бывает, Дим Димыч. Мы тут с тобой оплакиваем безвременно усопшего, а покойничек — вполне возможная вещь — сидит в соседнем лесочке и похохатывает в кулачок... Бойко, Круминь, Лысак! Возьмите фонари и прочешите вон те кусты! Далеко он уйти не мог...

Милиционеры двинулись в указанном направлении. Не прошло и получаса, как на мосту в сопровождении конвоя появился взъерошенный Фонарев.

— Нервишки у мальца не выдержали, — докладывает Лысак. — Сидел бы тихо, может, мы и прошли бы мимо. А он как вскочит, как побежит. Да где ему от Бойко оторваться, когда у того первый разряд.

— Не суйся в волки, коли хвост собачий, — бурчит, ни к кому не обращаясь, Ершов.

Я подхожу к Фонареву. Он сейчас и впрямь похож на побитую собачонку.

— Что ж это вы, Роман Алексеевич? Мы еще вам никакого обвинения не предъявили, а вы уже в бега ударились? Или чувствуете за собой вину?

— Ничего я не чувствую! — огрызается Фонарев. — Просто выехал прогуляться...

— У вас прямо необъяснимая страсть к ночным прогулкам. В субботу, в день преступления, вас видели на Октябрьском мосту, сегодня вы здесь...

Фонарев молчит, глаза полыхают мрачной злобой. Подходит майор Ершов.

— Дим Димыч, ты заметил — он же насквозь сухой. Нарочно мотоцикл утопил, чтобы сбить нас со следа.

17

В тот же вечер мы произвели обыск в квартире Фонарева. Изъяли светлый плащ с замытыми пятнами, похожими на кровь, коричневую кожаную куртку. Искали нож, но его нигде не было.

Многое в этой запутанной истории оставалось мне неясным, и прежде всего — мотив. Вообще-то работникам уголовного розыска не всегда удается доискиваться до истоков преступления — не хватает времени. Это дело следователя, но здесь был особый случай. Я хотел понять, как человек, который учился в одной школе со мной, мог совершить такое... Жаль, что я вовремя не прислушался к мнению моей дорогой родительницы. Когда я передавал ей привет от Фонарева с заверениями в любви и уважении, мать поморщилась: «Был Ромка мелким лгунишкой, таким и остался. Не могла я быть для него любимой учительницей, да и он у меня в фаворитах не числился. Учился средненько, был криклив и забиячлив...» Тогда я не придал словам матери должного значения, а жаль. Тот юнец, что наскакивал на девчонку, тоже был криклив и забиячлив...

Жестокость и лицемерие — откуда они? Ответа на этот вопрос искал я в беседах с людьми из ближайшего окружения Фонарева...

Роме было пять лет, когда он притащил домой хорошенького белого котеночка. «Выкинь сейчас же эту гадость!» — приказала мать Фонарева — Клавдия Семеновна. Мальчик захныкал: «Мам, он красивый и ласковый, пусть у нас живет...» Мать брезгливо, двумя пальцами схватила котенка за шиворот и понесла вон из квартиры. Сын бежал следом, и плакал, и умолял не выбрасывать Пушистика. Женщина открыла дверь, размахнулась и с силой швырнула крохотного котенка на лестницу. Рома хотел выбежать, посмотреть, что с ним, жив ли, но мать не пустила. А через месяц пришла дворничиха и, таинственно приглушив голос, рассказала Клавдии Семеновне, что Ромка вместе с двумя подростками зверски замучил голубя. Клавдия Семеновна выслушала равнодушно, пообещала примерно наказать сына и... забыла. Зато она твердо помнила, что голуби — распространители орнитоза.

Когда Ромке стукнуло десять лет, он однажды учудил такое, о чем сердобольная дворничиха, которая все это мне рассказала, и теперь не может вспоминать без содрогания. Жил в подвале ничейный кот по прозвищу Тимоша. Ромка изобрел иезуитский номер: насадил на рыболовный крючок кусок колбасы и метнул его из окна вниз, подгадав момент, когда Тимоша отправлялся за пропитанием. Голодный кот мгновенно проглотил приманку, и страшный крик, полный ужаса и муки, разнесся по двору. Ромка смеялся и наматывал леску на катушку спиннинга, намереваясь вздернуть Тимошу в воздух. Выскочила дворничиха, оборвала леску и понесла кота к ветеринару. Жестокая шутка даром не прошла — отчим пребольно отхлестал Ромку ремнем: «Зачем без спроса брал спиннинг?..»

Содержательным был и разговор с Лаурой. Она не особенно удивилась превращению Валетова дружка в сотрудника угрозыска и после недолгого колебания откровенно все рассказала.

Наутро в кабинете следователя Сушко состоялся первый допрос подозреваемого в тяжком преступлении Романа Фонарева. Я присутствую тут же. Моя роль заключается в том, чтобы не дать Фонареву уйти от истины. Когда обвиняемый пытается схитрить, увильнуть от правдивого ответа,. я подкидываю уточняющий вопрос, и он вынужден признавать то, что признавать совсем не хочется.

Галина Васильевна слушает внимательно, я бы даже сказал, сочувственно, ни словом, ни жестом не выказывая своего истинного отношения. Ей важно, чтобы Фонарев высказался полностью, а уж потом она сумеет отсеять зерна правды из вороха лживых уверток и обтекаемых полупризнаний.

— Расскажите, Фонарев, как вы провели тот день. Меня интересует, предшествовали преступлению какие-то чрезвычайные обстоятельства или оно было совершено случайно?

— Случайно, конечно, случайно, — ухватывается Фонарев за спасительную идею. — Я не хотел... так получилось... он вытащил меня из кустов... я был зол на весь мир... от меня только что ушла любимая девушка...

Роман достает пачку «Примы», умоляюще взглядывает на следователя. Галина Васильевна встает, открывает форточку.

— Курите, Фонарев.

Роман жадно затягивается, от чего и без того худые щеки его западают совсем.

— В тот день, это была суббота, я сидел у Лауры. Мы слушали музыку, пили кофе, собирались сходить в кино. И вдруг врывается Валерка...

Да, все так и было. Правда, Валерий Кречетов не ворвался, а позвонил в дверь — требовательно, длинно, по-хозяйски. Что ж, он имел на это право...

Маленький, тщедушный Ромка Фонарев давно украдкой поглядывал на красивую девчонку из соседнего подъезда. Но при ней неотступно находился Валерий Кречетов, а у него был такой рост и такие плечи... И вдруг удача — Валерку призывают в армию. Первое время Лаура лишь насмешливо щурилась в ответ на робкие попытки Фонарева завести знакомство. Но потом...

— Потом, инспектор Дима, мне стало невыносимо скучно, — рассказывала вчера вечером Лаура. — И я подумала: чем не кадр Ромка Фонарев? Зарабатывает прилично, есть мотоцикл с коляской, отдельная комната. Конечно, Валерку с ним не сравнить, но Валерка далеко, а этот рядом... Я была у него первой, он молился на меня... Для такого хлюпика, на которого никто из девчат и внимания-то не обращал, я была счастливой находкой. Я помыкала им как хотела, он выполнял все мои капризы и прихоти...

И может быть, ничего бы не случилось, не заведи Фонарев речь о женитьбе. Лаура от окончательного ответа уклонилась. Хотя Кречетов ничего ей не обещал, она все же надеялась после возвращения Валерия из армии выйти за него замуж. В последнем письме Лаура написала, что ей предстоит принять важное решение, и если Валерий не хочет потерять ее навсегда, то должен выбрать время и приехать. И вот он явился...

Лаура открыла дверь и отступила в растерянности— она не ожидала столь стремительной реакции на свое письмо.

— Ой, Валерка, сюрприз-то какой бесподобный!..Ты стал такой бравый!.. А загорел-то как!.. Там до сих пор жара, да?.. Да раздевайся, что же ты стоишь как неродной?!

Валерий хмуро и подозрительно смотрел на Романа, вышедшего из комнаты в коридор.

— А это кто? Мой дублер? Я вижу, ты тут без меня не скучаешь!..

— Валерка, не будь занудой! — Лаура подпрыгнула и обвила руками загорелую крепкую шею.

У Романа перехватило дыхание. Удушливая волна унижения подкатила к горлу, в бессильной ярости сжались кулаки. А что он мог сделать? «Старый друг — лучше новых двух», «У любви, как у пташки, крылья...» Нельзя, нельзя здесь оставаться, но и уйти он не мог. По приказанию Лауры сбегал за бутылкой вина, потом еще за одной. Сидел молча, вливая в себя рюмку за рюмкой, медленно наполняясь дремучей первобытной злобой.