Мертвый ноль

Штаб-квартира ФБР

Помещения для допросов

Здание Гувера

Пенсильвания-Авеню

Вашингтон ДС

19-23

Все смотрели на него.

— Давайте послушаем, — сказал Ник.

— Я хочу, чтобы вы поискали в гугле или в супер-ФБРовском гугле, в какой-нибудь сверхтехнологичной скоростной системе сведения вот о чём. Поглядите, что связывает нашего друга Диксона, который сидит тут и думает, что он герой и директора Национальной разведки Теда Холлистера.

— Зачем?

— Диксон однозначно сюда вовлечён- чем бы оно ни было. Но он просто много знает и ничего больше. Он сказал нам всё и считает себя героем. Но он не настолько весом и солиден, чтобы пойти дальше сделанного. Он знает наёмников, политику- и всё. У меня есть подозрение насчёт сказанного Холлистером на той встрече- он может знать немножко больше обо всём этом чем мы думаем.

— Суэггер, — сказала Сьюзен. — Холлистер ушёл из Агентства до того, как Джаред вообще начал работать.

— Пожалуйста. Я не могу объяснять, тик-так, время идёт. Пожалуйста, проверьте. Он что-то сказал, чего ему не следовало говорить на встрече. Дайте мне поглядеть, нет ли тут связи.

Ник кивнул: — Молодёжь, докажите свою ценность, — распорядился он.

Молодые агенты засуетились. Время шло. На мониторах со всех углов показывалось, как армейский оркестр исполняет «Звёздно-полосатое знамя» в Розовом саду в то время как мужчины и женщины стояли с руками на сердцах, отдавая салют своей стране.

— Предварительно, — сказала вновь появившаяся Чандлер, — господи, оказывается Диксон вырос в Брейнтри, Массачусетс, где жил и Холлистер, когда преподавал в Гарварде. На той же улице, двумя домами по соседству. Отец Диксона, Роджер, работал в Гарварде и в Гарвардской юридической школе с Холлистером в шестидесятых. Они оба были в «Юридическом обозрении». Диксон позднее получил степень в университете Джона Хопкинса в Балтиморе. Международное законодательство. Преподавал ему никто другой нежели старый друг его отца и сосед ТедХолистер. Сразу после этого он присоединился к Агентству.

— Да! — вскричала Сьюзен в порыве озарения. — Да! В те дни ты мог попасть в Агентство только по рекомендации высокопоставленного сотрудника Агентства- действующего либо бывшего. Джаред Диксон был наследством Холлистера, он был защищён репутацией и харизмой Теда Холлистера. Диксон в действительности работал не на Коллинза, а на Холлистера!

— Чандлер, сядь и отдохни. Кто-нибудь ещё моложе тридцати, немедленно наберите в Секретную службу Белого дома, проверьте, там ли Холлистер. Он должен быть там.

— Этот старик в деле по шею, — сказала Сьюзен. — И, кхм, позвольте принцессе Идеальность обратить внимание на чудовище Суэггера. Холлистер не принадлежит к Агентству.

— Окада-сан снова пинает меня под зад.

— Он там, — донёсся голос.

— Нам нужно поговорить с ним. Не завтра. Не на следующей неделе. Сейчас, — сказал Боб.

— Мы должны, — согласился Ник.

Мемфис встал, крикнув Чандлер:

— Подгоните джип к выходу, немедленно, обеспечьте чистую дорогу до Белого дома. Не знаю, что там стрясётся, но думаю, что нам снайпер понадобится. Дайте мне чёртового снайпера быстро!

— Ник, SWAT отпустили этим утром. Они все на базе в Вирджинии, отдыхают после джорджтаунской перестрелки. Я могу привезти тебе одного из вашингтонской полиции минут через двадцать.

На экранах президент Соединённых Штатов поднялся на подиум.

— Эй, — сказал Суэгер, указывая на Круза, — у вас тут лучший снайпер в мире.

Мемориал Иводзимы

Арлингтон, Вирджиния

18-50

Шесть бронзовых мужчин были гигантскими. Они боролись с флагом, его три главных цвета развевались на ветру, перекрёстно освещённые многими лучами прожекторов, открывавших всю картину: бугры мускулов, дыры в металлической одежде, сапожные гвозди в побитых боевых ботинках, двенадцатифутовые винтовки- все тускло-зелёного, поблекшего цвета военной славы, потемневшего с годами.

Мемориал Иводзимы. надпись на постаменте: "Необыкновенная доблесть была обыкновенным делом".

— Воины, — сказал профессор Халид. — Вы должны почтить их храбрость.

— Неверные, — ответил доктор Файсаль. — Пираты, крестовики, захватчики, насильники, отбросы.

— Ты так ничего и не понял, да? — спросил Халид.

— Коран содержит всё, что мне нужно знать. Всё, кроме науки, есть самогипноз ради вражеских целей.

— И даже сейчас ты не можешь контролировать свою враждебность? — сказал Билал.

Они стояли у фургона, который был припаркован на стоянке мемориала Корпуса морской пехоты на холме, с которого открывался вид на реку и залитый светом город Вашингтон ДС.

В чём-то он был более красив и привлекателен этим тёплым, комфортным ясным вечером, чем когда-либо ещё. Над ним сквозь космическую пустоту мигали звёзды, а ниже город расстилался мерцающим полем белых строений и флагов, летящих над ними, заливая весь горизонт смесью света и темноты, в которой то там, то здесь выделялись специфические формы и очертания, такие как шпиль в центре и огромный купол позади него.

— Он слишком много говорит, — сказал Файсаль. — Наслаждается своими прозрениями, своей иронией. Он тщеславен, у него западный разум. Он не один из нас. Он слишком много думает, и внутренней дисциплины у него нет. И он так и не выучил фундаментального урока, который заключается в подчинении.

— Ты зовёшь это суетой, а я зову это индивидуальностью. Пока мы не научимся ценить индивидуальность, мы будем болтаться позади Запада во всех смыслах…

— Если мы уничтожим их, мы ни за кем не будем болтаться, — сказал Файсаль.

Ещё несколько машин заехали на стоянку, а несколько секунд назад мимо проехала машина парковой полиции, не заметив ничего, не остановившись и уехав в сторону Росслина, обычной кучки небоскрёбов, возвышавшихся позади них. У монумента несколько детишек бегали кругом, громко наставляемые отцом.

— Путешествие почти окончено, — сказал Билал. — Вы готовы к тому, что последует? Вы приняли это?

— Полностью, — сказал Файсаль. — Ни секунды не сомневался.

— У меня также нет сомнений, — сказал Халид. — Религиозный подтекст тут ничего не значит для меня, это всё дикарство, но мне важен политический. Моя рука не остановится, сердце не дрогнет.

— Мороженое было вкусное, — сказал Файсаль.

— Вторая сказанная им вещь, с которой я согласен. Да, мороженое отличное.

По пути сюда они остановились в «Баскин-Роббинс», три человека обычного средневосточного вида, в новых дишдашах и молитвенных шапочках, терпеливо ожидая в очереди посреди мам, пап и верещащах детей как в грязной бейсбольной форме, так и более пристойных, и каждый получил своё лакомство. Халид взял двойное клубничное в вазочке, Билал- простое сливочное с лесными орехами, взбитыми сливками и вишней, а Файсаль- кленовое пралине с мятным шоколадом в вафельном рожке, но с тарелочкой под ним для того, чтобы всё сооружение не развалилось в руках, когда рожок больше не сможет его поддерживать.

Теперь, наконец, они были там, где им следовало быть и тогда, когда им следовало тут быть.