Страница 37 из 78
У Хаджа золотой портсигар. Я его заметил еще наверху, на фоне шелковой подкладки модного костюма. Щелчок — это Хадж раскрыл его. Франко закуривает и тут же заходится чахоточным кашлем.
О чем это они, Брайан?
Обсуждают мою этническую принадлежность.
Это нормально?
В общем-то да.
Дьедонне, сначала отказавшийся от сигареты, голосом фаталиста бурчит: “А-а, чему быть…” — и тоже закуривает.
ХАДЖ: Ты болен, что ли, или как?
ДЬЕДОННЕ: Или как.
Стоят они или сидят? Если вслушаться, можно услышать, как неравномерно скрипят кроссовки хромого Франко, как Хадж вышагивает туда-сюда по каменному полу в своих ботинках из крокодиловой кожи. Тихий стон боли, проминаются подушки — это Дьедонне опускается в кресло. Вот как мистер Андерсон дрессирует своих слухачей-мазуриков.
ХАДЖ: Для начала одно тебе скажу, приятель.
ДЬЕДОННЕ (подозрительно, не доверяя столь дружескому обращению): Что же?
ХАДЖ: Население Киву куда больше заинтересовано в достижении мира и согласия, чем эти говнюки из Киншасы. (Изображая выкрики подстрекателя): Мочите их! Вырвите их руандийские глаза! Мы вас поддержим, ребята. Мы рядом. Всего-то две тысячи километров через джунгли. (Похоже, ждет реакции, но не дожидается. Шарканье ботинок возобновляется.) И старикан туда же… (Подражая Мвангазе, и, надо сказать, очень неплохо): Пора очистить нашу прекрасную, зеленую родину, друзья мои, от вредоносных тараканов, о да! Пора вернуть землю нашим дорогим соотечественникам! Согласен, согласен. А что, кто-то против? (Ждет реакции. Молчание.) Принято единогласно! Пора их вытурить вон, кому говорю! Ба-бах! Пошли все нах… (По-прежнему молчание.) Только без насилия… (Опять шарканье туда-сюда.) Непонятно, правда, где остановиться? То есть — что, например, делать с теми беднягами, которые бежали к нам в девяносто четвертом? Их что, тоже вышвырнуть? Может, и нашего Дьедонне тоже? Типа: детишек забирайте, коров оставьте?
Как я и опасался еще наверху, Хадж оказался саботажником. Как бы невзначай он умудрился за несколько минут коварно подвести разговор к самой серьезной, самой конфликтной проблеме — неопределенному статусу баньямуленге в Конго и вопросу о целесообразности выбора Дьедонне в качестве союзника.
ФРАНКО (очередная пословица, на этот раз с вызовом): Бревно хоть десять лет в воде проваляется, да крокодилом не станет!
ДЬЕДОННЕ: Франко!..
И в наушниках у меня заскрежетало так, что я чуть было не слетел со своего “электрического стула”. Это Дьедонне в гневе резко двинул кресло по каменному полу. Я живо представляю себе его руки, вцепившиеся в подлокотники, покрытый испариной лоб, лицо, обращенное к Франко в страстном призыве.
ДЬЕДОННЕ: Когда же все это наконец закончится, Франко? Вы против нас? Пусть баньямуленге и тутси, но мы не руандийцы! (Задыхается, но не сдается.) Мы конголезцы, Франко, такие же, как и маи-маи! Да! (Повышает голос в ответ на язвительный смех Франко.) Это и Мвангаза прекрасно понимает, а иногда даже и сами маи-маи! (И по-французски, для большей убедительности): Nous sommes tous Zaïrois![34] Помнишь, нас всех учили петь это в школе, во времена Мобуту? Почему же мы и теперь не можем петь то же самое, а? Nous sommes tous Congolais![35]
Нет, Дьедонне, мысленно поправляю я его, не все мы. Я тоже учил в школе эту песенку, с теми же самыми словами, пока однажды одноклассники не стали тыкать пальцами в меня, незаконнорожденного, и кричать: “Pas Salvo, pas le métis! Pas le cochon rasé!”[36]
ДЬЕДОННЕ (продолжая свою тираду): Во время восстания в шестьдесят четвертом мой отец, муньямуленге, сражался рядом с твоим отцом, симба (хрипит, ему явно не хватает воздуха), а ты сам, еще совсем молодой парень, ты же воевал вместе с ними! Разве ты не стал после этого нашим союзником? (Снова хрип.) Нашим другом? (Опять.) Нет, не стал. (Зло, на французском): C'était une alliance contre la nature![37] И симба продолжали убивать нас, угонять наш скот для нужд своих отрядов — точь-в-точь как сегодня маи-маи убивают нас и угоняют наш скот. Когда мы мстим, вы называете нас подонками баньямуленге, когда сдерживаемся — трусами баньямуленге… (Захлебывается слюной.) Но если мы все объединимся под руководством этого… (Хрип.) …прекратим убивать и ненавидеть… (Хрип.) …прекратим мстить за наших погибших, за искалеченных… Если сможем заставить себя все это прекратить… и объединиться… под руководством этого лидера или любого другого…
Он поневоле умолкает. Его свистящее дыхание напоминает мне Жан-Пьера в больнице, только трубок не хватает. Ерзая на краешке “электрического стула”, я жду отповеди Франко, но вместо этого вынужден бессильно выслушивать очередное словоизвержение Хаджа.
ХАДЖ: Союзником в чем, черт подери? Чтобы добиться чего? Объединения Киву? Севера и юга? Друзья мои, давайте захватим наши природные богатства и будем сами распоряжаться своей судьбой. Фу ты ну ты! Да они уже давно захвачены, придурок! Кучкой вооруженных до зубов руандийских психов, которые в свободное время насилуют наших женщин! Мерзавцы интерахамве[38] так прочно окопались, что ваша гребаная ООН не смеет даже пролететь над ними, не испросив разрешения.
ДЬЕДОННЕ (презрительно смеясь): ООН? Да если мы будем ждать, пока ООН восстановит мир, успеем и детей похоронить, и внуков.
ФРАНКО: Так забирайте своих детей с внуками да катитесь обратно в Руанду, а нас оставьте в покое!
ХАДЖ (быстро вмешивается по-французски, пресекая ссору): Нас? Ты сказал — нас?! Я не ослышался? (Барабанная дробь его шагов, затем гробовая тишина.) Ты что, серьезно думаешь, кому-то есть дело до нас?! Да старику не мы нужны, ему власть нужна! Он желает занять почетное место в истории, пока не сдох, и ради этого готов продать нас со всеми потрохами этому вонючему Синдикату, а там — хоть трава не расти!
Едва я успеваю завершить перевод его кощунственных высказываний, как колокольчик Филипа призывает нас на второй раунд переговоров.
Здесь следует рассказать о происшествии, которое тогда не особенно впечатлило мой воспаленный мозг, однако в свете последующих событий вполне достойно ближайшего рассмотрения. Итак, Филип звонит в свой колокольчик, я снимаю наушники с микрофоном, встаю, Паук мне подмигивает, я ему тоже. Поднимаюсь по подвальной лестнице. Наверху подаю условный сигнал, трижды коротко постучав в железную дверь, Антон тут же приоткрывает ее, чтобы я смог быстро выскользнуть, но захлопывает чересчур сильно, с грохотом. Не обменявшись со мной ни словом, Антон ведет меня за угол дома, к восточному крылу крытой галереи, и оставляет неподалеку от входа в покерную — в общем, все согласно плану. Все, да не совсем: никто не принимал в расчет ослепительное солнце — а оно светит мне прямо в глаза.
Только я делаю шаг вперед, опустив голову, чтобы избежать ярких лучей, как слышу приближающиеся шаги и раскатистый африканский смех — навстречу мне из противоположного конца галереи идут трое делегатов. Столкновение в дверях неминуемо. А значит, мне срочно необходима убедительная причина, по которой я появился не с той стороны, с которой должен был. А вдруг они видели, как Антон сопровождал меня? А вдруг слышали, как лязгнула железная дверь?
По счастью, я приучен соображать на ходу благодаря однодневным семинарам по вопросам личной безопасности, которые обязаны посещать даже внештатные сотрудники Говорильни. Так как же я проводил драгоценные минуты отдыха, пока наши делегаты предавались частным беседам? Ответ: точно так же, как и всякий раз, когда объявляют перерыв в заседании, — наслаждался покоем в укромном уголке. Морально готовый к вопросам, я подхожу к покерной и останавливаюсь у двери. Они тоже подходят и останавливаются. Точнее, останавливается проворный Хадж, обогнавший на несколько шагов Франко и Дьедонне. Пока они подтягиваются, человек, пару минут назад обозвавший меня “зеброй”, обращается ко мне с преувеличенной учтивостью:
34
Мы все — заирцы! (фр.)
35
Мы все — конголезцы! (фр.)
36
“Только не Сальво, не метис! Не бритая свинья!” (фр.)
37
Это был противоестественный союз! (фр.)
38
Интерахамве (“соратники”, “товарищи по оружию”) — вооруженные отряды хуту, созданные в 1994 году в Руанде, провели там этническую резню, убивая в основном тутси. Большинство из них перешли в Конго, создав формирования, выступающие против нынешнего правительства Руанды.