Антитерра

— Не молодой человек, а Ваше благородие! — проревел Валенрод. — Вы отдаёте себе отчёт, что будете иметь дело с военной администрацией.

— Ну, уж не знаю, как вас там… — опять начала женщина, но тут из глубины помещения по ту сторону стекла появились пацифийский офицер, по — видимому, начальник вокзала, с двумя солдатами и быстро увели служащую прочь.

— Вы лейтенант Адриан Валенрод? — произнёс почтительным тоном офицер, наклонившись к окошку с другой стороны.

— Да я, — намного более спокойным голосом произнёс Адриан.

— Простите, нас только что известили о вашем отбытии, мы уже подготовили для вас место, поезд до Кирстенгейна отправляется через двадцать минут, первый класс, второй вагон.

Адриан взял билет, с укором посмотрел на начальника вокзала и зашагал прочь, провожаемый удивлёнными взглядами из толпы.

Он, наконец‑то, оказался на свежем воздухе рядом с путями. Здесь тоже было много народу, в основном лавразийские солдаты, прибывшие с севера. С другой стороны от следующего перрона стоял поезд с танками, частично накрытыми брезентом. На платформах находились лавразийские солдаты с генераторами, охранявшие поезд.

Вскоре невдалеке послышался стук колёс и гул двигателя, вдали появился грозного вида чёрный тепловоз. Он, постепенно замедляясь, проехал мимо Валенрода и стоявших на перроне людей, таща за собой сцепку из полутора десятков вагонов с символикой ещё железных дорог империи.

Адриан быстро нашёл нужный ему вагон. Показав проводнику правительственный значок, прошёл внутрь, в своё купе с двумя нижними койками. Он положил саквояж, присел, искренне надеясь, что весь путь проедет один. Но его надеждам не суждено было сбыться, спустя минуту, как он закрыл за собой дверь, в неё вошёл маленький худощавый мужчина лет сорока в очках и с лысиной на макушке. Он был одет в гражданский пиджак и брюки, в руках держал чёрный портфель, в котором обычно носят бумаги. Неуверенным голосом он поздоровался с Валенродом и присел напротив него.

— Здравствуйте, я Крейстон, Крейстон Митридатович Цейкрик, — произнёс попутчик своим низким неразборчивым голосом и протянул руку для рукопожатия. — Можно просто Крейс.

— Адриан, Адриан Викторович Валенрод, — ответил лейтенант и пожал руку. — Можно просто Адриан.

На мгновение повисла тишина, наш герой сидел, заложив ногу за ногу, откинувшись спиной к стенке и сцепив руки в замок перед собой, он с интересом надменно смотрел на соседа. Цейкрик сидел, ссутулившись, как будто прижимался к портфелю, который он положил себе на колени.

— Куда едете? — спросил Адриана попутчик.

— Домой, — коротко ответил Валенрод.

— То есть, вы до конечной?

— До конечной, — с улыбкой ответил Адриан.

— Н — да, а я в Мессерейне выхожу, здесь недалеко, — Цейкрик выдавил на лице натянутую улыбку, он снял очки и стал неловко трясущимися руками протирать их.

— Это хорошо, — со вздохом ответил Валенрод. — Нет, вы не примите на свой счёт, я просто крайне обожаю одиночество.

— Одиночество, хе — хе, — чиновник усмехнулся. — И что же вам в нём нравится?

— Многое, вы, думаю, даже не представляете сколь интересно, например, говорить самому с собой, желательно мысленно, иначе вас примут за сумасшедшего. Так прекрасно поговорить о чём‑нибудь с интересным собеседником, который к тому же разделяет твои взгляды и убеждения, — произнося эти слова, Адриан закинул ноги на койку и, расстегнув мундир, вытащив руки из рукавов, устроился, полусидя, опершись спиной на боковую стенку рядом с окном.

Цейкрик вряд ли был действительно заинтересован тем, почему Валенрод так любит одиночество, и спросил только из вежливости и дабы поддержать разговор. Словам своего попутчика он, скорее всего, не придавал должного значения. У него уже были заготовлены собственные реплики, и собеседника он слушал только в той мере, в которой это было необходимо, чтобы хоть как‑то связать свои слова со словами того с кем он разговаривает, ибо иначе он будет просто глупо выглядеть.

— И что же вы живёте всегда один, вы не женаты?

Валенрод просунул из‑под полы правую руку и, распрямив и сжав все пальцы, показав попутчику тыльную сторону ладони, явно подразумевая обратить внимание на средний палец, произнес:

— К счастью, минула чаша сия.

— Ну не страшно, — Цейкрик махнул рукой, — а вот у меня жена и две дочки, они уже уехали на север, сейчас ждут меня.

— Уходите на север подальше от фронта?

— Ну как сказать, — оправдывающимся голосом начал чиновник. — Куда переводят, туда переводят.

'Конечно, переводят, — подумал Валенрод. — У тебя ж на лбу написано, как ты месяцами вымаливал, выпрашивал в кабинетах, унижался и пресмыкался, только чтоб хоть на сотню вёрст посеверней, а то как гондванцы придут, так вашего же брата первым делом в расход на фонари. Они всюду своих ставят'.

— А вы, я вижу, из военных будете? Вы лавразиец?

— Аквилонец.

— Прошу прощения?

— Лавразиец — это географическая принадлежность, по национальности я Аквилонец.

— Прошу прощения, но я не силён в географии Лавразии, до войны у нас о вашем материке ходили только легенды.

— Но, надеюсь, что хоть теперь вы не думаете, что у нас живут псоглавцы и драконы.

— Ну что вы, лично я и раньше в это не верил.

— Аквилон расположен на самом севере Лавразии, за полярным кругом, на побережье северного океана, месяц лета и морозы под сорок зимой. Когда‑то мы были могущественнейшим государством на континенте, половина Лавразии была нашей колонией. А потом…

— Что потом?

Валенрод усмехнулся и тяжело вздохнул.

— Будто вы не знаете, что всегда происходит потом. Всё полетело к чертям. Столь быстро, что лишь сейчас я осознаю весь трагизм того времени. В один день на моих глазах сначала рушится тысячелетняя монархия, а потом отец пускает пулю в висок. Временное правительство держится ещё десять лет. Я, храня надежду, что всё скоро станет по — прежнему, поступаю в лётную школу и оканчиваю её как раз ко входу Аквилона в состав федерации. А потом началось: приход к власти Ланариса, создание республики, Лемурийская кампания, Пацифийская кампания. И вот он я, перед вами. Лейтенант армии государства, которое имеет такое же отношение к моей родине, как закон всемирного тяготения к философии. Весь мир в кровавом угаре, а единственное, что мы знаем о конце нашей цивилизации, так это то, что он скоро наступит.

— Вы так думаете?

— Оглянитесь вокруг, будете думать также. Кстати, кажется ваша остановка.

Поезд остановился на станции так, что окно купе выходило прямо на старое здание с табличкой 'Мессерейн'. Цейкрик пристально посмотрел в окно, как будто, чтобы убедиться здесь ли ему выходить и тут же вскочил и, развернувшись в дверях, как ни в чём ни бывало, произнёс:

— Ну что ж, прощайте, как там у вас: Долгих дней диктатору! — он поднял вверх ладонь, повторяя лавразийский жест приветствия, и скрылся в коридоре.

— Долгих ему дней — произнёс Валенрод, небрежно подняв руку, фактически просто взмахнув ею.

Теперь он, наконец‑то, остался один и мог спокойно отдохнуть, обдумывая своё нынешнее положение, которое, стоит отметить, теперь не казалось ему таким безнадёжным, как раньше. Что‑то всё‑таки происходило, скоро что‑то должно было измениться, кардинально измениться, и не только в жизни Адриана. По крайней мере, он так думал, или, может быть, просто надеялся на это.

Глава пятая. ЛАВРАЗИЯ

Солнце медленно, но верно двигалось к зениту, приближая полуденный зной, и все жители города старались как можно реже появляться на улице, прячась в выкрашенных в белый цвет домах. По практически безлюдным улицам спускался вниз к Кирстенгейнскому порту Адриан Валенрод. Он расстегнул китель, пальто было перекинуто через руку, во второй руке он держал саквояж. Он старался держаться ближе к стенам домов, чтобы находится в тени.

Улица перед ним спускалась вниз к бухте, заполненной чёрными корпусами кораблей, которая была как на ладони. Бывшая граница империи находилась, по меньшей мере, в двухстах верстах к югу, у края пустыни. Кирстенгейн до войны был базой местного торгового союза, объединявшего целую россыпь вольных городов на берегах континента. Ныне здесь находилась перевалочная база Лавразии, сюда с севера из метрополии приходили корабли с войсками и уходили с железной рудой, вывозимой из Пацифиды.