Игра Лазаря

Главное, мельком подумал Лазарь, чтобы она увидела знак.

Сразу за охранниками из салона «Ниссана» вышел человек, вопреки всем правилам инсонов, хорошо знакомый Лазарю. На нём была синяя двойка «Адидас» с белыми полосами по бокам, и такие же белые кроссовки. Открытое приветливое лицо усыпали веснушки, да так густо, что кожа казалась бронзовой. «Гусиные лапки» вокруг ярко-голубых глаз, чуть косящих к носу, придавали им неизменно смеющееся выражение. Пшеничные волосы естественно спадали на лоб. Единственным недостатком, портящим приятную наружность этого миляги, была псориазная плешина на затылке. Эта неувязка создавала впечатление, что парень чем-то болен.

— Салют! — приветствовал он Лазаря, поигрывая в руках телескопической дубинкой.

— Леонард. То-то слышу, в громкоговорителе голос знакомый. Не Молотов, конечно, но для этого медвежьего угла и ты сойдёшь.

Леонард безразлично пожал плечами:

— А ты всё такой же остряк, Ванька.

Шестым из машины выбрался наружу, и Лазарь сразу это понял, Калим. Далось ему это не без труда: внушительные габариты и бугристое низколобое лицо на лысой голове действительно наводили на мысли о Валуеве. Выдавали глаза: бесцветные и неживые, глаза не имели ничего общего с известным боксёром. Мощные ладони, в мозолях и цыпках, похлопывали по широким бёдрам. На Калиме были чёрные джинсы и клетчатая докерская рубашка навыпуск, зацепившаяся с одного бока за рукоять нагана, торчавшего из-за пояса.

Леонард пропустил патрона вперёд. Калим медвежьей походкой приблизился к Лазарю и остановился в какой-то вероломной близости — Дарения назвала бы это вторжением в личную зону. Только из этой оболочки комфорта можно понять, насколько боишься человека, поправшего её границы.

Лазарь решил начать первым:

— Калим?

Шишковатое лицо с треском ушло куда-то вниз, ему на смену пришла лазурь неба. Солёная кровь из разбитой верхней губы заструилась по зубам под нижнюю. Голова закружилась, и Лазарь присел на корточки. Сплюнув кровь на асфальт, он подумал, что, хоть удар и получился внушительным, бил Калим, исходя из его веса, в треть силы.

«Скотина!» — в сердцах воскликнула Дара. — «Не волнуйся, Лазарь, стигмат небольшой. Сенс им уже занимается».

Леонард мерзенько захихикал. Калим присел на корточки перед Лазарем, свесив с колен вздувшиеся венами ручищи.

— Понял, за что? — спросил он на удивление высоким женственным голоском, совершенно не вязавшимся с брутальной внешностью.

Лазарь предположил, что таким образом Калим преподал ему урок вежливости к старикам, но уточнить не решился:

— Разъяснений не потребую.

Калим удовлетворённо кивнул:

— Вставай.

Лазарь медленно поднялся на ноги.

— Ну, излагай, излагай, излагай, — заторопил громила, вальяжно вращая мясистой кистью. — Только быстро.

— Если совсем быстро, то здесь со мной твоя падчерица, Яника. Знакомое имя?

Лоб Калима сморщился непривычными складками, и вся его голова как будто ссохлась:

— Яника?

— Ну, да. Такая рыжая девчонка, которая досталась тебе в нагрузку с женой, и которую ты бросил умирать, когда прибился сюда, — напомнил Лазарь. — Яника.

Второй удар не стал неожиданностью, но был куда стремительнее. Кулак угодил в грудь, и на этот раз повалил Лазаря с ног. Какое-то время он лежал на боку, пытаясь вернуть сбитое дыхание. Судя по ощущениям, теперь Калим вложился в полсилы. А может, чуточку сильнее.

«Ты мазохист, что ли?» — зашипела в ухо Дара.

— Ничего ты, ослик, не понял, — дрожащим тенорком заключил Калим. — С первого раза, видать, не доходит. Ладно, хорош мозги полоскать. Даю минуту, чтобы сказать, где дочь. Потом терпение моё лопнет.

Совладав с кашлем, Лазарь встал и отряхнулся.

— Она рядом. В безопасном месте.

— Да ты меня, никак, шантажировать вздумал! — Калим замахнулся в третий раз.

Окрик с другой стороны улицы, похожий на возглас подстреленной птицы, заставил булавовидный кулак замереть в воздухе:

— Не трогай его!

Лазарь обернулся, и увидел в просвете между охранниками, прижавшими щёки к прикладам карабинов, выбегающую из укрытия Янику. Она и правда походила на подстреленную птицу — птицу-феникса, который скукоживался и истлевал на глазах в прах и пепел.

— Опустить ружья, — скомандовал Калим. — Ружья в пол, я сказал!

С той стороны баррикады уже собирались зрители — Лазарь видел их тусклые лица сквозь окна машин. Люди прижимались ладонями к стёклам и с любопытством наблюдали за происходящим снаружи. Под их пристальными взглядами Лазарь чувствовал себя рептилией в террариуме, греющейся под инфракрасной лампой. В одном из наблюдателей он узнал Джуду — ну, или кого-то сильно на него похожего. Он такой же статист, как и все остальные, его лицо — часть пастельного рисунка. Такое же слабое, такое же бесцветное, дорисованное чьей-то рукой ради целостности композиции в самую последнюю минуту.

Яника протиснулась между охранниками, ступая мучительно, будто каждый шаг давался ей, как Русалочке, и остановилась рядом с Лазарем. В безотчётном порыве он прижал её к себе одной рукой, и она с готовностью вцепилась в него обеими.

— Не трогай, — повторила Яника, тяжело дыша. Её взгляд был устремлён на отчима.

— Твоя падчерица собственной персоной, — объявил Лазарь. — Налицо лёгкая некондиция, но это издержки доставки.

— Яни?

Калим недоверчиво потянулся к падчерице рукой, которой только что собирался бить Лазаря, словно хотел убедиться на ощупь, что перед ним плоть и кровь, а не фата-моргана. Пальцы замерли в паре сантиметров от дочери, скошенный назад лоб снова сморщился.

— Тебя укусили? — тихо спросил он.

Яника сжала губы и так сильно зажмурилась, что Лазарь совсем не удивился, когда в уголках глаз выступили крупинки слёз.

Леонард взмахом руки раздвинул телескопическую дубинку. В строю охранников началось шевеление: мужчины отлипали щеками от прикладов и поворачивали назад головы.

Калим отдёрнул от падчерицы руку, как от горячей сковородки.

— Хреново, — сбивчиво проговорил он, — очень хреново. Я ж тебе говорил никуда не рыпаться. Я говорил тебе?

Она кивнула.

— Вот видишь. Послушалась бы старика, сейчас целёхонька была бы.

«Вот скотина-а!» — не уставала возмущаться Дара.

— То есть, контроль качества она не проходит? — уточнил Лазарь, не зная, смеяться ему или плакать. — Неужто на складе не найдётся небольшого закутка для бракованных?

Яника ещё крепче прижалась к нему, и на одну сумасшедшую секунду Лазарь почти поверил: она всерьёз испугалась, что сейчас он станет вырываться, брезгливо отцепляя от себя её руки.

— Заткни фонтан! — рявкнул Калим и зачем-то опустил ладонь на рукоять нагана. — Ещё один выпад, ослик, и, отвечаю, я размажу тебя по асфальту!

— Не надо, — взмолилась Яника. — Пожалуйста. Я всё помню, я сама во всём виновата. Ты был прав… Надо было тебя послушать.

Калим замотал головой, потрясая бульдожьими брылами.

— А если я прав, чего ж ты теперь слёзы льёшь? Небось, меня винишь? Мало я для тебя делал, засранка неблагодарная? Может, и так, — он покивал похожей на грубо отёсанный булыжник головой, — может, и перегнул где палку. Да только ты же кого хочешь доведёшь! Ну, скажи на милость, какого ляду ты стояла столбом, пока я кувыркался… — Калим осёкся, окончание фразы повисло в воздухе. В уголках рта залегли горькие складки.

— Я до самого конца надеялась, что ты победишь, — призналась Яника. — Надеялась и болела за тебя, потому что… потому что до самого конца не верила себе и верила в тебя.

Калим скривился, точно ему под нос сунули носки недельной свежести. Оглянулся на Леонарда:

— Вот он, современный молодняк, видал? Всё витают в облаках. А как на землю сдёрнут, так их тут же и тошнит. Они там в облаках, а мы здесь! Внизу! Жопу рвём! Да разве ж им до нас есть дело? Разве плохо им, когда они в двухъярусном сортире уже второй этаж заняли?