Игра Лазаря

Лазарь усмехнулся своим мыслям и снова сосредоточился на рассказе.

— Крыша была что надо: двухскатная, в обветшалой выгоревшей черепице. А печная труба — ты что! — он ностальгически закатил глаза. — Вообще любимое место. Тёплая, плоская — привалишься к ней спиной, и ты на вершине блаженства. Верхолаз — так меня называла бабка.

Сокрушительный удар в дверь заставил Лазаря прерваться. Он мотнул головой в сторону прихожей и продолжил чуть быстрее:

— Не знаю, что меня дёрнуло в тот день испытать себя на смелость. Может, солнце напекло — денёк выдался жаркий, как в аду. Как бы то ни было, мне приспичило сделать то, чего я раньше делать никогда не решался, но всегда хотел попробовать. Я встал на конёк крыши, развёл в стороны руки и пошёл вперёд на манер эквилибриста. У меня получалось — я делал шаг за шагом, балансируя руками для равновесия. В ногах появилась твёрдость, которой они не знали даже на земле, страх улетучился. Тёплый ветер подгонял, задувал под майку, ерошил волосы, но идти не мешал. Трудно описать чувство, которое переполняло меня в тот момент. Чёрт его знает… наверное, мне было хорошо…

«Ты был счастлив, бревно неотёсанное!» — подсказала Дара.

— Я наступил на что-то, — Лазарь нахмурился. — Кусок сухого мха или что-то. Ступня заскользила, меня потащило вниз по скату… я сверзился на землю с пятиметровой высоты прямо на ноги. Особой боли не почувствовал, но сразу понял: с ногами что-то не так. Караул поднялся! Приехали предки, отвезли в город. В травмпункте сказали, что у меня какие-то трещины в голенях и запеленали ноги в гипс. Крышу, конечно же, сразу запретили. Мать велела убрать лестницу подальше, бабка плакала и повторяла, что дорога мне туда теперь заказана. В тот момент я ненавидел их обеих.

«Тик-так, так-так», — напомнила Дара.

— Пока я болел, мать срезала сотню моих попыток вернуть крышу обратно. Ещё сотня вертелась у меня голове. Когда я поправился, и меня, впервые после несчастного случая, снова привезли к бабушке, я уже знал, что делать. На следующее утро, пока все спали, в одной пижаме и босиком, я выволок с заднего двора лестницу и взобрался на крышу. Прошёлся до трубы, потрогал тёплый кирпич, постоял немного. Потом сполз на край крыши и спрыгнул вниз.

— Спрыгнул? — не удержала любопытства Яники. Несмотря на упрямство, история захватила её. — Зачем?

— Ну как, — усмехнулся Лазарь, — хотел доказать этим тупицам, что прошлый раз был нелепой случайностью и моя крыша безопасна. Иначе они никогда бы не поверили.

— И что, мама вернула тебе крышу?

Лазарь покачал головой:

— Нет, не вернула.

— Почему?

— Потому что я снова неудачно приземлился, и старые трещины в голенях раскрылись. Но знаешь, что?

Яника с усилием, будто у неё затекла шея, повела головой слева направо.

— Оно того стоило. Такова была цена надежды, которая поддерживала меня, пока ноги заживали в первый раз. Отголоски этой надежды помогли выжить и во второй. Сейчас ты на краю крыши, — Лазарь снял руки с её плеч и распахнул настежь окно. То самое, через которое совсем недавно от неё сбежал Джуда. — Прыгать или нет — решать тебе.

Наверное, размышлял он, помогая Янике выбраться из окна на козырёк подъезда, она из тех, кто будет прыгать снова и снова, пока не разобьётся насмерть. Её надежда совершенно другого порядка — это надежда молодой фигуристки, которая проносит сквозь бесконечную боль падений упрямую надежду на скорое избавление.

Яника соскочила на козырёк, и Лазарь уже собрался присоединиться к ней, когда услышал от Дары:

«Ты молодец, Лазарь. Сенс просит передать, что тырить чужие истории из детства простительно, если цель оправдывает средства, так что он не в обиде».

— Обижаться не на что, — шёпотом ответил Лазарь, закидывая ногу на подоконник, — Это всё равно, что стырить у него из-под кровати японскую надувную женщину перед тем, как Айма полезет туда с пылесосом, и переложить под свою.

Яника была так слаба, что обратный путь до «Гризли» показался до неприличия затянувшейся игрой в русскую рулетку. Несколько раз Лазарь предлагал ей взобраться к нему на закорки — нести её было бы не труднее, чем походный рюкзак, но она всякий раз отказывалась. К счастью, на всём пути к лагерю они не встретили ни одного прокажённого. Должно быть, тела застреленных сородичей в окрестностях супермаркета отпугивали живых, как отпугивает птиц мёртвый воробей, подвешенный за лапку к плодоносящему дереву.

Они укрылись за той же самой обгоревшей «Газелью», где ещё вчера с ними прятался Джуда. И, также как и вчера, в строю автомобилей вокруг парковки выделялся белый «Ниссан» с надписью «ВЫХОД» от крыла до крыла.

— Знаешь, — Яника обессилено опустилась на землю и прислонилась спиной к обугленному каркасу автобуса, — я только теперь поняла всю ценность совета надеяться на лучшее и готовится к худшему. В общем-то, я ни на что не надеюсь. Просто любопытно узнать, что там у тебя за волшебное слово.

— Моя очаровательная улыбка, — Лазарь чудовищно осклабился. — Посиди тут, а я схожу. Когда подам знак — махну рукой вот так — ты выйдешь. Но не раньше, договорились?

Рыжая голова на тонкой шее медленно опустилась к груди и ещё медленней поднялась обратно.

— Тогда я пошёл.

— Лазарь, — холодные пальцы сомкнулись на его запястье, и он обернулся. — Мне тебя бог послал?

Это было нечто среднее между вопросом и утверждением.

— Ага, — подмывало съехидничать, но она смотрела так искренне, что язык не повернулся. — Спецдоставка с небес.

— Отойди на пару шагов и покажи руки.

Седоволосый мужчина в зелёном камуфляже направил на Лазаря охотничий карабин «Сайга». Морщинистое лицо, почерневшее от загара, и серые глаза, похожие на две отполированные монеты, выдавали в нём заядлого охотника. Оружие лежало в ладонях, как родное — они с ним давние друзья.

— Внутрь я тебя не пущу, сынок, даже не надейся, — проговорил старик сипатым голосом курильщика со стажем. — Лучше топай отсюда подобру-поздорову, пока в тебе дырок не понаделали.

— Мне нужно поговорить с Калимом, — сказал Лазарь. В коротком разговоре с Яникой на пути сюда ему удалось аккуратно выведать нужное имя. — Пусть сам выйдет.

— Послушай, сынок, — кажется, старик старался быть вежливым, — какие у тебя могут быть дела к Калиму? Ты себя в зеркало видел? Он мужик крутой. В лучшем случае пошлёт на хрен.

Охранник вышел один, и это сыграло Лазарю на руку. Как только карабин опустился достаточно низко, Лазарь быстро перехватил его за цевьё и отвёл в сторону.

Лицо старика исказила гримаса физического напряжения. Вцепившись в приклад обеими руками, он силился вернуть ствол обратно на Лазаря.

— Слушай, вахтёр, — рычаг был длинный, и Лазарь легко удерживал карабин на вытянутой руке, — Калим пошлёт на хрен тебя, если ты сейчас же не вызовешь его сюда. Скажи ему, здесь его дочь — Яника.

Лазарь отпустил ружьё, и дуло тут же зависло у него перед носом.

— Яника, — повторил он. — Не забудь имя.

С минуту старик пожирал Лазаря взглядом, размышляя, какое из двух зол выбрать. Прикончить Лазаря прямо здесь и попасть в немилость к боссу, или выслужиться, но тогда придётся оставить обидчика дышать. Наконец, выбор был сделан, и старик попятился обратно к «Нисану».

«Где твоё уважение к возрасту?» — поинтересовалась Дара, когда охранник исчез в салоне машины. Судя по голосу, она здорово перенервничала.

— У меня это называется состраданием, — полушёпотом ответил ей Лазарь. — Уважать свечки на торте глупо.

Минут десять никто не выходил, даже за стёклами машин не угадывалось никакого движения. Голова Лазаря вертелась во все стороны, как флюгер на шквальном ветру, высматривая прокажённых, но вокруг валялись только мёртвые тела, окутанные гудящими роями мух.

Наконец, с той стороны баррикад послышались шаги, и через салон «Ниссана» на улицу стали протискиваться люди. Пять человек, включая уже знакомого старика в камуфляже, выстроились полукругом за Лазарем, образовав нечто вроде живого заслона, отгородившего маленький пятачок перед машиной от прочего мира. Мира, в котором осталась Яника.