Страница 32 из 132
- Друзи! - точно выдавил он из себя и захлебнулся. -…Мы добрэ потрудились, нас наградив командующий, я тоже получив подарунок, за що хочу сказаты спасибо. Но, дороги друзи, сердцэ мое роздырае обида и биль за нашего молодого офицера товарища Кормушеико. Я, як коммунист и парторг подразделения, не можу молчаты. Хочу сказать по чести, як все було… Лейтенанта Кормушенко мы знаем один год. Добрэ знаем, вин честный хлопец, работяга, А що получилось? Получилось всэ наоборот! Товарищ Таланов доказав, будто внн негидный офицер!
Сказав это, Пчелка встретился взглядом с Талановым, сидевшим справа от него, тот вздрогнул и зарумянился, и это опять повергло мичмана в сомнения: надо ли было выступать? Остановиться было невозможно, точно внутри с неудержимой силой раскручивалась туго заведенная пружина.
- Я хочу знать, кто найшов у походе неисправность? - И, подняв указательный палец, Пчелка взмахнул в воздухе: - Кормушенко найшов! А хто устранив все неполадки? Кормушенко устранив! Зачим же товарищ Таланов втэр очки начальству, чужу работу выдав за свою?!
Пчелка опять глянул на Таланова; его лицо напоминало докрасна раскаленный котел, который вот-вот взорвется.
- Мени стыдно перед цим хлопцем за товарища Таланова и за нас всих, що мы бачили несправедлывисть, а молвить про це смелости не хватало. Мы все-таки чэ-стны люды и больше не могим цэ скрывать!…
Он смолк, вытер платком вспотевший лоб и вернулся на свое место с таким видом, точно вот здесь, на глазах у всего честного народа, устроил себе казнь за то, что в передовом экипаже, в том самом подразделении, где он парторгом, случилось такое позорное дело: лейтенант в походе выполнил трудное задание, вовремя обнаружил причину и предупредил аварийное положение, а славу присвоил себе его начальник.
Стало шумно. С мест доносились возмущенные голоса. Людям не хотелось поверить, что все это правда. Командир боевой части, коммунист, совсем неглупый человек дошел до такого…
Решили выслушать объяснение Таланова. Надо отдать должное его уму, выдержке, уменью владеть собой. Он поднялся, вышел вперед и всем своим видом дал понять, что человеку нанесли незаслуженное оскорбление; сейчас люди узнают правду, и все станет на свои места.
- От меня требуют объяснения. Что ж, я готов. Постараюсь коротко, не задерживая ваше внимание.
- Можно и подробно! - заметили с места.
Таланов не ответил, продолжая развивать свою мысль:
- Еще накануне похода лейтенант Кормушенко отменил существующие инструкции ухода за материальной частью и решил разработать свои собственные.
- Не самостийно, а с вашего согласия, - вставил кто-то.
Таланов выслушал не перебивая и тем самым еще раз хотел подчеркнуть чувство собственного достоинства.
- Здесь утверждают, будто я дал «добро». Пора знать, дорогой товарищ, такие вещи на словах не делаются. Если я согласился, то в документе должна стоять моя подпись. Где она, покажите?!
Он сознательно сделал паузу и терпеливо ждал, что за этим последует. Все молчали. Он решил: противники убиты наповал - и обрел больше смелости.
- Так что сами видите, накануне похода без моего ведома и участия лейтенант Кормушенко все перевернул с ног на голову. Отнесся безответственно, материальную часть должным образом не подготовил. Ну а что было дальше - сказал командир корабля. Мне ничего не остается добавить. Разве только выразить сочувствие нашему парторгу товарищу Дубовику, его явно ввели в заблуждение…
Объяснение Таланова, вместе с тем, что говорилось в докладе Доронина, прозвучало вполне логично и убедительно. Начинали рассеиваться сомнения, казалось, что мичман Дубовик стал жертвой обмана либо налицо явно тенденциозное отношение к Таланову…
Максимов молча сидел за столом президиума и то привычке что-то рисовал на листе бумаги, делая вид, будто ничто другое его не занимает. Теперь он поднялся и обратил к Таланову свой взгляд:
- Позвольте вас спросить… Таланов насторожился.
- Я хочу услышать от вас, кто все-таки выявил и устранил неполадки?
Таланов повернулся к Максимову, не замечая всех остальных.
- Трудно сказать, товарищ адмирал. Коллективными усилиями… Там были Голубев, Кормушенко, я… Еще позвали Зобина.
- Может быть, товарищ Зобин и поможет нам внести ясность, - предложил Максимов.
Худой, тщедушный капитан третьего ранга нехотя поднялся, вышел вперед и неторопливо начал объяснять:
- Да, я был. вызван… К сожалению, мы все ничего не могли сделать без лейтенанта Кормушенко. Мне кажется, только он и знает по-настоящему эту технику. Во всяком случае, довольно быстро нашел причину аварии и все исправил своими руками.
- Ах вот как! - с удивленным видом произнес Максимов.
Таланов недовольно замотал головой:
- Не совсем точно, товарищ адмирал.
- Что ж, по-вашему, я врать буду?! - с досадой отозвался Зобин.
Объявили десятиминутный перерыв. Моряки по одному выходили на свежий воздух, курили, спорили. Никто к Таланову не подошел. Он удалился в глубину коридора и стоял там, прислонившись к окну.
Прошло смятение. Улеглись душевные страсти. Партийное собрание продолжалось.
Офицер Зобин, поначалу нехотя отвечавший на вопросы, казавшийся спокойным, даже безразличным, теперь снова поднял руку и настойчиво попросил разрешения сказать всего несколько слов.
- Для меня ясно, - произнес он, негодуя, - товарищ Таланов присвоил чужой труд, чужую славу. Такой поступок позорит честь старшего офицера и коммуниста…
Он хотел продолжить, но понял, что все с ним солидарны, и зашагал прочь.
Доронин снова взял слово и признался в том, что слишком доверял Таланову, был о нем более высокого мнения, после похода настаивал на награждении его ценным подарком, а вот - попал в такое незавидное положение.
Тут с места ему подали реплику:
- Не делай добра - не получишь зла!
Невзначай брошенная фраза вызвала у Доронина желание ответить.
- Нет, я с вами не согласен, - заявил он. - У нас одна семья, и при всей требовательности, продиктованной нашей строгой службой и нашим первейшим Долгом перед Родиной, мы вместе с тем должны Считать законом дружбу и по-хорошему, по-доброму относиться друг к другу.
- Правильно! - послышались голоса.
И Максимов присоединился, кивнул в знак согласия.
Таланов все это время сидел безучастно, скрестив руки на груди, не поднимая головы. И лишь услышав, что будет выступать Максимов, бросил взгляд вперед и напрягся. Все разом отступили от него, и виделись только седая голова, два острых глаза и крупная адмиральская звезда, отливавшая золотом на погонах.
- Сперва я дам справку, - сказал Максимов, вынул из кармана и развернул какую-то бумагу. - Мне сейчас принесли документ, который представит для вас некоторый интерес. Позвольте огласить…
И он начал читать акт, составленный бригадой специалистов, вызванных с завода. После похода они осмотрели, проверили аппаратуру в штурманской части и пришли к такому выводу: «Узел П-3 штурманского комплекса вышел из строя по причине несовершенства конструкции, а также дефектов, допущенных в процессе монтажа. Следует отметить работу инженерного состава подводной лодки, сумевшего в море выявить и своими силами устранить дефекты, обеспечив решение боевой задачи. В дальнейшем необходимо проверить узел П-3 в лабораторных условиях и принять меры к его дальнейшему конструктивному усовершенствованию…»
- Оно понятно, - просто, буднично рассуждал Максимов, точно он был не на трибуне, а сидел с Дорониным в каюте на диване. - На то и испытания боевой техники в море, плавании, чтобы выявить все конструктивные недостатки. И Москва не сразу строилась…
Он остановился, перевел дух…
- Меня интересует другая, совсем не техническая, я бы сказал, этическая сторона дела. Как мог товарищ Таланов представить себя героем дня? Почему не дрогнула рука, когда он получал именные часы от командующего флотом? Ведь мог же сказать: извините, мне не положено, это сделал мой подчиненный, ему и награда. Не-е-ет… Не таков Таланов!