Страница 11 из 21
Кровник с трудом забирает у него свою руку.
«ТИХО!!!» – показывает он.
Сахно медленно ставит кейс на землю.
Они упираются плечами в приклады и поднимают стволы.
Стоят и смотрят туда, откуда пришли.
Слышат шелест в тумане: кто-то быстро-быстро бежит по мху, растущему между деревьев.
Они слышат сопение: кто-то нюхает холодный воздух негромко, фыркая.
Кровососы. Тут. Стоят прямо в тумане. Метрах в тридцати отсюда.
Легкий холодок в животе. От этого холодка начинает неметь солнечное сплетение и корень языка. И сердце – оно начинает пропускать удары.
Сахно плавно ведет стволом влево. Еще левее. Еще.
Он прикасается щекой к ложу и вкладывает правую глазницу в оптический прицел. Левее. Еще левее.
Они словно проявляются на фотобумаге – три темные фигуры, шагнувшие из тумана.
В ту же секунду он и Сахно начинают стрелять.
Он бежит.
Бежит изо всех сил.
Бежит, чувствуя их дыхание за спиной.
Чувствуя как душа уходит в пятки.
Держа в одной руке кейс, а в другой сжимая ладонь мальчишки.
Вниз, по склону холма, который хлещет голыми ветками кустов по бедрам и животу.
Споткнутся – и полетят вниз головой, кубарем, кувырком – сдирая лица, ломая руки и ноги.
Споткнутся – и им конец.
Они бегут.
Бегут, не чуя земли под ногами. Не имея возможности лавировать – просто несутся вниз, к земному ядру, под воздействием силы притяжения. Попадись им сейчас на пути дерево – расшибутся насмерть.
Но здесь нет деревьев. Деревья остались позади.
Где-то там, среди деревьев, он на ходу сбросил свой РД – рюкзак десантника.
Где-то там позади остался Сахно. Еще полминуты назад были слышны его выстрелы.
Сейчас – нет.
Они начали стрелять одновременно, по трем силуэтам, вынырнувшим из тумана.
Одному из них Сахно попал в шею. Двум другим они попросту снесли черепные коробки – рухнули как подкошенные.
Долгие несколько секунд ничего не происходило, и вдруг (!) – они с Сахно посмотрели друг на друга – паровозный гудок! Где-то совсем рядом!
И тут же – ВОЙ ЖУТКИЙ – от которого кровь стынет в жилах.
Кровник не успевает обернуться – Сахно молниеносно вскидывает оружие и делает три быстрых выстрела куда-то ему за спину:
– БАХ-БАХ-БАХ!!!
– Поезд! – говорит оглохший на одно ухо Кровник и дергает головой. – Там!
Он забрасывает автомат за спину, хватает левой рукой кейс, правой – пацана:
– За мной!
Выстрелы за спиной. Это Сахно, став на одно колено, вколачивает пулю за пулей в шевелящийся туман.
Лес кончился.
Лес остался позади.
Он бежит вниз по склону холма и видит белеющую полоску неба где-то впереди. Рассвет начнется с минуты на минуту. Он видит – где-то там же – впереди – широкую реку в клочьях тумана. И еще ближе – вот прямо у подножия этого холма – железнодорожную насыпь с полосками рельс. Кровник слышит поезд, его лязгающий шум. Он видит свет его прожектора, ползущий по рельсам откуда-то из-за поворота. Он видит сам тепловоз – урчащую квадратную коробку с мощным фонарем в квадратном лбу. Тепловоз, натужно гудя, тащит за собой пустые платформы. Одна за другой, громыхая на стыках, появляются они из-за холма. Кровнику кажется, что тепловоз ползет как черепаха. Как ленивая сонная змея.
Ему кажется, что они сейчас с разгону перепрыгнут его. Взлетят над рельсами и перемахнут состав в два счета – вот как быстро они бегут. Вот как несутся, вниз сшибая остатки желтой листвы.
Они уже не могут затормозить. Они уже не могут бежать быстрее. Еще немного – и отвалятся ноги.
И тут (наконец-то!) склон заканчивается.
Кровник делает несколько шагов по ровной поверхности и чуть не воет от боли: судорогой свело все мышцы ног. Он спотыкается. Еще раз.
«Сейчас упаду» – думает он, но чудом умудряется удержаться на ногах.
Рукоять кейса скользит в мокрой ладони.
Ему кажется, что он больше не сможет сделать и шагу.
Пот заливает глаза. Капает с носа.
– Бах! – сзади, – Бах! Бах!
Они стреляют в него на ходу. Летят вниз по склону, не разбирая дороги, поднимая пыль и ломая ветки.
Не зная, как это у него получается, он сгибает правую ногу в колене и переставляет ее вперед. Делает шаг. Другой.
Он бежит! Бежит по гравию железнодорожной насыпи вдоль едущего вровень с ним поезда. Вдоль платформы с остатками песка. Дорога начинает еле заметно изгибаться, и поезд послушно начинает изгибаться вместе с ней. Стук колес о стыки рельс – метроном, задающий темп.
– БАХ!!! – сзади.
Они, не отставая, бегут метрах в тридцати позади него, стреляют не целясь:
– БАХ!!! – пуля рикошетит о колесо, выбив одинокую искру. Он бросает еще один взгляд за спину, и сердце его останавливается: они уже в двадцати метрах от него. Он видит черные фигуры, выбежавшие из леса чуть впереди и несущиеся ему наперерез.
Кровник швыряет дипломат на платформу. Сжав зубы и зарычав, так что вспухли вены на лбу, он хватает мальца одной рукой за пояс, другой за шкирку и рывком подсаживает его повыше.
– Давай! – вопит Кровник.
Малый, издав невнятный писк, цепляется руками и одной ногой за борт. Дернув пару раз кедом в пустоте, он как таракан вскарабкивается на платформу и отползает от края. Он смотрит на Кровника, бегущего почти вровень. «Почти» – потому что поезд явно начинает ускоряться.
Борт платформы не спеша проплывает мимо него. Он видит, как его обгоняет информация о заводе изготовителе и дате последних испытаний. Кровник в отчаянии понимает, что его-то самого некому схватить за ремень и воротник. Его-то подсадить некому. Кровник бежит, смотрит на пацана и видит, как тот медленно начинает удаляться от него. На метр. На два метра. Пять. Он наблюдает, как откуда-то из-за его спины выезжает неаккуратно выведенный через трафарет восьмизначный инвентарный номер. Он видит лесенку. Узкую лесенку из тех, которыми пользуются железнодорожные составители: два «уголка» с приваренными поперек обрезками арматуры вместо ступенек.
Задержав дыхание и оттолкнувшись от земли, Капитан Кровник взлетел над железнодорожной насыпью и со всей дури ударился об измазанную мазутом гнутую конструкцию в три ступеньки.
Он отсушил себе бедро и больно стукнулся коленом, а не будь бронежилета, точно сломал бы пару ребер. Он нащупал подошвой перекладину, вцепился фалангами в какой-то выступ и втащил себя на платформу. Расстегнул кобуру и перекатился на живот, принимая позицию для стрельбы.
Где-то далеко позади он увидел черные фигуры, быстро бегущие в сторону леса.
Он упал на спину и лежал, задыхаясь, хрипя бронхами и наблюдая светлеющее небо сквозь темные пятна перед глазами. Одна мысль пульсирует в ничего не соображающей черепушке: «ушли… ушли… ушли…» – и сам не поймет, о ком это он.
Ушли.
Костя Кровник обожал кино. Он любил в кино все. Это был культ. Череда магических обрядов, священный ритуал. Ему нравилось покупать билет, нравилось, когда гас свет.
Кино – Настоящее Кино, это волшебство в чистом виде – могло жить только так – в полной темноте.
Кино пряталось от солнца, от его разящих лучей, и это только подтверждало его магическую сущность. Оно существовало в своем замкнутом непостижимом мире. В своем собственном храме, уставленном рядами жестких откидных сидений. В запечатанном изнутри и снаружи ящике-гроте. Оно заставляло жить в своей странной нечеловеческой скорости – 24 кадра в секунду. Костя знал, что там – у киномеханика, в его всегда запертой изнутри клетушке, в круглых плоских гробах – лежат свернувшиеся кольцами стокилометровые целлулоидные змеи. Мертвые. Неподвижные. И больше никто – он один, этот киномеханик, этот жрец знал секретные заклинания, вызывающие их к жизни. Разжигающие волшебный луч в священной лампе. Луч, заставляющий двигаться тех – на экране.
Костя знал, что все снятое на пленку проходит загадочный ритуал обращения.