Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 92 из 172

         Дабы Иоанн и не думал о нападении на Турцию, ее вассал Крымский хан получил команду от османского дивана проучить московитов. Они давно не привозили того, что сами деликатно именовали подарками,  Девлет-Гирей же –  данью. Потомок Чингисхана, себя он почитал за наследника Золотой орды со всеми вытекающими. Требовал отдать ему в управление Казань и Астрахань на основании, что властвовали там  его деды, а ныне живут единоверцы.

         Лазутчики сообщили Девлет-Гирею, что отборные московские полки, посланные с Магнусом, заперлись в ливонских крепостях, ожидая наступления лета для возобновления войны. Разорение Твери и Новгорода, сопутствующие голод и язва, опала и казни знатных бояр-воевод, расправа с влиятельными опричниками – все  ослабило войско руссов.  Иоанн в припадке благочестия закрылся в Слободе. Клянет себя за прежние  жертвы, готовит новые. Боярская Дума парализована. Бояре путаются: царь то правит, то пускает на самотек. Ежели возьмет бразды, не на них ли дышло повернет? Девлет-Гирей увидел: при московской путанице  время для набега как нельзя лучшее. Скоро под Донковым и Путивлем услышали прыск и ржание крымских табунов. Разъезды московитов заметили в степи густую пыль и ночные огни и следы  многочисленной конницы.

         Уже два раза сам Иоанн с сыном Иваном выезжал к войску, стоявшему в Коломне и Серпухове. Уже были легкие сшибки в  рязанских и каширских местах, но крымцы везде являлись в малыми группами, немедленно исчезая при появлении наших. И государь успокоился: объявил донесения сторожевых атаманов неосновательными и распустил большую часть войска.

         Меж тем Девлет-Гирей, вооружив всех своих улусников, тысяч до ста и более, с  Ногайской ордой и кочевыми народами кавказских предгорьев, с необыкновенной скоростью вступил в подбрюшье России. Там встретили его некоторые беглецы,  дети боярские, бежавшие из отечества  от московских казней. Изменники убеждали хана не ограничиваться разорением южных областей, а идти прямо на Москву. Иоанн только для вида способен выйти против Девлет-Гирея с шеститысячной опричной дружиною. Большая  и способнейшая часть войска не отозвана из Ливонии.  Ведомый боярами народ царя не закроет. Оскорбленная казнями и конфискациями старая и новая знать вопиет об отмщении.

         Действительно, некоторые приспешники государя, еще не опаленные, или прежде наказанные легко, прозревавшие наказание смертельное, изыскивали способ бывать ночью в ставке хана, где торговали предательство. Ведшие двойную игру признавались в поездках, оправдываясь соглядатальством неприятеля, запоминанием изменников. На  переговорах у Девлет-Гирея заметили князя Ивана Гвоздева-Ростовского, красавца Григория Григорьевича Грязного с  двоюродными братьями Григорием Борисовичем Большим и Григорием Борисовичем Меньшим  с сыном Никитой, все единожды прощенные за опричный заговор в пользу мнимого Георгия и неблагодарные в счастье. Хан вел себя с торговцами умно: приветливо принимал ночных гостей,  примеряющих халаты подданных. Угощал  вином, отпуская с миром. Особо взывал он к царским служакам татарской крови: к шурину Иоаннову по второй супруге – Михайле Темгрюковичу, воеводе Замятне Сабурову, родному племяннику несчастной Соломонии. Замятня Сабуров приходился дальней родней Годунову. Посещая хана, он бросал тень на Бориса.

         Полог ханской юрты был отперт всем. Звали, если впустую не оговорили, вельможу Ивана Петровича Яковлева,  родственника Анастасии Романовой, он избег казни в 1566 году, его брата Василия, бывшего пестуном старшего царевича. Некогда бралась с них клятва не уходить  ни в Литву, ни к папе, ни к императору, ни к султану, ни к князю Владимиру Андреевичу. У посетителей хан легкой шутливой беседою выспрашивал, силен ли царь, где стоят земские полки, по какой дороге лучше идти к столице, далеко ли уступить готов царь при угрозе его страны разорением. Гости отвечали с оскоминой, иные молчали, кто-то болтал шуткою. Хан и совет делали выводы, поступали сообразно.

         Боярская Дума, ведавшая Земщиной, послала против крымчаков князей Бельского, Мстиславского, Воротынского, бояр Морозова и Шереметьева. По обыкновению должны они были встать по берегу Оки. Царь  не противился. Однако  ополчение опоздало. Хан обошел, другой дорогой приблизился к Серпухову. Город прикрывал царь с опричниной. Принять бой с пятью-шестью тысячами против двухсоттысячного войска Девлет-Гирея было безумием, и царь отступил в Коломну, а оттуда – в Слободу, проехав мимо  Москвы, где рыдали оставляемые на милость врага жители. Иоанн совершил то, что не дали сделать его деду Иоанну. Все же на защиту столицы Иоанн отдал боярам большую часть опричной дружины, оставив себе избранную тысячу. Иоанну привели  из темницы крымского посла, его арест был поводом набега.





         Посчитав  Александрову слободу опасно близкой к угрожаемой столице, царь с присными и крымским послом в тороке умчался в Ярославль. Иоанн боялся: за гонения  боярские воеводы не преминут выдать его крымчакам. Он гадал, кому они передадут власть. Первыми по знатности шли Мстиславские, за ними – Шуйские. Будет ли кто из них, или они начнут править сообща, как во времена е детства? Иоанн думал бежать в предпочитаемую ему другим государствам Англию. Опять написал королеве, думая отплыть от пристани св. Николая (ныне – Архангельска).  Елизавета была занята  собственной судьбой. Сестра - Мария Стюарт, опираясь на католиков, и из заточения качала трон.   Шотландия и северная Англия бурлили. Европейские государи звали Иоанна выступить  единым фронтом против османов, но когда он сам подвергся нападению османского вассала – крымчаков, а вместе с ними и турок, никто за него пальцем не пошевелил. Ни то что не послали денег или вооружения, не было и предложено их послать. Мудрая Европа притихла, ожидая исхода войны.

         Дума, не без обычных склок, спешно распределяла или подтверждала воинское командование.  Честолюбие умерялось ужасом. Лишенные государя, взяв на себя всю ответственность за оборону земли, бояре оттягивали полки к Москве, думая о крепости стен. Обойденные крымчаками с фланга, земские воеводы от берега Оки, уводили войска в столицу. Заняли московские предместья и слободы, без того наполненные бесчисленным множеством беглецов. Хотели заставить крымцев сойти с коней и, лишив численного преимущества, заставить сразиться на тесных улицах меж зданиями. Князь Иван Бельский и воевода Морозов с большим полком встали на Варламовской улице. Князь Мстиславский с Шереметьевым – с полком правой руки на Якимовской. Воротынский и Татев – на Таганском лугу против Крутиц. Темкин – с дружиною опричников за Неглинною.

         На другой день, 24 мая (6 июня) в праздник Вознесения Господнего, хан подступил к Москве. Случилось, чего со страхом предвидели: он велел зажечь предместья. Утро стояло тихое, ясное. Московиты мужественно готовились к битве, когда вдруг увидели разгоравшееся пламя. Утренний ветерок перебрасывал его с одной соломенной кровли на другую. Подожженные, деревянные дома и хижины вспыхнули во многих местах на южной окраине.

         Небо затягивалось черным дымом. Разгоряченное полымя притягивало холодный воздух: поднялся вихрь. Через мгновенья огненное бурное море разлилось из конца в конец города с оглушающим шумом и ревом. Никакая сила человеческая не могла остановить разрушения. Никто не думал тушить. Народ, воины в беспамятстве искали спасения и гибли под развалинами пылающих теремов или в тесноте давили друг друга, устремясь в Кремль и Китай-город.

         Начальники  не повелевали. Успели завалить Кремлевские ворота, не впуская никого в сие последнее убежище спасения знати и подсуетившегося пролезть внутрь простонародья. В Кремле пламени долго не было. Огонь лизал высокие стены, лез за  зубцы. Липкие языки сновали по белой кладке. Но вот буря. усилилась Буйный ветер мгновенно перекинул огонь за стены. Мощный вал скатился с пылающего Китай-города, слизал Верхние торговые ряды, занялись бревна башен. Люди на площадях Кремля возопили к небу. Ринулись к алтарям храмов. Припадали на колена, рыдали пред иконами.  Уже горели и храмы. Кровли и колокольни рушились, погребали жителей. Колокол Ивана Великого упал, треснув. Падали и глубоко врезались в землю колокола  в Кремле и в Опричном дворце за Неглинкой. Плач стоял несусветный. Его заглушали только взрывы пороховых запасов, уносившие толпы новых жертв. В Кремле сломали ворота, выходившие к реке. Гурьбы катились по отлогу. Передние падали, задние шли по ним, топтали. Все лезли в воду, многие тонули.