Страница 47 из 172
«Чего же еще говорили бояре?» – нетерпеливо спрашивал он. Василий рассказывал единокровному: «- А то, что надо молиться, чтобы Господь вернул государя на стезю уваженья старых Рюриковов родов. Много сделано ими для отечества, не токмо крали. Надо молиться о царском здоровье и долголетии. Хотелось бы точнее знать, сколько проживет царь и когда вступит наследник его Иван. Договорились бояре ночью пойти не по христианскому обычаю погадать к астрологу Бомелию, узнать – долго еще править Иоанну».
Василий говорил одни слова, а Борис понимал другие. Прижал царь бояр хуже смерти, не знают, как избавиться. Рады были бы несказанно извести его да и царевича Ивана. Не попросят ли у Бомелия яда, вроде не для царя, на лечение, а там царю и подольют?.. Кого же намечают на царствие? Монаршего рода оставался только дурак Феодор. Наметили править при нем, вертеть флюгером. Годунову при таком раскладе ничего не выходило. Придя во власть, бояре немедленно распустят опричнину, отодвинут от трона всех с ней связанных, в том числе и Годунова.
Что делать? – рассуждал Борис. Одно из двух: или выдать царю склонявшихся к заговору, или присоединиться к боярам. В последнем случае, замешкавшемуся с присоединением и незнатному Годунову не дадут теплого места при душевно неспособном малолетнем Феодоре.
- Чего ты? – спросил Василий, заметив отстраненный взгляд товарища. – Твоя очередь. Тоже тайну какую-нибудь расскажи.
Годунов вздохнул:
- Если б я ведал какую тайну, Вася! Но я перед тобой в долгу. Как что узнаю, тотчас поведаю. Мы же теперь кровные братья. Один за другого.
Василий и Борис обнялись и троекратно расцеловались. Поклялись никому не говорить о свершенном побратимстве. Обнимая Василия, Борис задумал проникнуть ночью к Бомелию и подслушать, не ведет ли тот какие возможные к использованию беседы.
Полагая Якова и Матвея Грязных обязанными ему, Годунов ближе к полуночи пошел в покои Бомелия. Тому отвели две дворцовые комнаты. В первой располагалась лаборатория, во второй – спал он и Зенке. Позаимствовав ключи от дворцовых покоев с того места, где они висели под присмотром опоенного вином ключника, Годунов осторожно подошел к сеням, прислушался. Изнутри не доносилось не звука. Годунов открыл дверь, кликнул Якова и Матвея. Грязные, ставшие орудиями Бориса, лежанияания е к мспользованию беседы.ным.по Опричному дворцу, где во всех углах трахались, лизались или валяпротиснулись следом.
Они оказались в лаборатории. На длинном широком столе стояли реторты, перегонные кубы, медная и стеклянная причудливой формы посуда. Лежали дорогие сердцу чернокнижника астролябия, небесные атласы и таблицы эпициклов и дифферентов, и звездный глобус, где Земля в середине, а вокруг на орбитах планеты с Солнцем. По углам тлели на стенах светильники: в жиру тлели тряпицы. Напряженному слуху Годунова показался шум в соседней комнате. Он с предосторожностями туда, и никого не обнаружил. Матвей знаком позвал его вернуться к дверям. Борис глянул и увидел Бомелия с польским послом. Оба шли по коридору, тихо разговаривая. Почти у самых дверей остановились. Быковский протянул Бомелию увесистый мешок. Юрий Быковский пошел назад, а Бомелий открыл дверь покоев.
Годунов и Грязные успели встать за полки с огромными книгами в телячьих переплетах, а меж книг - банки, склянки, горшки. В полутьме комнаты спрятавшихся не было заметно.
- Зенке! – окликнул Бомелий.
Зенке не откликнулся. Годунов обрадовался: он не ошибся. Когда входили, палаты были пусты.
В дверь легко ударили костяшками пальцев. Три стука, два, три. Бомелий отпер, ругаясь, куда пропал Зенке. В проходе грудилась целая боярская делегация: Иван Андреевич Шуйский с тревожным сыном Василием и двоюродным братом последнего – Иваном Петровичем, старый Федор Иванович Скопин-Шуйский с сыном Василием, Федор Федорович Нагой.
Бомелий спрятал за спину мешок с монетой, кинул под крышку сундука. Бояре тоже принесли щедрое вспомоществование. Не откладывая, Бомелий приступил к гаданию. Он ловко вертел астролябией, выглядывая в окно на чистые весенние звезды, шептал, считая в уме. Слюнявя палец, переворачивал листы звездного атласа. Ответ на главный вопрос оставался прежний: царь умрет через пять лет. Кто станет править после? Другой царь. Какой? Звезды молчали, показывали величайшие потрясения, бунты, мятежи. Картина будущего была темной. Светила открывали, что будущий царь где-то недалече. Среди присутствующих или за стеной. Бомелий не сказал того, чтобы не шокировать тем, что сам посчитал ошибкой.
Бояре терли затылки, пускали пальцы в бороды. Выживут ли знатные роды? На все воля Божья. Будет ли опричный поход во Владимиро-суздальскую землю? Не дает ответа Юпитер. Лишь пылающий в небе красный Марс застилает Венеру, зовет войну страшную. Опять жалели бояре потраченных денег. Нет им пользы от гадания. Не говорит Бомелий желаемого. Сказал бы: успокоится царь, не тронет больше ни бояр, ни их вотчин. За то не жалко серебра.
Не успел Годунов с Грязными передохнуть, как за ушедшими боярами к Бомелию явились опричники. Те не желали гороскопов. Алексей Басманов с порога схватил Бомелия за горло. Малюта выкрутил ему руки. Афанасий Вяземский, Алексей Басманов с сыном, Василий Грязной с братом Григорием били поваленного на пол звездочета сапогами поддыхло и по ребрам. Прижавшийся к стене, Годунов удовлетворялся свидетельствуемым. Не то, чтобы ему было жалко Ростова или Суздаля, но неправильно, неверно разорять свои земли свои. Опричники же как раз и требовали у Бомелия доказательств измены тех городов. Борис не ошибся, предположив, что на польские деньги наводит Бомелий тень на плетень. Идти царю на Суздаль с Владимиром – общая выгода опричнины и внешних врагов.
Бомелий катался по полу, притворно и искренне стонал. Клялся римским распятием, до утра представит человека с очернением Владимира с Суздалем и всех, имеющих там вотчины бояр. Яснее ясного в сказке будет явлено: плетется заговор, тайно собирается войско, государя опять желают низложить знатные фамилии. Бомелий подразумевал вписать в очернительную грамоту имена недавно явившихся к нему бояр.
Опричники оставили ученого от боли стонущим, наказав: не представит он им до рассвета давно обещаемого письма, придут и оторвут ему нежнейшие органы, не пришьет. Удивительно скоро выкатившись из-под стола, Бомелий кинулся в коридор, вслед опричникам жалостливо клича:
- Зенке! Зенке! Черт тебя побери! Где ж ты?!
Бомелий не позаботился закрыть дверь. Годунов и Грязные могли беспрепятственно выйти незамеченными. Но Матвей рвался к сундуку, прихватить нечестных деньжат. Борис удержал. Острый слух Годунова уловил шевеление за кроватью. Вытащив саблю, Годунов медленно, трепеща, пошел в дальний темный угол. Грязные, тоже с саблями, за ним. невнятный звук голосов в покоях. Как из-под земли из-за кровати вылетел Зенке вместе высоким человеком в ситцевой рубахе, поддевке и портах, заправленных в сапоги. Неизвестного Яков принял за купца. Матвей же смутно припоминал, что уже где-то видел того. Не обнаруженные ранее, «купец» и Зенке слышали и бояр, и опричников. Оба не успели стряхнуть с одежды пыль и паутины.
Зенке успел схватить с сундука обоюдоострый палаш, выставил перед собой, ловко кольнул в Годунова. Борис отступил, пропуская вперед Матвея и Якова. Палаш пролетел перед лицом Матвея. Клинки скрестились, бросая искры. «Купец» не был вооружен. Он поддержал Зенке, кидаясь подушками, схваченными с ложа, и стремясь бежать в дверь. Яков ударил по подушке кистенем. Полотно лопнуло. Комната наполнилась летающими перьями.
Зенке ударял правильно, применял приемы. Он вскочил на постель, занимая высокую позицию. Матвей с Яковом шли на него. Годунов кружил за их спинами. «Купец» неожиданно кинулся мимо Грязных на Годунова с сорванным со стены светильником. Матвей плашмя ударил «купца» саблей по руке. «Купец» взвыл от боли. Дымящий светильник покатился по полу, разливая топленое сало по раскиданным перьям.