Димитрий

                                                         7

         Перерезав отрядами Сапеги поставки хлеба из Сергиева посада, Димитрий   возбудил голод в столице. Зимой 1609 года четверть ржи в Москве стоила семь рублей. Шуйский устанавливал твердые цены, заставляя купцов и богачей целовать на том крест в храме Успения. Торговцы клялись, выходили из церкви с поклонами и шли  цены взвинчивать. Впавший в отчаяние народ кричал на улицах:

- Мы гибнем от царя злосчастного! От него кровопролитие и голод. Долгот ли нам сидеть в осаде и ждать голодной смерти?!

         17 февраля толпа под начальством Романа Гагарина, Григория Сумбулова ворвалась в Кремль:

- Надобно переменить царя! Василий сел самовольством. Не всею землей избран!

         Князь Василий Васильевич Голицын стоял за мятежниками, потому что сразу после Шуйского, отметая бывших за Димитрия Романовых, был в очереди на престол. Но за Шуйского выступал патриарх Гермоген, не ладивший с Василием, но поддерживающий власть, раз она существовала. Гермоген и вышел к  толпе, излившейся на Красную площадь.

- Кровь и голод – испытания Божие, не воля Василия!

         Толпа усовестилась ненадолго. В апреле боярин Крюк – Колычев хотел заколоть Василия. Народ  на Николин день, и на праздник Вознесения врывался к Шуйскому во дворец, вопя:

- Чего еще дожидаешься?! Не голодной смертью ли нам погибать?

         Василий открыл государственные житницы, уронил цену на хлеб до двух рублей. Запасы были ограничены. Продолжись осада, Москва не выдержала бы следующую зиму. Помог дипломатический успех.

         Шведский король Карл, не любивший племянника - Сигизмунда, обещал помощь против мятежников и поляков, все активнее их поддерживающих. В Выборге возобновили мирный договор 1595 года. Карл выделял Шуйскому две тысячи конников и три тысячи пехотинцев на восстановление порядка. Василий обязывался платить им сто тысяч ефимков ежемесячно, королю же отдавал навечно Кексгольм с Карелией. Общее командование дожжен был осуществлять князь Михаил Скопин – Шуйский.

         26 марта воевода Ододуров  встретил на границе союзную рать  Якова Понтуса Делагарди. Скопин ждал шведского полководца в Новгороде. Делагарди было 27 лет, Скопину – 23. Эти молодые люди и спасли Василия.

         5 мая под селом Каменка разбили крупный отряд Димитрия, и Псковская земля сразу вернулась Москве. 13 июля взяли Тверь.

         На помощь Димитрию выехали астраханские казаки. Их вели Август, Осиновик и Лавр, назвавшиеся чудесно спасенными сыном и двумя внуками Иоанна Грозного. Верный Шуйскому воевода Замятня Сабуров перехватил казаков возле Саратова, легко рассеял. Осиновика умертвил саблею, Августа и Лавра повесил.

           Стремясь опередить угрожающих  Скопина и Шуйского, Димитрий послал полки на решительный приступ Москвы. Брат Василия Дмитрий Шуйский вышел встречь с сильным царским войском. Бой пылал отчаянный. Тушинцев  отодвинули к Ходынке.

         Осенью Скопин и Делагарди очистили Переславль Залесский и взяли Александрову слободу, где зазимовали. Предательский рязанский воевода Прокопий Ляпунов прислал туда посольство, будто все рязанцы желают Скопина – Шуйского в русские цари. Россия столь же стремительно возвращалась  Шуйскому, как недавно шла в обратку.

         В Тушинском лагере шел разброд. Атаманы и ляхи избранно  слушали Димитрия. На собственный страх и риск ездили грабить обозы между Коломною и столицей, Красное село.

         Что же Сигизмунд? Он безуспешно осаждал Смоленск, отказавшийся признать себя подарком Димитрия Мнишеку. Хотя Сигизмунд не побеждал, к нему понаехали запорожские казаки, взявшиеся подчинять Путивль, Чернигов, Брянск и Новгород – Северскую землю его именем.

         Ляхи из Тушина жаловались королю:

- Как смеешь ты брать под свою руку города, обещанные нам царем Димитрием за верную службу? Мы – поляки, но на русской службе заслужили именья в Северской земле кровью и победами. Твои гайдуки грабят, а мы остаемся в бедности с одними ранами.

         Гетман Сапега колебался в верности королю. Гетман Рожинский отрекся его в пользу Димитрия. Тушинские конфедераты послали сказать королю:

- Если сила и беззаконие готовы исхитить из наших рук достояние меча и геройства, то не признаем ни короля королем, ни отечества отечеством, ни братьев братьями!

         Димитрий Первый обещал тестю за Марину Новгород – Северскую землю еще в Польше. Новые дары Димитрия Второго вступали с тем в противоречие. Интересы оставшихся в Тушине ляхов столкнулись с уехавшим к Сигизмунду Мнишеком.

         Гетман Рожинский писал королю:

- «Ваше величество, все знали и единственно нам предоставили кончить войну за Димитрия, еще более для республики, нежели для нас выгодную. Но вдруг неожиданно вы являетесь с полками, отнимаете у него землю Северскую, волнуете, смущаете россиян, усиливаете Шуйского и вредите делу уже почти нами совершенному… Сия земля нашей кровью увлажнена, нашею славою блистает. В сих могилах от Днепра до Волги лежат кости моих храбрых сподвижников. Уступим ли кому Россию? Скорее все мы положим  головы. Враг Димитрия, кто бы он ни был, есть наш неприятель!»

         Послы конфедератов изъясняли отдельно и гетману Жолкевскому о недопустимости вмешательства короля. Паны и шляхтичи из стана Сигизмунда потешались над ляхами, принявшими русскую службу. Допытывались о  необыкновенных спасениях их тушинского царика. Спрашивали, не слепа, не близорука царица Марина, не разобравшая отличий другого.

         Король отверг самоволие забывавших родину  подданных и передал тушинским послам:

- Вам надлежало не посылать к королю, а ждать моего посольства. Тогда разъяснено  было бы, для чего я вступил в Россию. Бесспорно, отечество наше славится редкою свободой, но свобода имеет законы, без которых государство стоять не может. Закон республики не дозволяет воевать  королю без согласия Сейма. Я его получил, а вы, люди, частные, своевольным вмешательством в дела московские раздражаете опаснейшего врага Речи: озлобленный Шуйский натравливает на наше отечество  шведов и крымцев. Легко призвать, трудно удалить опасность… Идите и скажите своим клевретам, что искать славы беззаконием, мятежничать и нагло оскорблять верховную власть есть дело не свободных граждан, а граждан диких и хищных.

         Сигизмунд отрекался  того, на что четвертый год закрывал глаза. При его походном дворе был Мнишек, источник тех, кого король укорял. Ныне Сигизмунд добивался  за что объявлял отступниками: ляхи при Димитрии и король сцепились за Новгород – Северскую землю.

         Приехавшие под Смоленск парламентарии Михаил Молчанов (местоблюститель Димитрия), князь Рубец – Мосальский, Юрий Хворостинин, Лев Плещеев, дьяки Грамотин, Андронов, Чичерин, Апраксин, дворяне и громогласнее других – Михайло Салтыков с сыном, отрекаясь Димитрия, у которого шел разброд, нашли выход: пусть сын Сигизмунда Владислав вступит на русский престол. Ибо мы, московиты, в конец запутались, кому служить.  Договориться о россиянине без тягчайшего кровопролития и бедствий мы не способны. Ни один царь нам не люб, ни Димитрия, ни Шуйского не хотим. Приходите и правьте нами! Дьяк Грамотин обрисовал выгоды, ожидающие северную Русь и Речь при соединении под одной короною.

         Литовский канцлер Лев Сапега поблагодарил делегацию от имени короля за оказанные честь и доверие. Пока Сигизмунд обещал стать покровителем московской державы и православной церкви, назначить сенаторов для переговоров о соединении России с Речью.

         Переговоры начались немедленно в виду осыпаемого ядрами Смоленска. Русская делегация провозгласила:

- С того времени, как смертью Иоаннова наследника извелось державное племя Рюрика, мы всегда делали иметь одного венценосца с Польшей. В том  удостоверит сей думный боярин Михайло Глебович Салтыков, знающий  государственные тайны. Препятствием были грозное царствование Годуновых, успехи мнимого Димитрия, беззаконное воцарение Шуйского. Ко второму самозванцу мы, здесь стоящие, пристали до времени от ненависти к Василию, а не по вере, что он сын Иоаннов. Обрадованные вступлением короля в Россию, мы тайно снеслись с знатнейшими людьми в Москве, сведали их единомыслие с нами и давно прибегли бы к Сигизмунду, если бы неподвластные королю тушинские ляхи тому не противились. Ныне же, когда вожди и войско склоняются к законному монарху, объявившему нам чистоту своих намерений, смело убеждаем его величество дать нам сына в цари. Ибо ему самому, государю иной великой державы, нельзя оставить ее, ни управлять Москвой через наместника. Вся Россия встретит вожделенного царя Владислава с радостью. Города и крепости отворят врата. Истинный патриарх (Филарет) благословит его усердно. Пускай не медлит Сигизмунд, идет прямо к Москве, и подкрепит тушинское войско, угрожаемое превосходящими силами Скопина и шведов.  Мы впереди укажем ему путь и средства взять столицу. Сами свергнем, истребим ненавистного Шуйского как жертву, уже давно обреченную на гибель. Тогда и Смоленск, осаждаемый с тягостным усердием, доселе бесполезным, тогда и все государство последует нашему примеру.