Димитрий

         Шуйский приказал неотлучно сторожить Марфу Нагую с братьями. Еще не хватало, вывезут их в Тушино, узнает мать сына, дядья племянника. При неясных обстоятельствах Марфа скоро скончалась, вместе с жизнью лишившись страхов и искушений. Бесспорно, смерть ее была на руку Шуйскому.

         Щедро вознаграждал Димитрий примеривавшихся перебежчиков, да иссякала монета. Москву кормил Троицкий Сергиев монастырь, бывший в шестидесяти четырех верстах от столицы. Димитрий послал сильный отряд взять обитель и перенаправить ее щедроты, коими успел воспользоваться он сам или его предшественник до злополучного выстрела из пушки.

         23 сентября Ян Сапега, Александр Лисовский, Константин Вишневецкий, Иван и Самуил Тишкевичи с тридцатитысячным войском осадили монастырь. Оборону возглавили, с отрядом запершиеся в лавре, князь Григорий Долгорукий и дворянин Алексей Голохвастов. В монастырь стеклось множество монахов и монахинь из других обителей, белое духовенство, крестьяне и их владельцы окрестных местностей. Игрой судьбы там оказалась Ксения Борисовна Годунова и Мария Владимировна Старицкая с дочерью.

         Девяносто пушек лавры и стоведерный ковш для варки смолы представляли осаждающим угрозу и приманку трофея одновременно.

         К 30 сентября ляхи с казаками, большинство – донцы и малороссы, выставили туры на горе Волокуше, Терентьевской, Круглой и Красной, прокопали ров от Келарева пруда до Глиняного оврага, насыпали высокий вал, и с 3 октября в течение шести недель без роздыха палили по обители из шестидесяти трех пушек. Троицкий монастырь едва уступает размерами московскому Кремлю, это мощное фортификационное сооружение. Взяв его, показали бы, что и Кремль пал бы. Белые башни и стены обители содрогались, возникали пробоины, немедленно защитниками заделываемые. К счастью, каленые ядра миновали постройки. Пожаров пока удавалось избежать. Иноки бесстрашно обходили стены с воодушевляющими молитвами.

         12 октября к штурму готовились: заняли подходившие к монастырю дороги, ночью с факелами, лестницами, щитами и таранами с криками и под войсковую музыку побежали к стенам. Димитриевых воинов встретили залпом пушек и пищалей, зажженной смолой, каменьями и пращами. Не допустили до стен, отогнали.

         19 октября осторожно спустились со стен на веревках, проникли в неприятельский лагерь и зажгли осадные туры на Красной горе. 25 октября повторили вылазку. Зажгли вражеский острог.

         Ляхи повели подкоп под стены. Им встречь вывели слухи – встречные лазы на подрыв идущих.  Дважды копатели встречались с взаимною кровавою схваткою.

         1 ноября пошли на вылазку. Поляки перехватили за рвом. Вырезали сто девяносто человек, взяли пленных. В тот же день ядро попало в большой колокол, пробило церковь, повредив иконы, покалечив молящихся. Увидели зловещий знак, устрашились. Несколько иноков в будущую ночь перебежали к неприятелям.

         В ответ осажденные преуспели прорыть ход в ров, делали оттуда смелые вылазки. Схваченный раненый казак дедиловский перед смертью указал ляхов ход. Шел он к угловой башне нижней стены,  представляя большую опасность. Загородили сие место частоколом.  Меткой стрельбою повредили главную литовскую пушку, более остальных вредившую монастырю.

         Начались холода. Полтысячи донских казаков с атаманом Епифанцем бросили осаду и уехали зимовать на Дон.

         9 ноября под гром осадного колокола в глубокой темноте за три часа до рассвета защитники вышли из монастыря с намерением победить или умереть. Порыв ветра рассеял облака, показал три русских отряда. Два храбреца, землепашцы Шилов и Слот, заложили порох и взорвали вражеский подкоп, не успев выскочить и погибнув.

         Толпы иноков, воинов, народа вываливали из лавры, приняв грохот взрыва за победу. Яростно рубились, резались на земляных укреплениях. Валили недругов в овраги, шли на пушки, бившие в упор. Схватили красно – белые орлиные знамена, восемь пушек, самопалы, ручницы, копья. Унесли палаши, доспехи, бочки пороха, ядра,  даже – трубы и литавры.  Увели пленников. Что не утащили, сожгли. Потеряли мертвыми сто семьдесят четыре человека, шестьдесят шесть – тяжелоранеными.

         Битва продолжилась на следующий день. Димитрий потерял полторы тысячи воинов. Полегли знатные ляхи Угорский и Мазовецкий.

         Брат изменника и переметчика Данило Селевин сказал:

- Смертью заглажу бесчестие нашего рода.

         Выскакал один на отряд атамана Чики. Саблею изрубил троих. Смертельно раненый четвертым, нашел силы повалить и его мертвым.

         Иноки везде были впереди. Монастырский служка Меркурий Айгустов  первым достиг вражеских бойниц и был застрелен из ружья польским пушкарем. Но сподвижники Меркурия немедля отсекли литвину голову.

         Стыдясь неудач, Сапега и Лисовский пошли на хитрость. Перевели конницу в овраги, и в темноте послали пехотинцев под стены выманить осажденных. Те поддались. С верхотуры башни дозорные углядели засаду и набатом вернули вперед вырвавшихся.

         Крепла зима. На рассвете туманного дня Сергиевы воины  снова вышли на ворога. Взяли Мишутин овраг, Благовещенский лес, вернули Красную гору до Клементьевского пруда. Были отодвинуты Лисовским и Сапегою, притиснуты к стенам. Подкрепленные вышедшими дружинами, начали вторую битву, гораздо кровопролитнейшую. Простые крестьяне без знания ратного воевали и побеждали. Некий Суета, житель села Молокова, великан ростом, душою и силою богатырь, увлекал товарищей в жестокую свалку, неприятелю сек головы бердышом на обе стороны, шел по трупам.  Меткач Пимен Теменев пустил стрелу в Лисовского, попал в левый висок, свалил с коня. Воин Павлов убил ляха князя Юрия Горского и примчал в лавру на аркане.

         Вражеские толпы рассеяли стенными пушками. Ввечеру торжествовали вторую  победу.

         В лютую зиму монастырь пожег запасы дров. Ходили в лес. Враг стерег дровосеков, убивал, пленил.  Едва не лишились и воды. Два отрока боярских перебежали к Сапеге, указав внешний пруд, от коего скрытно шел проток к лавре. Неприятель начал работы, дабы перекрыть. Пленник раскрыл замысел. Ночью из лавры сделали вылазку, разогнали копателей. Отворив подземные трубы, водою внешнего пруда враз наполнили внутренние накопители.

         Раскрыли другую измену. Монастырский казначей Иосиф Девочкин и воевода Голохвастов, не рассчитывая выдержать осаду, собирались открыть ворогу ворота.

         Неприятель, изнуренный неуспехом, холодом и голодом, бросил окопы и отошел до тепла в деревянный стан. Осажденные задышали свободнее. Стали выходить из лавры рубить лес. Осмелились стирать белье во внешних прудах. Будто одолев навсегда, бездумно запировали в обители, снисходя до развращенных ежедневной опасностью молодых женщин и вдов. Запасы не берегли и истощили.

         Худая вода и недостаток питания произвели цингу.  Больные пухли и гнили. В день умирало до полусотни человек, не успевали копать могил. В одну клали тридцать – сорок тел. Стон и вой не умолкали в монастыре. Кто издыхал, кто плакал над издыхающими. Здоровые шатались изможденными тенями. Стояли на церковных службах под руки поддерживаемые или сидели, склоняясь. Предвидевшие смерть из последних сил выходили на стены. Стояли, ожидая вражеского выстрела. Вылазки прекратились.

         Враг, слыша плач в обители, подъезжал под стены. Влезал на деревья, наблюдая похоронные процессии. Чуял смрад невыносимый и радовался. Думали, лавра сдастся.

         Архимандрит Иоасаф писал в Москву келарю Палицыну, требуя уговорить царя послать освободительное войско. Шуйский ждал набега из Тушина. Выделил шесть десятков казаков с атаманом Останковым, несколько легких пушек. Добровольцами поехали сражаться двадцать московских иноков. Отряд успешно прошел в лавру. Осаждающие схватили только четверых. Разозленный Лисовский приказал казнить их в виду монастыря. В  ответ из обители вывели сорок два пленных литовцем, под стенами срубив головы.