Страница 29 из 42
Князь Григорий Петрович Шаховской, Димитриев ближний, возлютовал на отдвижку от нового двора и назначение воеводой в провинциальный Путивль, где надлежало сменить нерасторопного Бахтеярова. Путивль, после Новгорода – Северского вторая родина Димитриева движения, густел казаками, участвовавшими в воцарении Димитрия, щедро им награжденными, проевшимися и пропившимися, жаждущими кого – нибудь почаще возводить или низвергать. Шаховской, державший нос по ветру и против правительства, сразу же уловил общее желание. Он рассчитал: будь Димитрий жив, быть ему первым при царе, а не в Путивле. И вот, Шаховской, собрав городской совет с казачьим кругом, на вопрос, какая правда в столице, громогласно, с набиравшейся уверенностью отвечал: он сам видел, как в Москве, вместо царя Димитрия, убили какого-то немца. Труп этого немца и пинали, позже его сожгли. Немцем и из пушки стреляли. Бояре и Шуйский врут, чтобы утаить обещанную Димитрием свободу. Царь опирался не на мелкое дворянство и купцов, ему дороги казаки из крестьян и даже смердов с холопами. Скоро Димитрий вернется, уничтожит сословия, уничтожит места, уравняет в правах всех. Восстановит опять запрещенный Шуйским Юрьев день. Простой человек воссядет в Сенате. Пока Димитрий в укрытии, Василий готовит Новгород – Северской земле и Путивлю участь Новгорода при Иоанне за прежнюю природному царю поддержку.
Слова воеводы круг встретил бурным ликованием. Чересчур многие не хотели, чтобы их искали. Вольные люди передавали из уст в уста, и скоро от Москвы опять отпали Моравск, Чернигов, Стародуб, Белгород, Борисов, Оскол, Трубчевск, Кромы, Ливны и Елец.
Князь Андрей Телятевский поддержал Шаховского. Вдвоем собрали буйное войско и именем Димитрия взялись громить Шуйских окраинных воевод. Сложили головы за Василия князь Буйносов в Белгороде, Бутурлин в Осколе, Плещеев в Ливнах. Двое Воейковых, Пушкин, князь Щербатый, Бартенев и Мальцев пополнили темницы.
Будто в подтверждение Шаховскому и Телятевскому в Новгороде – Северском дворянин Молчанов, убийца Феодора Борисовича, объявил себя чудом спасенным Димитрием. Многие знали Молчанова по Москве, поэтому он остерегался широко показываться. Холоп князя Телятевского Иван Болотников, никогда не видевший Димитрия, встретился с Молчановым. Тот уверил его, что он Димитрий и есть. От этого промежуточного Димитрия, история не дала ему номера, Болотников получил сан воеводы и с Божьей или адской помощью невероятно преуспел, угрожая Москве.
В короткий срок лжевоевода овладел Ельцом, Кромами, Веневом, Тулой, Каширой, Алексиным, Калугой, Рузой, Можайском, Орлом, Дорогобужем, Зубцовым, Ржевом и Старицей. Дворяне Ляпуновы подняли, клича Димитрия, всю Рязанскую землю. Отпали Владимир, Суздаль, Ростов, Астрахань, Вятка, Пермь, Сибирь. Везде там пили за здоровье новоспасенного, служили благодарственные молебны. За Шуйского еще держались Псков, Новгород, Казань и Нижний.
Мстиславский с главным войском обступил Калугу, где сидел Болотников. Стрелял из тяжелых пушек. Вел осадную башню. Болотников подкопом взорвал башню. Сражался день и ночь. Ему послали обещание милости. Лжевоевода издевательски отвечал царю Шубникову:
- Жду милости единственно от Димитрия!
Дав сто флоринов, послали в Калугу отравить Болотникова лекаря Фидлера, бывшего Годуновского. Лекарь деньги взял и переметнулся.
Неудачную четырехмесячную осаду сняли. Царские воеводы уступали, разбегались или объявляли себя за Димитрия. Князь Иван Хворостинин, поочередно присягавший Годунову, Димитрию и Шуйскому, объявил о неподчинении последнему. Под хоругви Болотникова перебежало пятнадцать тысяч царских конников и стрельцов и около ста немцев.
2 декабря Болотников, опустошив Коломну, стоял в Коломенском. На счастье Шуйского в стане мятежников явилось раздвоение. Новые воеводы, избранные городами, не признавали верховенства холопа. Упрямились, требовали от него и правой руки – Истомы Пашкова, бывшего веневского сотника, привести и показать Димитрия, именем которого побеждают. Братья Ляпуновы первые бежали сидеть за одним столом с бродягами да смердами, ныне вольными казаками. За Ляпуновыми подались все рязанцы. Шуйский принял их в Кремле, простил. Прокопий Ляпунов получил думного дворянина.
Девятнадцатилетний Скопин – Шуйский, на седьмой воде кисель - родственник Василия, смело выехал с царским войском против несчетного ворога. Успешно рассеял. Пленных было столько, что не нашли места в темницах. Топили в Москве –реке, запихивая баграми под лед.
Шаховской, видя неудачу Димитрия, призвал спустившегося к Царицыну Лжепетра. Тот, зарезавший московского посла в Персию князя Ромодановского и посадивший на кол царицынского воеводу Акинфиева, зимовал на Дону. Лжепетр с донскими и терскими казаками приехал с Дона в Путивль, где был с честью принят в качестве Богом спасенного племянника и наместника Димитрия в его отсутствие.
Лжепетр немедля казнил знатных путивльских узников: рязанских воевод, думного мужа Сабурова, князя Приимкова – Ростовского, начальника города Борисова, князя Бахтеярова. Дочь последнего Лжепетр взял в наложницы. Лжепетр писал в Краков, требуя польской помощи на освобождение Мнишека с дочерью, других ляхов. Сигизмунд выжидал.
Напрасно царица – инокиня Марфа рассылала письма по России, где свидетельствовала, что собственными глазами видела убиение сына в Угличе и Лжедимитрия в Москве. Одни ляхи и злодеи утверждают противное. Великодушный царь Василий дает слово покрыть милосердием вину возмущения. Не токма возмущенные, но и сами возмутители могут жить мирно в домах своих, явив искреннее раскаяние. Марфа слала мятежникам брата боярина Григория Нагого и святой образ Димитрия. Да узрят крамольники ангельский образ сына, устыдятся, охланут. Патриарх Гермоген готовил причащение отрока к лику святых, раз у нетленных останков исцелялись.
Шаховской и те, что с ним, не слушали. Григория Нагого не принимали. Единожды признавшей сына, отказывавшейся Марфе более не верили. Почитали ее умиротворяющие крики Василием Шуйским вынужденными. Шаховской вел на Россию Украину, прикладывая к грамотам Лжепетра государственную печать, украденную им во время свержения Димитрия.
На всякого мудреца довольно простоты: на будущий год Шаховской слил мятежные силы в Туле. Шуйский, сам во главе войска, окружил город. Муромец Мешок Кравков подсказал запрудить реку Упу. Тулу наводнили. Речные волны подмывали постройки, топили припасы, заставляли коней плавать, людей сидеть по пояс в воде. Осажденные, сломленные потопом и голодом, сдались. Болотникову и другим обещали пощаду. Лжевоевода и лжеплемянник выехали, торжественно, будто первые люди, сложив оружие к ногам царя. Болотникова с Илейкой тут же схватили. Лжепетра повесили на Серпуховской дороге близ Данилова монастыря. Болотникову выкололи глаза, потом утопили в Каргополе вместе с атаманом Федором Нагибой. Князьям Телятевским и Шаховскому сохранили жизнь. Шаховского сослали в каменную пустыню Кубенского озера, предателя Фидлера – в Сибирь.
Василий Шуйский праздновал падение Тулы, как Иоанн – взятие Казани. Пышность не затмила новой беды. В Стародубе объявился настоящий Димитрий. Настоящий – значит, умный, расчетливый, про кого нельзя утверждать с уверенностью, что он Молчанов. Человек, способный править, но без рода и фамилии. Тот, о котором молили Шаховской и Болотников, - способный руководитель движения.
Василий Шуйский, закрывшийся в спальне с молодой женой Буйносовой, не выходивший сутками, словно до бабьей плоти дорвавшийся, содрогнулся от занесенного проклятия. Последыш Годунова должен был кончить, как он. Насмешкой звучали приносимые царю донесения, что в Астрахани провозгласил себя наместниками царевич Август, лжесын Иоанна Грозного от Анны Колтовской, и того лжеплемянник – царевич Лаврентий, от лжесемени убиенного Ивана Ивановича. Гораздо плодоноснее была память Феодора Иоанновича, кроме упомянутого Лжепетра, он лжепородил восемь лжецаревичей, наводнивших Украйну: Федора, Ерофея, Клементия, Савелия, Семена, Василия, Гаврилу и Мартына. Все они стеклись к Димитрию II, главному.