Миткаль. Книга первая.

-Не понимаю, чего вы добиваетесь, Влад Вячеславович, - сказала я, глядя на него сквозь слёзы. – Хотите, чтобы я вас прирезала, а потом села на пятнадцать лет?

-Ненормальные у тебя шуточки, Ева Ранг, - произнёс Влад Вячеславович, глядя на мою руку с зажатым в ней ножом. – А, может, ты уже кого-то прирезала? Поэтому и скрываешься в нашем милом маленьком городишке?

-Мне кажется, вы, с вашим человеконенавистничеством, прирезали бы кого-то скорее… - ухмыльнулась я.

Что-то мелькнуло в его прозрачных глазах.

-Влад, ради всего святого! - послышался голос дядюшки. – Что здесь происходит?

-Ваша кухарка не умеет резать лук, - заявил Влад, отходя от меня. – Пришлось ей показать.

Дядя радушно позвал Влада в кабинет, а мне велел подать чай с бутербродами. Я швырнула нож в мойку и одним движением сбросила неровные полуколечки в форму для запекания. Любой человек плачет, когда рядом кто-то чистит или режет лук. А в глазах Влада я не увидела ни одной слезинки. Вот и попробуй попросить эту глыбу льда, чтобы прекратила свой изматывающий игнор…

Подойдя к двери кабинета с большим подносом в руках, я невольно замедлила шаги. Дядя не полностью закрыл дверь комнаты, и голоса были отчетливо слышны.

-А я-то думал… - говорил дядя недовольно. – Оказывается, ты постарался!

-Да, я, - с отвращением молвил Влад.

-Ну и дурак! - безжалостно заклеймил дядя. – Уж от тебя я не ожидал. Хорошо, хоть сейчас признался. Зачем? Мы же, вроде, разговаривали об этом. И придерживались одной позиции.

Молчание.

-На этой дороге я тебе не товарищ, - бросил дядя. – Ты убиваешь этим и себя!

Помедлив, я внесла в кабинет поднос. Дядюшка начал живо интересоваться, что с рыбным филе и с пирогом, а Влад сидел насупленный и недобро на меня поглядывал.

-Держу пари, она все вам пересолила и переперчила, - не мог удержаться он от гадости.

-Да нет, кстати, - заступился за меня дядюшка. – Готовит она хорошо.

От неожиданности я чуть не опрокинула на дядю поднос, но, слава богу, успела поймать.

-Но руки у неё все равно дырявые, - заявил Влад, с аппетитом откусывая от бутерброда.

-Вы правы, Влад Вячеславович, - кивнула я. – Поэтому если я уроню на вас чайник с кипятком, вы, наверное, не очень удивитесь.

-Ева, Ева… - скорбно покачал головой дядюшка, и я поняла, что на признании моих кулинарных способностей его любезность и закончилась. - Ну что за невоспитанная девица! Сколько можно тебя учить – ты должна быть любезной с гостями. Лю-без-ной! Ты понимаешь, о чем я?

В общем, я не чаяла, когда милый сердцу Влад Вячеславович, наконец, откланяется. Он, однако, откланиваться не спешил, прогостив до полуночи и соревнуясь с дядюшкой в остроумии на мой счет. Он видел, что мне тяжело это выносить, видел, что я устала и мне хочется удалиться в свою комнату, но нарочно цеплялся ко мне ещё больше. Ему не нравились ложки с пятнами, вкус только что испеченного мной пирога и полы с его же собственными следами грязных ботинок. Когда я, наконец, оказалась в своей комнате, то только и смогла, что побросать кое-как свою одежду, залезть под тёплое одеяло и уснуть беспробудным сном.

На следующий день почтальон принёс в библиотеку журнал «Любимый город» формата мини, выходящий раз в месяц. Я расписалась и пошла с журналом в фонд, чтобы положить его на стопку таких же. Неожиданно скользкий журнал выпал из рук и открылся. В глаза мне бросилась большая профессиональная фотография. Портрет. Под ним - имя и фамилия девушки, которая выбросилась из окна.

Так вот, какая ты была, Ангелина Несмеянова. Красивая.

Статью я прочитала. Она была очень драматична и выдержана в чёрных красках. Автор под псевдонимом Джонни Кейдж изо всех сил старался подчеркнуть «шокирующий ужас страшной трагедии». Жизнь Ангелины – кстати, дочери богатых родителей – была абсолютно безоблачна: наркотики и алкоголь она не принимала, и не знала, что такое несчастливая любовь. Последний раз её видели на конной базе в воскресенье – она «словно беззаботная пташка, не ведала, что чёрные крылья трагедии безжалостно распростёрлись над ней». Этот журналист так же утверждал, что из своих источников знает информацию, неведомою простым смертным. Например, перед смертью Ангелина пила чай «Абадесс». А в спальне, из окна которой и шагнула девушка, страшный беспорядок, всё разбито, покорёжено. Это можно было бы назвать следами борьбы, если бы экспертиза не доказала совершенно точно, что Ангелина Несмеянова была в квартире одна и беспорядок произвела сама. И пластиковое окно она открыла своей рукой, после чего шагнула с пятнадцатого этажа единственной в городе шестнадцатиэтажки, где недавно приобрела квартиру. Далее журналист, смакуя подробности, описывал, что она переломала, и как вели себя родители и младший брат Ангелины. Это я читать не стала, как и не стала разглядывать жуткую фотографию, сделанную автором статьи – словно изломанная кукла в тонкой розовой ночной рубашке, лежащая на мокром асфальте. Внизу поместили рекламу чая «Абадесс».

Зачем я вообще взялась читать душераздирающую статью? Теперь страшное фото будет преследовать меня. Так же как и мысли о нелепости произошедшего. И о совести этого самого Джонни Кейджа, так ярко и подробно все описавшего. Видимо, из-за этого он не назвался своим настоящим именем. Даже с некоторой брезгливостью я захлопнула журнал и бросила его на место.

Хватит уже думать о том, какую жизнь могла прожить эта несчастная девушка.

В «Согинее» я иногда встречала Гая, но больше не останавливалась, ограничиваясь вежливым «Здравствуй» или просто кивком. Я чувствовала на себе его внимательный взгляд даже из другого конца коридора, но подойти и завести разговор он не пытался. Пожалуй, я была даже рада этому.

Грустная осень с её пасмурным небом, бесконечными дождями и мокрыми тротуарами не добавляла настроения. В пятницу я обычно с утра сидела в библиотеке, а после обеда мчалась на пары, последняя из которых заканчивалась без пятнадцати восемь. В это время уехать было очень тяжело.

Я стояла в сумерках на остановке под дождём, а пальцы отчаянно мёрзли в тонких перчатках. Впереди не было и намека на приближение долгожданного троллейбуса №5. Промозглый холодок забрался под моё старое чёрное пальто, хорошо, хоть ноги я как-то умудрилась не промочить.

Надо встать в очередь на маршрутное такси. Хотя ей не видно конца и края, наверное, она все же подойдет быстрее, чем подъедет троллейбус. По проезжей части шел поток машин, и свет фар выхватывал капли дождя, мелкие, словно дым.

У обочины в паре метров от меня притормозила красивая чёрная машина, седан со значком, похожим на букву Н, на капоте. Стекло со стороны пассажирского места открылось, и я узнала в водителе Гая:

-Привет!

-Привет, - отстранённо улыбнулась я и бросила взгляд на дорогу.

-Замёрзла?

-Да нет, все в порядке. Через пять минут подойдёт троллейбус.

-Брось! Я тебя подвезу.

Я упрямо отвернулась. Конечно, меня тянуло в тёплый, завораживающий негромкой музыкой салон этого красивого автомобиля. Надо быть просто идиоткой, чтобы отказаться от возможности с комфортом попасть домой. Гай даже не поленился выскочить из машины по дождь. Подняв воротник добротного чёрного тренча, он хлопнул дверцей машины и без суеты подошел ко мне.

-Боишься сесть, Ева?

Разумеется, я не боялась.

-Посмотри на себя – промокшая, замёрзшая… - он говорил это чуть ли не с нежностью.

-Гай, ты очень любезен, но, правда, не стоит, - перебила я.

Да уедешь ты, наконец? Но Гай не уезжал. Дождь мелкими бисеринками покрывал его пальто. И все же ещё минута – и он вернётся в салон своей красивой машины, включит поворотник, посмотрит в боковое зеркало, и поедет в какое-нибудь уютное, а главное, тёплое кафе ужинать.

На нас уже откровенно пялились люди из очереди, с любопытством прислушиваясь к разговору. Какие-то девчонки, рассмотрев сначала Гая, а потом меня, переглянулись, пошептались и захихикали.

Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.