Миткаль. Книга первая.

глава 1

«Тёплый» приём.

-Хогошая, догогая, я тебя юбью! - говорил он высоким голосом, сжимая в своих влажных красных ладонях мою руку. – Носью я не могу уснуть, потому сто постоянно о тебе думаю!

Он стоял так близко, что я могла хорошо рассмотреть катышки на его синтетической майке цвета серой спаржи. Беспокойные пальцы нервно поглаживали моё запястье.

-Неузеи ты совсем меня не юбишь? – глаза цвета кока-колы с выдохшимся газом, простоявшей на солнцепеке как минимум неделю, смотрели жалобно и внимательно. – Я так юбью тебя… моя богиня… моя звезда…

Давно не стриженые пегие волосы обрамляли лицо неопрятными патлами. Левое плечо он держал заметно выше другого.

-Моя! Моя! Моя! Моя! Моя! Моя! – повторял он громче и громче.

Я попыталась вырвать руку, но не смогла: ломкие корявые пальцы сжались с неожиданной силой, и он потянул меня к себе.

Вздрогнув, я проснулась, потирая запястье. Поднеся его к глазам, увидела красноватые следы пальцев, отпечатавшиеся на коже. Пригляделась - никаких следов на руке нет.

Виновато тусклое освещение… И дурной сон… Передо мной продолжало стоять это плоское лицо, умоляющее и одновременно агрессивное.

Ну что за наваждение? Я вытащила мобильник из кармана джинсов. На экране светились цифры 03.25. В темноте за стеклом автобуса стремительно сменяли друг друга огромные деревья. Свет в салоне был притушен до максимума. Вокруг все спали.

Сон, сон, сон. Я не услышу этого голоса, перевирающего больше половины согласных в словах, и не увижу этого лица, которое было бы у Петрарки, если поэт страдал олигофренией в стадии дебильности. Я больше не испытаю щемящей гадливой жалости. Выдохнув, я откинулась на удобную спинку сиденья, испытывая чувство, граничащее со счастьем. Моя история очень глупая, но выход, который я нашла, кажется единственно возможным. Наверное, это неправильно, но постепенно я прихожу к тому, что жалость – самое отвратительное чувство на свете. В первую очередь - для самого жалеющего.

Я включила плеер и закрыла глаза.

Не живет на воле зверь из зоопарка.

Наше прошлое исправить не дано.

Мы когда-то все замешкались на старте.

Беги! Беги!...

В сон я провалилась, словно в чёрную дыру. Даже плеер не выключила.

Мне снился сумрачный осенний лес, которому не было конца и края. А больше ничего.

Ровно в 9.00 автобус въехал на небольшую отгороженную площадку и замер, а я вдруг подумала, что мне не хочется из него выходить. С одной стороны виднелось небольшое полукруглое здание вокзала, на крыше которого большими зелёными буквами было написано название города. С другой стороны наступал лес: голубоватые лапы елей свешивались сквозь тонкие прутья забора.

Вот я и приехала.

Почему утро кажется таким бессолнечным и душным?

Подхватив сумку с вещами, я выпрыгнула из автобуса последней и в нерешительности замерла, оглядываясь по сторонам. Интересно, встретит ли меня дядя? Я говорила ему и о дне и о времени своего прибытия. Но что-то подсказывает, что добираться до его дома придется самой. Хорошо хоть, есть адрес.

Прежде, чем толкнуть мутную стеклянную дверь здания автовокзала, я оглянулась на автобус. От города, в котором я родилась и выросла, меня отделяет теперь почти полстраны. Я усмехнулась. Чтобы пересечь такое значительное расстояние, нужны действительно веские причины. Очень-очень веские.

С трудом разузнав, какой нужен троллейбус, дождалась его и села у окна в обнимку с сумкой. Город мне нравился – улицы с невысокими домами утопали в колючей темной зелени елей и сосен. Несмотря на раннее утро, было сумрачно, сумрачно и жарко. И довольно безлюдно. Вылинявшее, точно старые джинсы, небо выглядывало из-за домов. Когда я ехала сюда, то прочитала, что зимы здесь не столько холодные, сколько очень длинные. И почти каждый день идет снег.

Но сейчас лето. Очень жаркое лето.

Дом моего дяди, если он дал мне правильный адрес, а я его правильно расслышала, искала я долго. Сумка вдруг стала очень тяжелой, накатило ощущение глухой бесприютности. Зачем? В родном городе в моем доме любимый кот смотрит в окно на сквер, в котором скамейки выкрашены в нежно-розовый цвет и плафоны фонарей кажутся большими жемчужинами. А на одной из скамеек сидит обращающий внимание прохожих своей нелепостью человек и повторяет: «Где моя звезда? Где моя юбимая? Посему её давно не видно? Она зе не мога бгосить меня?». Я тряхнула головой, отгоняя картину, которую увидела почти наяву.

Сейчас главное – чтобы дядя оказался дома, иначе придется неизвестно сколько торчать под забором, ожидая его. Я уже не говорю о том, что может выйти какая-нибудь ошибка с адресом. Что делать тогда?

Дом был большой, и какой-то надменный. Возможно, так казалось из-за того, что он стоял на склоне холма немного на отшибе, а возможно из-за того, что находился ближе всех к черте темного леса. У дома был и второй этаж, но что больше всего меня удивило – мезонин с крышей, поддерживаемый четырьмя колоннами и украшенный резными деревянными перильцами. Необычный дом. Что можно сказать о его владельце? Какой-нибудь любитель старины… Который не встретил собственную племянницу.

Странно и по-чужому затренькал звонок. Открывать мне не торопились. Я уже прикидывала, куда лучше пойти, чтобы попытаться разыскать дядюшку, когда крашеная зелёной краской деревянная дверь отворилась, и на пороге возник мужчина в синем бархатном халате и синей бархатной феске. На вид ему было лет сорок пять, невысокий, светловолосый, с глазами, словно затянутыми пленкой, надежно скрывающей это зеркало души от посторонних. Банальное «Вам кого?» даже не прозвучало. Судя по всему, этот человек далек от банальностей. И его высокомерно-вопросительный взгляд красноречивее слов.

-Здравствуйте, дядя, – скромненько сказала я. – Я – Ева. Я вам звонила. Я – ваша племянница, - последнее предложение вышло совсем тихо и неуверенно.

Я видела его всего лишь раз, и то в детстве, поэтому совершенно не помнила. Когда три недели назад я, найдя в отцовской записной книжке номер, накарябанный выцветшими чернилами, позвонила, то совершенно не надеялась, что кто-то вообще возьмет трубку.

И вот сейчас он стоял и смотрел на меня, как смотрит швейцар при входе в дорогущий ресторан на явно неплатёжеспособного клиента, пытающегося проникнуть в его вотчину. В его святая святых.

Молчание затягивалось.

-Приехала-таки, - резюмировал дядя вместо приветствия и посторонился, пропуская меня в дом, из чего я сделала вывод, что и неплатежеспособным клиентам иногда везет.

-Это плохо? – поинтересовалась я, внедряясь в коридор с бежевыми стенами и сияющими люстрами.

Дядюшка ничего не ответил. При светлом цвете волос и бровей у него была рыжая бородка жабо. Я видела его от силы минут десять, но уже могла сделать вывод, что с ним придется несладко.

Чёрт, может, не всё ещё потеряно?

-Итак? – промолвил дядя тягуче, усадив меня за старинный круглый стол, стоящий в центре огромной кухни, пол которой был вымощен синими и красными плитками.

Сейчас на столе сиротливо примостилась коробка кексов с вишней, которую я купила по дороге, и две чашки. Фарфоровая, с кофе – дядина. Керамическая, с чаем – моя. На ней было крупно выбито: «Попили? Боле не задерживаю!»

Боже, мне уже все до такой степени ясно, что и говорить ничего не хочется. Хочется лишь спросить, почему он разрешил мне приехать. Что я и сделала.

Дядюшка медлил, крупными пальцами постукивая по гладкой поверхности стола. Я крутила на среднем пальце правой руки тонкое кольцо с небольшой жемчужиной. Я всегда делала это, когда нервничала.

-Что заставило тебя позвонить мне и попросить о помощи и крове, - начал дядюшка и толстые пальцы его удобно взялись за изящно выгнутую ручку чашки, - мне абсолютно безразлично. Даже более того, я не задумываясь, отказал бы тебе, потому что терпеть не могу глупеньких беспомощных расбор-клоунесс, считающих себя акулками. Если б не одно крохотное но. В моём доме надолго не задерживается ни одна уборщица. Последнюю я выгнал как раз перед твоим звонком. И я подумал, раз ты вынуждена обращаться ко мне, то у тебя нет выхода. А раз у тебя нет выхода, то ты стерпишь все, что угодно, и мне не надо будет мучиться с поиском все новых и новых помоесосалок. Опять же, ты уже приедешь, настроишься, потратишь деньги на билет… Куда ты пойдешь? Некуда!