Страница 24 из 60
Заместитель командира взвода внимательно наблюдает за своими подчиненными. Вдруг его лицо принимает суровое выражение. Подойдя к одной из коек, он резким движением срывает с нее одеяло. Под ним, согнувшись калачиком, спит маленький, худенький паренек. Добжицкий тормошит его за плечо:
— Вставайте, Ожга! Может, прикажете для вас устраивать подъем отдельно, а? — Он буквально стаскивает заспанного курсанта с койки. — Если еще раз придется так поднимать вас, получите два наряда вне очереди.
Стоящий рядом с Добжицким Ожга совсем похож на ребенка. Он трет, как маленький, глаза кулаками, морщится, будто вот-вот расплачется. Не очнувшись еще совсем ото сна, смотрит на командира. Проходит немало времени, прежде чем до него доходит, что он не дома. Только тогда курсант начинает торопливо одеваться, бормоча что-то под нос.
В умывальной комнате стоит шум голосов.
— Ну и сон мне приснился! — с сожалением в голосе говорит высокий, стройный брюнет. — Ну и девочка мне снилась — чудо! А грудь, а ножки…
— Ну и как, договорились встретиться? — любопытствует заспанный блондин.
— Малость времени не хватило. Надо же было дневальному объявить в этот момент подъем!
— Действительно, черт побери, не мог уж подождать, — сказал кто-то с досадой.
Кто-то в шутку замечает:
— Э-э, если бы он ждал, пока Вихшиньский нацелуется, то подъем устроили бы в восемь и мы наверняка остались бы без завтрака.
Стекла в окнах дрожат от взрыва хохота, сопровождаемого плеском воды, пофыркиванием и покашливанием курсантов. Кто-то нетерпеливо подгоняет: «Ну, быстрей, быстрей! Видите, люди ждут!»
Тем временем в спальнях идет заправка коек. Этим ответственным делом руководят заместители командиров взводов. От их глаз ничего не скроешь!
Через несколько минут койки заправлены, и курсанты собираются небольшими группами в коридоре. Дневальный объявляет:
— На зарядку, в две шеренги, становись!
Коридор гудит от быстрого топота ног. Беспорядочная толпа быстро превращается в две ровные шеренги курсантов.
Когда Брыла и Мешковский вошли в комнату, они застали там одного из командиров взводов. Тот, увидев Брылу, доложил, что он дежурит по батарее. Русская фамилия Романов и ломаный польский язык выдавали в нем советского инструктора. Мешковский вспомнил, что Чарковский говорил ему вчера о нем.
Небольшого роста, коренастый, широколицый, курносый, полноватые губы, выдающиеся скулы и ясные, улыбающиеся глаза… Таков был его облик, дополнявшийся добродушным и веселым лицом.
Польскую форму он носил так же, как привык носить свою, советскую. Фуражка на голове не набекрень, как носят поляки, а прямо, с опущенным на глаза козырьком. На груди поблескивал орден Красной Звезды, а рядом видавший виды гвардейский значок с потрескавшейся эмалью.
Романов испытующе приглядывался к вновь прибывшим. Отдав рапорт, перешел на русский:
— Ну, наконец-то прибыли! Долго ждали вас. Наверное, фронтовики?
— А как же! Фронтовики, — подтвердил Брыла, — А вы давно в училище?
— Давно, — кивнул Романов. — Да вот хочется обратно на фронт!
Немного поговорили о батарее. Потом дежурный офицер вышел проверить спальные помещения.
— Как устроились? Нашли квартиру? — обратился Брыла к Мешковскому.
— Да, и неплохую.
— Значит, мое предложение отпадает?
— Честно говоря, лучше жить у красивой хозяйки, — улыбнулся Мешковский.
— Вот оно что! Сразу бы так и сказали. Это совсем другое дело. А я остановился у командира батареи. Вы еще с ним не знакомы?
— Нет. Ну и как он? — поинтересовался Мешковский.
— Толковый мужик, только немного чудаковатый, носа от книжек не отрывает. Хочет наверстать упущенное и занимается с утра до поздней ночи. А так — приятный собеседник и хороший офицер.
— Надо бы ему представиться. Не знаете, когда он прибудет?
— Только на занятия. Тогда и познакомит нас с батареей. Сейчас сидит дома над книгами. Надо отдать ему должное — волевой человек.
Из-за закрытых дверей доносился шум становившихся в строй курсантов. Слышны были топот ног, команды, расчет по порядку номеров. Затем еще одна команда — и послышалось хоровое пение. Вскоре курсанты отравились на завтрак.
— Не пора ли и нам подкрепиться? — спрашивает Брыла. — Вы еще не были в столовой?
— Нет.
— А талоны у вас есть? — Брыла только сейчас заметил странное выражение лица Мешковского. Изучающе поглядев на него, спросил: — Что это вы так сегодня выглядите?
— Как? — удивился командир взвода.
— Ну, знаете… какой-то бледный…
— Это вам кажется.
— Ну нет уж, давайте выкладывайте, только без вранья, — улыбнулся хорунжий. — Вы выглядите так, как будто хозяйка взяла с вас плату за полгода вперед.
Мешковский засмеялся и, взяв хорунжего под руку, направился к двери.
В столовой было шумно. За столиками сидели офицеры, постоянно входили и выходили люди. Кивали друг другу в знак приветствия. Мешковского и Брылу никто здесь еще не знал. Они подсели к столику, за которым сидел усатый капитан, и молча приступили к завтраку. Уже собрались было уходить, когда в дверях появился Казуба. Увидев Брылу, улыбаясь, подошел к нему. Мешковский представился. Казуба сразу покорил ею неподдельным радушием.
— Брыла говорил мне о вас. Рад, что будем работать вместе, — сказал он. — Посидите еще немного. Подождите меня, поднимемся наверх вместе.
Он ел быстро, с жадностью. Брыла, глядя на него, пошутил:
— Зачем так спешить, это вредно.
Командир батареи улыбнулся.
— Я все так делаю — в темпе. И всегда почему-то не хватает времени…
Мешковский приглядывался к нему с любопытством. Вдруг он увидел, как в зал вошел Чарковский. Хотя их сосед по столу, капитан, уже ушел и место освободилось, Дада сел за один из дальних столиков.
Казуба проглотил последний кусок, уже поднимаясь из-за стола. Он поставил стул на место и, не дожидаясь товарищей, направился к выходу. В коридоре и на лестнице Мешковскому пришлось чуть ли не бежать, чтобы поспеть за ним.
Когда они входили в офицерскую комнату, батарея вернулась с завтрака.
Казуба теперь уже официальным тоном обратился к Брыле и Мешковскому:
— С расписанием занятий, наверное, уже познакомились?
— Так точно, — раздался дружный ответ.
— По поводу проведения политзанятий, товарищ Брыла, обратитесь в политотдел. А вам, товарищ подпоручник, — повернулся он к Мешковскому, — нужно ознакомиться с новой техникой. Поэтому на этой неделе занятия будем проводить по сокращенному плану. В пятницу покажете мне конспект занятий по артиллерийской стрельбе на следующий понедельник. — Он вынул из кармана блокнот и сделал какую-то пометку. — Согласны?
— Так точно, — ответил Мешковский с улыбкой. Командир батареи все больше нравился ему.
II
Построение на занятия проводил старшина батареи, старший фейерверкер Зубиньский, человек уже немолодой, с гладко выбритым лицом и крупным, с горбинкой, носом. Все в нем выдавало человека, привыкшего к воинской дисциплине. Ходил он пружинистой походкой и выглядел для своего возраста молодцевато. Команды подавал строгим, хорошо поставленным голосом. «Служака», — определил Мешковский.
Незадолго до того как старшина начал зачитывать приказ, появился Чарковский. Поздоровался с Казубой, затем представился Брыле. Мешковскому подал руку и, не говоря ни слова, подошел к своему взводу. Следом за ним вошел, запыхавшись и раскрасневшись от бега, молоденький подпоручник. Мешковский догадался, что это лейтенант Виноградов, напоминавший опоздавшего на урок ученика. Увидев, что перекличка еще не началась, облегченно вздохнул.
В приказе отмечалось, кто и чем должен заниматься, и сообщалось, что с сегодняшнего дня к исполнению обязанностей в батарее приступили новый заместитель командира батареи по политико-воспитательной работе (замполит) и командир второго взвода.